Остатки былой роскоши - Лариса Соболева

Дачи высокопоставленных господ, находящиеся несколько в стороне от дач обыкновенных граждан, огорожены высокой железной оградой. Здесь дежурит сторож, не пропускающий незнакомцев. Если на даче планируется уикенд, то сторож обязательно предупреждается, кто и на каких авто прибудет. Поэтому неудивительно, что Толика остановили. Степа показал удостоверение, на что сторож сказал:

– Мне не менты платят, так что не пропущу. А попрешь напролом, шумну. У меня тут сигнализация, приедут из нашей охранки... понял?

И такой кайф поймал сторож, отказав менту, что даже скрыть не пытался. Степа аж зубами скрипнул от взаимной «любви», да вынужден был отступить. Завязать спор с дракой – это спугнуть Туркину и Ежова, ведь пост сторожа – по выправке бывшего военного – расположен недалеко от дачи Ежова. Степа плюхнулся на сиденье и выпустил тираду мата, как часто делает Куликовский, когда дело не залаживается. Отъехали от ворот на почтительное расстояние. Степан нервничал:

– Что же делать? Туркина и Ежов сейчас на гребне победы, отколоть могут любой номер. Как попасть к ним? Пацан наверняка здесь.

– Надо вокруг обойти, – предложил Наум. – Ким же как-то проникал на территорию дач, я точно знаю. Думаю, где-то есть проход, мы ведь его ждали неподалеку.

И вдруг все испуганно замерли. Раздался странный стук. Ощущение было такое, будто колотят по всей машине. Толик и Степа переглянулись.

– Что это? – поинтересовался Наум.

– Откройте багажник! – послышался женский голос.

Толик первый догадался, в чем дело, рванул к багажнику и... У Степы глаза из орбит полезли, онемел, бедняга, а Толик закатился от хохота, даже за живот схватился и согнулся в три погибели у машины, успев вымолвить:

– Ты?

– Дайте попить. – Яна вылезла из багажника как ни в чем не бывало. – Я чуть не задохнулась. А кустики где? Ага, вижу. Я сейчас...

Она исчезла в кустах, а Степа остался стоять с обескураженным лицом и пока не восстановленным даром речи. Иволгин и Наум ничего не поняли, ждали, что им объяснят неожиданное появление странной девушки из багажника. Когда Яна вернулась, довольная произведенным впечатлением, шок у Степы и тогда не прошел. А она принялась рассказывать почему-то Иволгину, как ей удалось обвести вокруг пальца самих ментов:

– Я им помогала, а они меня прогнали. Представляете такую неблагодарность? Зашли мы в бар пивка попить... Кстати, Степа, я пиво терпеть не могу, это тебе на будущее. Я вернулась за сумкой, открыла машину, потом багажник, вставила ключи в зажигание, а сама залезла в багажник. Вы не подумайте, я следила, чтобы никто не залез в машину. Когда они выходили из бара, мне их хорошо было видно, только тогда я захлопнула крышку и притихла. И вот я здесь. Представьте, я весь день в багажнике пролежала! Надо размяться. Степа, не сердись, я тебе пригожусь. А есть хочется... У вас ничего куснуть нету?

Она размахивала руками, подпрыгивала, исполняя примитивные упражнения, и находилась на седьмом небе, глядя на потрясенного, безмолвного Степу.

– Я тебя... – прорезался вдруг у него голос, он побагровел и начал закатывать рукава куртки – готовился задать подруге хорошую трепку.

Яну спасла пожилая женщина, появившаяся на дороге.

– Смотрите, бабка идет на территорию дач, – указал Наум.

– Зачем она нам? – не понял Степа, который в тот момент не способен был вообще ничего соображать.

– Я узнаю, зачем она туда идет. – Наум выскочил из машины и направился к бабке. – Что несем, бабуля?

– Молоко, – остановилась та. – Несу на дачи, у меня договоренность...

– Очень хорошо, – улыбнулся старушке подошедший Степа. – Вот мое удостоверение...

– А чего ты мне его суешь? – спросила та. – Я без очков, все равно ничего не разберу. Чего вам надо-то?

– Мы из милиции, – пояснил Степа. – На территорию дач проник...

– Террорист с бомбой, – закончила Яна.

– Да, именно. – И Степа метнул в нее убийственный взгляд, который та проигнорировала. – Террорист там. Но нам туда нельзя идти, потому что он нас знает, а охранник – его сообщник. Вы можете нам помочь обезвредить террориста?

Бабка чуть в обморок не упала. Начала причитать, что не умеет обезвреживать, что и слепая, и с радикулитом, артрозом и склерозом, что ей перепутать террориста с милиционером раз плюнуть. А Толик натурально убеждал, что без ее помощи в качестве разведчика не обойтись. Бабка в рев, тогда Степа предложил заменить молочницу Яной и отправить на территорию дач девушку вместо старушки. Бабка отдала девушке сумку с трехлитровыми баллонами, полными молока, назвала свое имя и фамилию, чтобы Яну беспрепятственно пропустил охранник, а сама залезла в машину, напомнив:

– Ты деньги не забудь взять за молоко.

Вот так, бомбы бомбами, а прибыль не помешает.

– Не забуду, – сказала Яна на ходу, рассмеявшись.

Охранник, конечно, остановил и ее.

Яна заулыбалась ему во все тридцать два зуба и сообщила:

– Я внучка Прокофьевны. Заболела она, я вместо нее несу молоко.

Охраннику скучно было коротать часы одному, а тут такая симпатичная молочница подвернулась. От предложения выпить молока он не отказался, вынес из сторожки кружку. Яна достала баллон, открыла крышку и начала медленно наливать в нее молоко, не переставая трещать про... черт знает что. Валила в кучу погоду, Прокофьевну, коров – что она в них понимала? А в это время к ним подкрадывались трое. Охранник запрокинул голову, опустошая кружку, тут-то на него и напали Степа с Толиком. Подскочил Наум, держа наготове веревку, и Аркаша проявил оперативность, помогая скручивать сторожа. Уж от Иволгина Степа никак не ожидал подобных навыков. Путь был свободен.

Зина уже достаточно долго рассматривала Рощина. Они находились сейчас в загородном доме Ежова, и Туркина впилась в своего пленника маленькими глазками, за узкими щелочками которых не просматривалось выражения. Видимо, внутри ее клокотали негодование, ярость и масса прочих негативных чувств, так как сидевшая в кресле Зиночка то импульсивно сжимала пистолет, а то через минуту пальцы ее ослабевали и казалось, вот-вот выпустят оружие, затем они снова сжимались.

Похищение обоих Рощиных успокоения и злорадного торжества не принесло. Ежов стоял немного в стороне, у камина, воровато бросал колючие взгляды то на Зиночку, то на Кима, стоящего у стены. Внутри у него не только сердце тарахтело, а было ощущение, что все внутренности вот-вот оборвутся. Пожалуй, в состоянии уравновешенности и покоя пребывал лишь Рощин. Он держался уверенно и, сцепив руки за спиной, смотрел на Туркину открыто и в упор, абсолютно не испытывая страха перед похитителями. Зина мысленно прокручивала события недели, с каждой минутой убеждаясь, что Рощин вышел победителем. Это было мучительно признать, но раздавил он всех семерых действительно теми же методами, к каким прибегали они, – подло, безжалостно, без правил. Как и обещал, явившись в виде призрака на кладбище.

– Значит, ты не умер, – наконец процедила Туркина.

– Где мой сын? – спросил Рощин без тени страха.

– Немного терпения, – не ответила Зина. – Кого же тогда похоронили?

– Меня, – усмехнулся Рощин. – Что ты хочешь, Туркина?

– Скажу. Поскольку уничтожить нас тебе все же удалось, то я требую, взамен жизни твоего сына и твоей, деньги. Деньги, украденные из банка Фоменко. Все деньги, которые тебе удалось взять. Ты не увидишь сына и будешь здесь торчать в подвале до тех пор, пока на моем счету не появится вся сумма. Ты, признаюсь, ловко обокрал Фоменко и нас, так вот теперь так же ловко отдай добычу. Нам с Валентином Захаровичем после скандала, я имею в виду статьи в «Гранях», предстоит убраться из города. Не можем же мы нищенствовать.

– А почему бы вам, Зинаида Олеговна, и не хлебнуть нищеты? – Ироничный тон Рощина лишний раз убедил, что он не боялся, несмотря на пистолет в руке Туркиной. Мало того, он как будто дразнил ее. – Нищета, уверяю вас, закаляет, учит выживать. Кстати, вы же сами часто распространялись на тему пользы бедности.

– Издеваешься, – устало выговорила Зина. – А между тем твой сын у нас. Знаешь, Рощин, а я ведь могу застрелить тебя. Ты сомневаешься?

– Нет, именно в этом я не сомневаюсь. Но у меня, Зинаида Олеговна, припасено для вас еще кое-что. Даже после моей смерти вас ждет самая большая бомба. После нее вам точно не захочется жить.

– Ты блефуешь, – неуверенно сказала Зина.

Раздался стук в ворота, спугнувший Туркину и Ежова. Переглянувшись, Зина сунула пистолет Ежову, приказав в случае опасности стрелять в Рощина не раздумывая, вышла на террасу и спросила, кто пришел.

– Это я, – отозвалась Яна. – Посмотрите, я принесла тут...

– Мне ничего не надо, – оборвала ее Зина.

– Как – не надо? Что значит – не надо? – затрещала Яна за забором. – Я принесла молоко. Женщина заказывала. Алевтиной ее зовут. Пропадет же! Мы ж другим отказали из-за вас! Ничего не знаю, берите молоко и платите!