Убитая пирамида - Кристиан Жак

Беранир всячески поддерживал своего ученика. Если потребуется, он готов был продать дом, чтобы Пазаир смог выплатить долг. Разумеется, к вмешательству старшего судьи портика следовало отнестись серьезно – этот упрямый, жесткий человек нередко осложнял жизнь молодым судьям, чтобы закалить их характер.

Смельчак резко остановился и стал принюхиваться.

Тень вышла из-за укрытия и направилась к Пазаиру. Пес зарычал, хозяин придержал его за ошейник.

– Не бойся, мы здесь одни.

Смельчак ткнулся носом в хозяйскую руку.

Это была женщина.

Высокая, стройная, лицо скрыто под темным покрывалом. Уверенным шагом она подошла поближе и остановилась в метре от Пазаира.

Смельчак застыл на месте.

– Вам нечего опасаться, – заверила она.

И откинула покрывало.

– Ночь так тиха, царевна Хаттуса, и так располагает к уединенному размышлению.

– Мне нужно было застать вас одного, без свидетелей.

– Официально вы в Фивах.

– Какая прозорливость!

– Ваша месть оказалась весьма действенной.

– Моя месть?

– Меня отстранили, как вы того желали.

– Не понимаю.

– Не стоит надо мной смеяться.

– Именем фараона, я ничего не предпринимала против вас.

– Разве я не зашел слишком далеко, по вашим собственным словам?

– Вы меня вывели из себя, но я оценила вашу смелость.

– Вы признаете обоснованность моего поведения?

– В доказательство скажу только одно: я говорила со старшим судьей Фив.

– И каков результат?

– Он знает правду, инцидент исчерпан.

– Только не для меня.

– Мнения вышестоящего чиновника вам не достаточно?

– В данном случае – нет.

– Поэтому я и пришла сюда. Старший судья предполагал – и не зря, – что эта встреча необходима. Я поведаю вам правду, но взамен требую молчания.

– Я никакого торга не признаю.

– Вы невыносимы.

– Вы надеялись, что я сразу соглашусь?

– Вы меня не любите, как и большинство ваших соотечественников.

– Вам бы следовало сказать: наших соотечественников. Вы же теперь египтянка.

– Разве можно забыть, откуда ты родом? Меня волнует судьба хеттов, попавших в Египет в качестве военнопленных. Некоторые осваиваются быстро, другие выживают с трудом. Я обязана им помогать, и поэтому я переправляла им зерно из амбаров моего гарема. Смотритель сказал, что запасов до следующего урожая не хватит, и предложил договориться с одним знакомым чиновником в Мемфисе.

Я дала согласие. Поэтому вся ответственность за этот груз лежит на мне.

– Верховный страж был в курсе дела?

– Естественно. Он не усмотрел ничего преступного в стремлении накормить голодных.

Что тут может сделать суд? Разве что обвинить ее в административном правонарушении, да и то виноваты будут оба смотрителя. Монтумес станет все отрицать, судовладелец окажется ни при чем, Хаттуса даже не предстанет перед судом.

– Старший судья Фив и его коллега из Мемфиса привели документы в порядок. Если процедура покажется вам незаконной, вы вольны вмешаться. Буква закона соблюдена не была, согласна, но разве дух закона не важнее буквы?

Она побила его на его же территории.

– Мои несчастные соотечественники не ведают, откуда они получают пищу, и я не хочу, чтобы они узнали. Вы не откажете мне в этой просьбе?

– Кажется, дело перешло на рассмотрение в Фивы.

Она улыбнулась.

– У вас сердце случайно не каменное?

– Мне бы очень этого хотелось.

Смельчак успокоился и снова принялся резвиться, то и дело нюхая землю.

– Последний вопрос, царевна: доводилось ли вам встречаться с полководцем Ашером?

Она напряглась, голос зазвучал резко.

– В день его смерти я буду предаваться веселью. Да пожрут бестии преисподней мучителя моего народа.

***

Сути наслаждался жизнью. Благодаря своим подвигам и полученным ранам он имел право отдохнуть несколько месяцев, прежде чем снова приступить к службе.

Пантера играла роль покорной супруги, но, судя по приступам безудержной страсти, темперамент ее нисколько не угас. Каждый вечер схватка возобновлялась с новой силой. Иногда победа оставалась за ней, и она, сияя от восторга, сетовала на вялость партнера. Но на следующий день Сути заставлял ее молить о пощаде. Игра приводила их в восхищение, ибо каждое движение тела возбуждало ответную реакцию, а наслаждение приходило одновременно. Она повторяла, что никогда не влюбится в египтянина. Он утверждал, что ненавидит варваров.

Когда он сообщил, что уезжает на неопределенный срок, она рассвирепела и ударила его. Он прижал ее к стене, крепко схватил за руки и запечатлел на ее губах самый долгий поцелуй за всю историю их совместного существования. Она изогнулась, как кошка, прильнула к нему и пробудила столь неодолимое желание, что он овладел ею стоя, так и не выпустив ее из объятий.

– Ты никуда не поедешь.

– Это секретное поручение.

– Если ты уедешь, я тебя убью.

– Я вернусь.

– Когда?

– Не знаю.

– Лжешь! Что за поручение?

– Секретное.

– От меня у тебя нет секретов.

– Не обольщайся.

– Возьми меня с собой, я буду тебе помогать.

Такого варианта Сути не рассматривал. Слежка за Чечи, наверное, будет делом долгим и скучным, да и при некоторых обстоятельствах действительно не мешает быть вдвоем.

– Если ты предашь меня, я отрублю тебе ногу.

– Не посмеешь.

– Ты опять ошибаешься.

***

Напасть на след Чечи удалось всего через несколько дней. Утром он работал в дворцовой мастерской вместе с лучшими химиками царства. Днем отправлялся в удаленную казарму и не выходил оттуда до самого рассвета. Все отзывы, которые смог собрать Сути, оказались самыми лестными: трудолюбивый, знающий свое дело, сдержанный, скромный. В упрек ему ставили лишь чрезмерную молчаливость и постоянное стремление оставаться незаметным.

Пантера быстро заскучала. Ни движения, ни опасности – только жди и наблюдай. Задание оказалось неинтересным. У Сути тоже опускались руки. Чечи ни с кем не общался, все время проводил за работой.

Полная луна озарила небо над Мемфисом. Пантера спала, свернувшись калачиком возле Сути. Предполагалось, что это будет их последняя ночь на посту.

– Вот он, Пантера.

– Я спать хочу.

– Кажется, он нервничает.

Чечи вышел из дверей казармы и забрался на осла, свесив ноги. Животное пошатнулось.

– Скоро рассвет, он возвращается в мастерскую.

Пантера, казалось, обомлела.

– Ну все, с этим делом покончено. Чечи – путь тупиковый.

– Где он родился? – спросила она.

– В Мемфисе, наверное.

– Чечи не египтянин.

– Откуда ты знаешь?

– Так на осла может сесть только бедуин.

***

Колесница Сути остановилась во дворе пограничного поста города Питом, расположенного у самых болот. Поручив лошадей заботам конюха, он побежал к писцу, ведавшему въездом в страну.

Здесь бедуины, желавшие обосноваться в Египте, подвергались долгому и упорному допросу. Были периоды, когда въезжать в страну не разрешалось никому. Во многих случаях прошения, направленные писцами в Мемфис, отклонялись столичными властями.

– Офицер-колесничий Сути.

– Наслышан о ваших подвигах.

– Не могли бы вы сообщить мне сведения об одном бедуине, по-видимому, давно уже ставшем египтянином?

– Вообще-то это не совсем по правилам. А в чем дело?

Сути смущенно опустил глаза.

– Это дело сугубо личное. Если бы мне удалось убедить мою невесту, что он не коренной египтянин, думаю, она бы вернулась ко мне.

– Ну ладно… как его зовут?

– Чечи.

Писец справился с архивами.

– Есть у меня один Чечи. Действительно, бедуин из Сирии. Явился на пограничный пост пятнадцать лет назад. Положение тогда было спокойное, и мы разрешили ему въехать в страну.

– Ничего подозрительного?

– Ничего предосудительного в прошлом, ни в каких военных действиях против Египта не участвовал. Комиссия решила вопрос в его пользу после трех месяцев тщательных проверок. Он принял имя Чечи и устроился в Мемфисе рабочим по металлу. Первые пять лет находился под контролем, но ничего настораживающего выявлено не было. Боюсь, ваш Чечи забыл о своем происхождении.

***

Смельчак спал у ног Пазаира.

С тяжелым сердцем судья в который раз отверг предложение Беранира, хотя тот продолжал настаивать. Рука не поднималась продать его дом.

– Вы уверены, что пятый ветеран все еще жив?

– Если бы он умер, я бы почувствовал.

– Раз он отказался от пенсии и предпочел скрываться, ему необходимо работать, чтобы себя прокормить. Кани копал глубоко и методично, но так ничего и не раскопал.

Стоя на террасе, Пазаир смотрел на Мемфис. Вдруг ему почудилось, что безмятежность большого города под угрозой, что над ним нависла неведомая опасность. А если дрогнет Мемфис, не устоят ни Фивы, ни вся страна. Внезапно ослабев, он опустился на стул.