Фанфан-Тюльпан - Пьер Вебер

«Господин Шевалье де Люрбек,

Будучи послан к вам герцогом де С., я был арестован на границе и препровожден в Бастилию. Прошу Вас, соблаговолите использовать Ваше влияние, чтобы вернуть мне свободу. Я погребен здесь под именем Пьер Куанъяр, буржуа из Лилля. Во имя Господа умоляю Вас действовать быстро, так как у меня есть для Вас чрезвычайно важные сведения.

Тарднуа. «

Бывший управляющий сложил письмо, на чистой стороне пакета нацарапал адрес шевалье, снова зажег свечу и дал стечь каплям на бумагу, что заменило ему воск для запечатывания письма. Записка выглядела неважно, но это для Тарднуа не имело значения, так как он достиг своей цели.

…Фавар после бесконечного хождения по коридорам и лестницам дошел, наконец, до апартаментов господина де Шатильона. Совершенно неожиданно он оказался в большой, богато меблированной столовой, где вокруг стола, обильно уставленного яствами и сверкающего хрусталем и серебром, шумела веселая компания.

— Недурное ремесло у начальника тюрьмы, — пробормотал «в сторону» Фавар. — Здесь много лучше быть тюремщиком, чем заключенным!

Приглашенные бароном гости с любопытством разглядывали вновь пришедшего. Хозяин вечера, тяжело поднявшись из своего позолоченного кресла, галантно начал представлять его гостям.

— Господин Фавар, — сказал ему напрямик этот важный чиновник, — забудьте на минуту о причинах, которые привели вас в эти стены и займите место… среди нас. Ужин не так уж плох и изменит для вас к лучшему ежедневное меню Бастилии. Мы не просим у вас взамен ничего и хотим только, чтобы вы развлекли нас, прочитав несколько ваших стихотворений. Мы, право же, считаем их самыми интересными и умными на свете.

Драматург решил стойко переносить удары злой судьбы. Конечно, он был разочарован, так как понял, что его вытребовали лишь для того, чтобы позабавить этих господ; но еда была аппетитна, женщины красивы, некоторые даже откровенно кокетливы… Да и выбора не было. Поэтому он поместился за столом между двумя особенно приветливо смотревшими на него красотками, желая забыть хоть на час-два о маршале Саксонском, о темных камерах и ветреной жене. Некоторых из присутствующих он знал в лицо. Он уже раньше заметил при дворе фаворитки короля маркиза небольшого роста, который теперь сидел во главе стола. А вот эту девицу из Оперы, которая сейчас делала ему глазки, он тоже раньше встречал за кулисами театра.

Ему было даже приятно, в конце концов, что все эти господа были помещены под той же вывеской, что и он, — личность менее значительная. И, потом, лакеи разносили такие привлекательные на вид блюда! Он взял себе, даже дважды, жареного фазана, начиненного перигорскими трюфелями. Пенистое вино искрилось в бокалах, сладостный аромат женского тела поднимался в перегретом, опьяняющем воздухе банкета. Здесь говорили о Версале и о придворных интригах так, как если бы они сами в них принимали участие.

Кроме того, Фавар из разговоров узнал, что его жена отправилась в турне в сторону Блуа и что маршал Саксонский разместил свои летние казармы около Шамбора. Честно говоря, эти новости его отнюдь не обрадовали, но он, по крайней мере, мог сделать вид, что знает о перемещениях своей супруги и не придает этому путешествию большого значения.

В конце трапезы, когда слуги поставили на стол серебряные кувшины с водой и вазы с золотистыми фруктами, Фавар встал и выразительно исполнил несколько куплетов из своих последних комедий. Как только он начал, воцарилось молчание и беспечные гости стали с наслаждением слушать строфы, сочиненные поэтом. Одну ариетту приветствовали так бурно, что Фавару, под аплодисменты и восклицания «браво!», пришлось ее повторить на бис.

Вскоре негр, украшенный пестрыми перьями, как варварский паша, принес на дамасском серебряном блюде с золотыми узорами арабский кофе. Господин Вель обнял за плечи танцовщицу из Оперы. Начальник тюрьмы с блаженством на лице нюхал испанский табак. В зале была удушающая жара, и лакей открыл дверь, чтобы впустить струю свежего воздуха. И тогда вдруг все услышали издали, с самой высокой крепостной башни, отчетливый крик бдительного сторожевого: «Постовые! Не спать!».

Фавар очнулся и вспомнил, что находится в Бастилии! А тем временем вечер приближался к концу. Сопровождая прощальные слова всеми светскими ораторскими украшениями, на какие может быть способен тюремщик и одновременно человек из высшего общества, господин де Шатильон дал понять поэту, что наступил час расставания, и, несмотря на живейшее удовольствие, которое ему и всем гостям доставило его общество, ему надлежит отправиться на свое законное место.

— Но, — поспешил он присовокупить, — я твердо рассчитываю, что каждый раз, когда у меня будут гости, — а это бывает, по крайней мере, два-три раза в неделю, — вы будете по дружбе приходить снова и очаровывать нас, как вы это делали сегодня вечером, проявив столь тонкий и блестящий ум!

Фавар поспешно ответил согласием. Разве этот вечер не был для него кратким, но счастливым промежутком в длинной веренице тягостных и мрачных дней? И, поцеловав протянутые ему руки дам, под благодарные слова хозяина и лестные приветствия остальных гостей он, сопровождаемый двумя лакеями, которые передали его тюремщику, печально вернулся в свою камеру.

Он нашел своего соседа по заключению крепко спящим. Тарднуа долго и с нетерпением ждал возвращения Фавара, в конце концов, сон сморил его. Он проснулся довольно поздно утром и увидел, что драматург, уставший от впечатлений и развлечений прошедшей ночи, храпит во всю мочь.

Фавар же проснулся только около одиннадцати часов. Протирая глаза после крепкого сна, он с изумлением смотрел вокруг, еще не понимая, где находится. Сообразив, наконец, где он, Фавар спустил ноги с койки, повторяя:

— Как это печально! — Потом, зевнув, добавил:

— А я-то думал, что проснулся в моей спальне!

Тут он увидел улыбающегося Тарднуа, который — вот так чудеса! — был расположен вступить с ним в разговор.

— Ну, провели приятный вечер? — спросил тот.

— Да, сударь, — ответил Фавар, — я лег в то время, когда солнце уже встает.

— Я даже не слышал, как вы вернулись. Признаться, я уже считал, что не увижу вас, что вас выпустили на свободу.

— Увы! — начальник тюрьмы вытребовал меня только для того, чтобы я развлекал его гостей, и, когда работа шута была окончена, я должен был вернуться в это жалкое помещение… И сейчас моя единственная надежда — на то, что благодаря моим актерским способностям мне иногда будет удаваться хорошо поесть у здешнего хозяина, который, надо признаться, кормит вкусно.

— Да, да, подумать только! — живо ответил бывший управляющий, вдруг заинтересовавшись. — Вам повезло!