Третья террористическая - Андрей Ильин

Ничего — бог не выдаст, свинья не съест!..

Началась работа, связанная с частыми командировками в далекие гарнизоны. В какие, он особо не распространялся, но подразумевалось, что его посылают чего-то там проверять — то ли число шинелей на складах, то ли наглядную агитацию, хотя на самом деле он там водку пьет, охотится и неизвестно с кем в банях парится. По поводу чего его жена иногда устраивала ему небольшие и пока еще не лишенные обаяния сценки.

На самом деле он с Кавказа не вылезал, где знакомился с «местными условиями». Случалось, что и с автоматом в руках. Игрой здесь действительно не пахло, потому что чуть не каждый день военными транспортами в Россию уходили партии «двухсотых» и «трехсотых», а в сводках фигурировала сожженная бронетехника и сбитые «борты». Шла нормальная, с «переменным успехом» война, которую, как считал Сергей, нельзя было выиграть с помощью полковой артиллерии и фронтовой авиации. Бомбы против партизан бесполезны, как винтовка против расплодившихся на кухне тараканов — в парочку попасть можно, но остальные все равно разбегутся и забьются в щели. С партизанами можно воевать, только наплевав на женевские конвенции, их же — партизанскими методами.

Нужно ставить засады на караванных тропах, минировать леса, выселять и сжигать «приграничные» деревни, лишая боевиков баз снабжения, выявлять среди мирного населения пособников, брать заложников… В общем, вести обычную контрпартизанскую войну, стратегию и тактику которой отработали еще немцы, вначале тоже пытавшиеся воевать с партизанами с помощью войсковых соединений и авиации, а потом малочисленными, но мобильными силами «альпийских стрелков» и зондеркоманд, которые, проводя в жизнь «тактику выжженной земли», окружали леса широкими полосами спаленных дотла деревень и хуторов. После чего партизанам оставалось лишь выйти из леса или умереть с голода.

И здесь, в Чечне, нужно было действовать так же! Но, видно, у командования на этот счет было другое мнение. Жаль, они его не спросили…

Когда однажды Сергей прибыл из очередной командировки, минуя дом, сразу в госпиталь Бурденко, его жена заподозрила неладное. Но он объяснил ей, что получил ранение на охоте, по неосторожности выстрелив себе в ногу.

Она поверила. Женщины всегда верят в то, во что хотят верить. Во что им выгодно верить.

Подлечившись, Сергей вновь отправился в командировку «шинели пересчитывать». На этот раз он работал под прикрытием корочек корреспондента газеты «Красная звезда», присматриваясь к жизни чеченцев, разбираясь, какую деревню какой тейп держит и с каким тейпом враждует, зубря чеченский язык, чтобы понять, когда рядом с ним скажут — «давай его сейчас зарежем…» или «ты зайди слева, а я сзади…». Для разведчика изучение языков не блажь, а в прямом смысле жизненная необходимость.

К чему его готовят, он еще не знал — но догадывался. Догадывался, что ему предстоит «заброска в глубокой тыл противника».

Так и оказалось…

Задание было самым что ни на есть типовым, по разработанному и утвержденному еще во времена СМЕРШа сценарию — дезертировать с поля боя, перебежать на сторону противника, покаяться, смыть свою вину кровью, втереться в доверие, выслужиться, после чего выйти на контакт с Центром, доложив о готовности выполнить любое задание Родины.

Втереться — ладно, хоть даже без мыла, а вот смывать отсутствующую вину кровью — как-то напрягало. Жаль было использовать свою кровушку в качестве моющего средства. Но отступать было поздно. Отказавшись от выполнения задания, он должен был уйти из армии, сдать ключи от квартиры и в двадцать четыре часа освободить от своего присутствия столицу нашей Родины. И что дальше?.. Пойти трудиться на завод или на стройку? Только кто его туда возьмет без специальности? Остается охранная фирма, или, говоря простым языком, — «крыша», где, между прочим, тоже постреливают.

Нет, уж лучше на передовую.

Тем более что начфин наобещал ему «с три короба» боевых надбавок, коэффициентов и премий. А вышестоящий начальник намекнул на внеочередное звание и разрешил «подрабатывать» на той стороне, получая доллары за головы русских солдат и подбитую бронетехнику.

У «чехов» расценки были даже выше, чем у начфина, так что на круг выходило неплохо.

— Только ты смотри, не перерабатывай — знай меру!..

Сергею придумали легенду, выправили документы на имя Степана Емельянова, русского, уроженца села Разливы Костромской области, который, подписав в военкомате контракт, был отправлен в Чечню.

— На ту сторону пойдешь легальным порядком, без подстраховки. С полгода посмотришь, что да как, а потом…

До «потом» он отслужил почти четыре месяца, на «общих основаниях» участвуя в зачистках, разминированиях и сопровождении колонн, вживаясь в свой новый образ. А когда втянулся, когда врос в шкуру Степки Емельянова настолько, что перестал напрягаться, слыша свое настоящее имя, пошел «через нейтралку» — «накушался» в компании какого-то случайного подполковника водки, раззадорил его, сцепился из-за пустяка, начистил ему рожу и, прихватив автомат, подался в бега, чтобы избежать суда трибунала.

Загремевший в госпиталь подполковник знать не знал и ведать не ведал, ради чего его вначале задарма водкой поили, а потом скулу на сторону своротили, вконец испортив послужной список.

На этот раз замять дело не удалось — потому что Москва «погнала волну». В часть нагрянула комиссия, начавшая громкое служебное расследование, а Военная прокуратура возбудила по факту дезертирства и избиения старшего офицера уголовное дело. Не шуточное — натуральное, с объявлением сбежавшего в розыск и перспективой получения им тюремного срока. Потому что используемые «втемную» военные прокуроры искренне считали контрактника Емельянова негодяем и преступником.

Переход «нейтральной полосы» прошел гладко. Командиры катали отписки, кляня доставившего им столько хлопот дезертира, рядовой состав, подтягивая дисциплину, занимался на плацу строевой подготовкой, прокуроры метали громы и молнии, а «чехи» имели возможность, наведя справки по своим каналам, убедиться, что злостное нарушение в форме пьянки, драки и побега контрактника с оружием из расположения воинской части имели место быть. При желании они могли повстречаться с одним из ее участников, который валялся в госпитале в крови, гипсе и соплях, по поводу увольнения из армии по статье — моральное разложение. Убедиться, что его челюсть сломана в трех местах. Что на блокпостах имеется ориентировка на сбежавшего «контрабаса», в Костромской области — село Разливы, а в личном деле командира части строгий выговор.

Объявленного во всероссийский розыск Степу Емельянова искали всем миром, а он объявился на той стороне — у чеченцев, где после нескольких месяцев подсобных работ и боев стал своим — стал Асланом Салаевым.

Что было потом — известно.

Но все то, что было потом, было лишь вживанием.

Агент «Тромбон» прошел все проверки, закрепился, получил связь и начал работать. Только теперь…

А его жена считала и всем жаловалась, что ее мужа опять послали пересчитывать шинели, которых на этот раз так много — уж так много, что и за несколько месяцев не управиться. И пусть так и считает.

И все — считают! Пусть считают, что он там с молью воюет. А он — не с молью…

Потому что — такая у него… у всех у них работа, связанная с повышенным профессиональным риском. С риском — умереть в любую следующую минуту. Не на миру, где «смерть красна», а тихо и безвестно, под чужим именем и личиной, на чужой, в которую придется лечь, земле. Умереть мучительно и страшно, потому что раскрытые врагом разведчики всегда умирают так, если не успевают убить себя сами.

Такая работа, которую выбирают немногие… Такая работа, которая выбирает не всех…

Глава 47

Шаг…

Шаг…

Шаг…

Носилки плыли, покачиваясь и кренясь, как корабль на волне. Четыре боевика, вцепившись в жерди, несли своего «брата», чтобы спасти его. Через каждые пятьсот-шестьсот метров они менялись местами, чтобы сменить гудящие, вытянутые непомерной тяжестью руки. Это очень не просто нести взрослого, тяжелого мужика, даже если надо пройти всего лишь пятьдесят метров от подъезда до машины «Скорой помощи». А им предстояло тащить его не пятьдесят и не сто метров, а десятки километров, по труднопроходимым горным тропам, зависая на самом краешке бездонных, обрывающихся под подошвами ботинок пропастей, перетаскиваясь через завалы, прижимаясь спинами к отвесным скалам. Им предстояло идти по своей, но все равно вражеской территории, где за каждым поворотом их могла ждать засада. Люди с носилками — легкая цель. Их можно расстрелять в упор, ничем не рискуя, потому что они не смогут залечь мгновенно, а станут опускать, ставить на землю носилки, подставляясь под автоматные очереди. И не смогут уйти, оторваться, связанные раненым, которого нельзя бросить. И будут вынуждены принять бой в самой невыгодной для них позиции…