Шпион - Селеста Брэдли

Отвернувшись, он стащил через голову рубашку и бросил на кипу одежды. Потом устало потянулся, и Филиппа задохнулась от изумления, увидев красные отметины на его плечах, оставленные ее коротко остриженными ногтями.

А его тело! При свете свечи оно было еще более красивым, чем при лунном свете, поскольку его золотистая кожа, казалось, светилась животным здоровьем и страстью. Загипнотизированная волнообразным движением бугрившихся под кожей мускулов Филиппа глотнула снадобье.

И тут же выплюнула его прямо на чистое стеганое покрывало огромной кровати.

Язык горел так, что Филиппа не могла вздохнуть, из глаз катились слезы, казалось, даже пламя померкло, но ругательство, которое будто про себя пробормотал Джеймс Филиппа все же услышала.

– Проклятие, Денни будет зол как черт!

Филиппа не могла сдержать смех. Она хохотала и никак не могла остановиться, не в силах вымолвить ни слова.

Филиппа рухнула в кресло и, закрыв лицо руками, хохотала до тех пор, пока смех не перешел в судорожные всхлипы.

Когда наконец Филиппа успокоилась, в комнате стояла тишина. Филиппа посмотрела в зеркало, которое стояло перед ней, и увидела, что Джеймс, скрестив руки на обнаженной груди, прислонился к одному из столбиков кровати.

– Ты смеешься, как кошка.

– Кошки не смеются.

– Ты тоже не смеялся до сих пор.

Филиппа глубоко вздохнула – слава Богу, теперь она могла дышать.

– Прошу прощения, мистер Каннингтон, я испачкал вашу постель, но смешного в этом ничего нет.

Джеймс пожал плечами. От этого простого движения великолепные мышцы лениво перекатились под матово блестевшей кожей. Филиппа с трудом отвела глаза. Если он заметит, как она на него смотрит, то подумает, что гувернер сошел с ума.

– Я куплю вам новое покрывало, – заявила Филиппа, не подумав о том, где возьмет деньги. Прелестное изделие из великолепного бархата, настоящее произведение искусства, стоило гораздо больше той суммы, которая осталась у нее от квартального жалованья. Филиппа опустила глаза и вдруг с интересом стала рассматривать предметы, стоявшие на туалетном столике.

Серебряный гребень, крючок для застегивания башмаков и перчаток, листок бумаги с загибающимися краями – по-видимому, политическая карикатура знаменитого сэра Торогуда. Она коснулась рисунка одним пальцем, чтобы поправить его. Он скользнул в сторону, неожиданно обнажив широкую ленту и блеснувшие золотом две медали.

Такими медалями награждают героев. На одной из них сверкал профиль принца-регента. Неужели Джеймс герой?

Филиппа провела пальцем по кромке одного золотого кружочка, но тот даже не сдвинулся от ее прикосновений. Филиппа изумленно взглянула на Джеймса.

– Она, должно быть, из чистого золота!

Джеймс пожал плечами:

– Вероятно. Чертовски тяжелая.

Филиппа снова посмотрела на медали, валявшиеся на туалетном столике. Если Джеймс герой, британский герой, тогда почему он желает смерти ее отца?

Филиппа повернулась к Джеймсу.

– Вы не расскажете мне, за что вас наградили?

Джеймс отвел взгляд.

– Не так давно раскрыли заговор. Готовилось убийство премьер-министра.

Филиппа вспомнила. Когда она прибыла в Лондон, весь город обсуждал случившееся. Заговор был раскрыт за несколько дней до ее прибытия.

– Женщина стреляла из пистолета. Знатная дама.

Его глаза потемнели.

– Да. Можно и так ее назвать.

Он опустил руки на бедра и принялся внимательно рассматривать ковер. Филиппа тут же перевела взгляд с его груди на живот, который соблазнительно оттеняла полоска волос, ведущая к…

– Я находился достаточно близко, успел оттолкнуть лорда Ливерпула в сторону и… – Он кивнул на звездообразный шрам на своем плече.

– В вас попала пуля, – изумленно произнесла Филиппа. – Так это были вы?

– Флип, я не совершил ничего особенного. Просто принцу нравится раздавать награды.

– Вы национальный герой!

Филиппа не могла передать словами обуревавшие ее чувства. Джеймс – смелый и достойный человек. Филиппе хотелось броситься ему в объятия и опрокинуть на эту огромную кровать.

«…Руперта Этуотера необходимо ликвидировать». Но если Джеймс верный своему долгу британец, значит, он считает предателем ее отца.

«Взламывая наши зашифрованные сообщения, Этуотер систематически поставляет неприятелю важную информацию».

Нет. Этого не может быть. Ничто не могло заставить отца служить Наполеону!

Только опасность, угрожавшая Филиппе, могла толкнуть его на такой шаг. Она знала своего отца. Знала, на что он готов ради безопасности и благополучия своей семьи. Ведь он сделал все, пытаясь вылечить свою жену, они объехали полмира в поисках излечения. Тратя огромные суммы на разных шарлатанов и сомнительные снадобья, Руперт Этуотер практически разорил их, но остановился, лишь когда угасла последняя надежда.

Должно быть, французам удалось убедить отца, что Филиппа у них в руках. Только если Руперт Этуотер считал, что шпионы бешеного императора, как он называл Наполеона, захватили его дочь, он мог подчиниться врагу, но лишь для того, чтобы продолжать бороться за ее жизнь.

Только по этой причине он мог предать Англию.

Джеймс осторожно кашлянул. Филиппа вздрогнула, подняла глаза и, взглянув в зеркало, встретилась с его изучающим взглядом.

– Флип, у тебя из ушей сейчас дым пойдет.

О чем можно так задуматься, тем более ночью, да еще после кутежа?

Филиппа натянуто улыбнулась:

– Деликатности вам не занимать, мистер Каннингтон. – Она встала. Боже, как ей хотелось рассказать ему о том, что она поняла.

Нет. Только не сейчас. Прежде всего она должна решить, как спасти отца. Филиппа повернулась к Джеймсу и жестом указала на покрывало.

– Вы позволите мне купить новое?

– Нет. – Он усмехнулся. – Лучше посмотрю, как Денни отыграется на тебе.

Филиппа состроила гримасу.

– Спасибо. Вы так добры.

Она направилась к двери, чувствуя, что теряет что-то очень ценное. Ее рука уже коснулась задвижки, когда Джеймс ее окликнул:

– Ты сегодня хорошо провел время, Флип? Тебе кто-нибудь понравился?

Не поворачивая головы, она кивнула. Филиппа не лгала, так оно и было. Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. В течение одной ночи она нашла и вновь потеряла того, кто ей нравится.

Глава 23

Той ночью Филиппа даже не пыталась заснуть. Она сидела в своей комнате у камина, свернувшись калачиком в небольшом кресле, и размышляла о своей несчастной судьбе. Она не может быть с Джеймсом.

Хотя они были по одну сторону фронта.

Какая честь поддерживать его, видеть его слабые и сильные, стороны, быть его наперсницей. Разве какая-нибудь женщина удостаивалась такой удачи – пользоваться неограниченным доверием такого замечательного и обладающего твердыми принципами человека?