Искушение страстью - Француаза Бурден

– Ты в самом деле должен ехать? – спросил Ален.

– В Венецию? Нет, это не обязательно. Я еду туда ради удовольствия!

– Ах да, у тебя же много друзей в Италии…

– Друзья – да, но и сам город прекрасен. Когда-нибудь мы съездим вместе, и ты сам влюбишься в него с первого взгляда.

Жан-Реми говорил с опаской: он не понимал, куда клонит Ален, но всеми силами хотел избежать ссоры. Из кухни запахло жареной рыбой, и художник распахнул входную дверь, чтобы проветрить. Дождь прекратился, солнце клонилось к закату.

– На этой неделе мне прислали книги. Они на маленьком столике рядом с мольбертом. Посмотри. Может, тебя что-то заинтересует. Там последний сборник Арагона, тебе непременно понравится.

Не двигаясь, он стоял на пороге: издалека холмы с оливковыми плантациями казались серебряными. Вечерний свет завораживал, и ему даже захотелось сделать фотографию, чтобы потом воссоздать эти цвета на своей палитре. Всю неповторимую гамму серого и розового.

Рука Алена мягко легла ему на плечо.

– Тебя заинтересовали оливки? Помнишь февральские заморозки три года назад? Так я еще никогда не огорчался…

Жан-Реми прекрасно помнил ту ледяную зиму: Ален метался, как лев в клетке, потом в бессильной злобе отрывал покрытые инеем плоды и сломавшиеся от полярного холода ветки. Несколько деревьев погибло, пришлось высаживать новые.

– Жан, – Ален всегда называл только пол-имени, – я буду скучать.

В тишине слышались крики пикирующих с высоты стрижей. Жан-Реми обрадовался словам Алена, как подарку, но тут же опомнился и не стал придавать им значения.

– Ален, тебе никто не нужен. Тебе хватает тебя самого.

Художник корил себя за эти слова, но они были правдой. Через пару месяцев, когда Морваны уедут, Ален придет однажды вечером и скажет только: «Рад тебя видеть». А дальше – как пожелает: или останется на ночь, или исчезнет так же внезапно, как появился, и оставит Жана-Реми в полной неопределенности.

– Не уезжай надолго…

Шепот Алена был едва слышен, но он в первый раз о чем-то просил. Удивленный Жан-Реми повернулся к нему.

– Почему? Тебе приятно, что я скучаю здесь? Хочешь, чтобы я понапрасну ждал тебя?

Золотистые глаза Алена внимательно смотрели на художника, и тот перестал упорствовать, нетерпеливо махнув рукой.

– У меня уже все расписано, множество встреч…

– С кем?

Резкая интонация была легко узнаваема – это была ревность. Пораженный Жан-Реми хотел улыбнуться, но сдержался.

– С музеями, с площадью святого Марка, со старыми друзьями и с директором галереи. Я… польщен, что тебе это интересно.

Ален не стал больше расспрашивать и ничего не говорил. Известность Жана-Реми росла, он ездил в Париж и по Европе, но раньше Алена это не волновало, и он не завидовал путешествиям художника.

– Если хочешь, я могу поменять планы и вернуться 14 июля.

Предложение родилось у него спонтанно, он даже не успел толком подумать, но уже был готов изменить все свои планы. Ответа не последовало, и он поспешил к плите. Пока с овощей стекала вода, и он выкладывал на блюдо жареного окуня, он чувствовал на себе неотступный взгляд Алена.

– Готово… Ты идешь?

Обменявшись быстрыми смущенными улыбками, они сели по обе стороны большого стола. Жан-Реми взялся разрезать рыбу.

– Спасибо, Жан, – тихо проговорил Ален. – Середина июля – это здорово. А то до конца августа очень далеко. Возвращайся. Я буду приходить к тебе чаще…

В глазах молодого человека что-то странно блеснуло: то ли радость, то ли нежность. Откуда эта сентиментальность? Или он запаниковал из-за приезда семьи? Так или иначе, Жан-Реми не приписывал себе в заслугу эту неожиданную нежность, у него не было никаких иллюзий. Ален все время держал его на расстоянии, и он, в конце концов, забыл, что сам был привлекательным мужчиной на пике блестящей творческой карьеры. Он мог жить, как хочет, покорять мир, а не зависеть от желания мальчишки, которого завоевывал уже многие годы.

Только вот ради этого мальчишки Жан-Реми был готов пожертвовать всем.

– Это только потому, что меня зовут Морван-Мейер! – возражал Винсен. Бабушка энергично покачала головой и жестом приказала ему молчать.

– Ты принижаешь себя, и сам это понимаешь. Твой отец, быть может, самый лучший адвокат в мире, – и тот тебя признает. Люди ценят тебя не за фамилию, а за мастерство!

Открыв ставни крайнего окна, она с удовольствием вдохнула запах розмарина и лаванды.

– Как приятно просыпаться здесь… – с восторгом произнесла она. Клара приехала только вчера, но уже успела отдохнуть после путешествия и собиралась отправиться в Эгальер, на рынок. Винсен налил ей чашечку кофе, положил кусок сахара.

– Ты хорошо выглядишь, дорогой, – сказала она, разглядывая внука.

Сходство Винсена с Шарлем усиливалось с годами, и она все сильнее привязывалась к нему.

– Как тебе живется с кузеном?

– Ты же его знаешь, он целыми днями на плантациях или разбирается со счетами в своей овчарне. В доме он занимает только одну комнату и библиотеку. Кроме того, мы с ним прекрасно ладим. Нет никаких трудностей. А еще он обожает детей, общаясь с Виржилем и Тифани, он проявляет ангельское терпение.

Взглянув на часы, Винсен решил, что перед отъездом в Авиньон может задержаться еще минут на пятнадцать, и взял тост.

– А что новая кухарка? Ей можно доверять? – поинтересовалась Клара.

Легкое замешательство омрачило лицо Винсена, и он ответил не сразу.

– Да, она тебе понравится. Настоящая повариха. Изабель они наняли три месяца назад по совету Одетты, но эта женщина не особо утруждала себя. Винсен даже нанял специального человека, чтобы тот научил Магали управлять домом, но очень скоро понял, что его молодая жена не способна на это. Даже меню Изабель была вынуждена обсуждать с Винсеном или Аленом. Клара как будто угадала мысли внука:

– Как там Магали? У нее прибавилось уверенности?

– Не то чтобы очень… Думаю, ты должна ей помочь.

Клара хорошо знала внука и поняла, что разговор ему неприятен. Здесь скрывалось что-то очень серьезное, и она забеспокоилась.

– Хорошо, я уже здесь и все сделаю, – медленно проговорила она.

Винсен улыбнулся ей своей особенной улыбкой. Он безгранично доверял Кларе; хотя ей было уже семьдесят семь, она по-прежнему была достойным вождем клана и надежной опорой для всех.

– Мне пора в суд, – вставая, сказал он. – До вечера, бабушка.

Она проводила Винсена взглядом. В светло-сером альпаковом[25] костюме, голубой рубашке и галстуке в тонкую полоску он был неотразим. Одеваться он умел: от Шарля ему досталась врожденная элегантность.