Тройная игра - Фридрих Незнанский

— Я случайно слышал ваш разговор… Вообще-то, я зря, наверно, к вам лезу… у меня принцип такой: никогда не суйся не в свое дело… да и опасно ведь… кому ж охота… Знаете что, ничего я пока не скажу, дайте мне как-нибудь незаметно фотографию посмотреть. — Он толкал впереди себя коляску так, словно закрывал ее своим телом от какой-то опасности. — Давайте вон за те кусты, что ли, зайдем. Как будто отлить. Хорошо? Только вы как бы сами по себе, а я сам по себе.

Он отстал, как будто занимался проснувшимся мальцом, стоял какое-то время склонившись над коляской. Так что Алексею Петровичу пришлось какое-то время его там, за кустами, ждать. Едва поравнявшись с ним, пенсионер протянул руку за фотографией, вгляделся в нее.

— Да, это он… Я, знаете, был случайный свидетель. — Он вернул фотографию, словно она жгла ему руки. — Вот что я хочу вам сказать. Я сам видел, как этот человек, которого вы ищете, — он показал пальцем на тот карман, в который Алексей Петрович спрятал фотографию, — словом, я, может, последний, который видел его живым… Я, знаете ли, дед, меня часто выгоняют с коляской гулять — дыши, мол, воздухом сам и внука прогуливай. Нет, я внука люблю, но тут мне как бы выбора не оставляют, неприятно, знаете ли… Но, извините, не про меня речь. Ну вот, гуляешь, гуляешь и зайдешь, пока тепло, пивка попить… Знаете, считаю, что заслужил за долгую жизнь право хотя бы на это. — Алексей Петрович терпеливо ждал, когда он скажет то, из-за чего рискнул его догнать. И пенсионер, заметив наконец нетерпение на его лице, на этот раз решительнее, чем прежде, оборвал себя. — Извините. Так вот, неделю назад этот человек, которого вы ищете, видимо уже после прыжков, сидел в том кафе, около которого и вы, и я сейчас стояли. Мы многие сюда ходим как в театр — знаете, новые лица, москвичи, да среди них столько известных… Ходим посмотреть на них и многое, поверьте, замечаем. Так вот, москвичи, которые сюда приезжают, они всегда потом идут всей компанией в это кафе, как бы отмечают очередной прыжок или полет. У кого что… Как я понимаю, такая традиция… Так вот, в тот день этот человек, — он снова показал на карман, где лежала фотография, — он сидел один, и мне показалось, он ждал кого-то. А потом к нему подсели несколько человек… И знаете, мне не показалось, что он им был рад. Он, знаете, как среди волков среди них оказался… Он, наверно, был мужественный человек, он не испугался, нет, но стал очень напряжен… Я его еще пожалел мысленно, даже подумал: может, мне на всякий случай милицию вызвать? Может, тут ничего и не случится, но если что-то замышляется нехорошее — милиция наверняка это предотвратит. Но я уже сказал — у меня принцип, поэтому для такого шага мне надо было собраться с силами. — Он вдруг снова прервал себя: — А он вам правда брат, этот человек?

— Нет. — Пенсионер вызвал у него такое трогательное доверие, что Алексей Петрович нарушил все принципы и, не задумываясь, сказал ему правду: — Нет, он мне не брат и не друг. На самом деле я сыщик…

— А-а, — с непонятной интонацией протянул пенсионер. — Ну это даже лучше… Хотя я тоже хорош: правда, что брат, неправда. Какое это имеет значение, верно? Если с человеком беда? Это ж ведь с любым может случиться, верно? Они, гады, как волки, а мы все такие беззащитные, они стаями, а мы все поодиночке… Ну вот, они окружили его, взяли в кольцо… Это было очень похоже на похищение, знаете… Тем более что все они называли друг друга каким-то кличками, как будто это и правда была банда…

— А вы случайно не запомнили эти клички? — встрепенулся Алексей Петрович.

Пенсионер тревожно оглянулся по сторонам, стало видно, что он боится, и боится не на шутку.

— А про это обязательно говорить? — уныло спросил он. — Хотя что я?.. Наверно, я должен это сказать… Того человека, которого вы ищете, они называли Грант. А у этих, у волков, как я говорю, было много кличек — их было человек пять или шесть. Маня, Чугунок, но чаще других называли двоих: какого-то Кента — этот, по-моему, у них был старший — и еще одного, которого звали Мастерила. Они, знаете, были очень похожи на убийц… И вот они так сидели, пока на улице не начались крики: ах, ах, несчастный случай, ах, ах, не раскрылся парашют! Какой ужас!

— И что, действительно кто-то разбился?

— Да-да, действительно. Я хотел пойти посмотреть, но там уже была милиция, они все оцепили, перекрыли выходы на поле. А потом пришла «скорая» и она, знаете, увезла два трупа. Два, вот что удивительно!

— Вы ничего не путаете?

— Да господи боже мой, как я могу путать, если я видел это своими глазами!

— Ну и что было дальше? Вы видели потом, после всего этого человека, которого я ищу?

— Ой, господи, да я же вам об этом и рассказываю. Эти волки, о которых я вам говорил, они вернулись за столик, и все вокруг только и говорили: ах, москвич, ах, друг того усатого, вот рок, вот судьба — и богатый, и здоровый, а вот распорядился господь… Ну и всякое такое… Как ужасно глупо всегда эти слова выглядят рядом со смертью…

— Значит, вы уверены, что этот человек погиб? — спросил у него Алексей Петрович.

— А, господи! Я же вам говорю, я видел, как его увозили. В мешок, на носилки и в карету «скорой». А потом эти… «волки». Один из них сказал, когда крики были сильнее всего: «А молоток ты, Мастерила, классно все заделал! Ни одна сволочь не догадается». А тот, которого звали Кент, тут же цынул на него: «Заткнись, урод!» И тот, знаете, сразу стал как побитая собака…

Вдруг он увидел, что кто-то идет в их сторону, испуганно шарахнулся от Алексея Петровича и решительно двинулся по дорожке в сторону от летного поля.

— Извините, — буркнул он на прощание, — я совсем забыл… Я спешу…

Да, хорошо их тут всех запугали!

— Подождите! — крикнул ему вслед Алексей Петрович. — А вы не знаете, куда его эта «скорая» повезла?

Пенсионер даже остановился.

— Как куда! В нашу больницу, в морг. У нас же тут не Москва… Всегда покойников в больничный морг определяют… — Он не переставая толкал свою коляску, и Алексей Петрович вынужден был чуть ли не бежать за ним, что со стороны, наверно, привлекало к ним лишнее внимание.

— Послушайте, ведь это глупо, — наконец не выдержал он. — Да остановитесь вы!.. Спасибо. Скажите мне самое последнее, и я вас больше не потревожу. «Скорая» ваша была, местная?

— Бригада была точно наша. Я этих мужиков в лицо знаю, я же здесь родился, всю жизнь прожил… Я вам больше не нужен?

— Спасибо вам большое за все, что вы мне рассказали. Спасибо вам за мужество.

— Ну уж издеваться бы не обязательно, — обиженно сказал он.

— Я сказал то, что действительно думаю! — крикнул ему вслед Алексей Петрович.

Зря дед обиделся — Кротов и правда был ему очень благодарен. Самое главное, он теперь знал, где будет искать дальше. Сегодня, пожалуй, уже не успеет, а завтра обязательно наведается в местную больницу…

5

Денис даже немного удивился, увидев на следующий день, с утра, как в офис «Глории» снова входит их давешняя заявительница. Он, честно говоря, не рассчитывал так скоро встретиться с «сестрицей Аленушкой» снова — вроде пока не было такой необходимости. Но вот же «вдова» (ну а как ее еще назвать) появилась чем-то порядком испуганная, явно выбитая из привычной колеи и, волнуясь, сказала ему:

— Знаете, Денис Андреевич, после того, что вчера произошло, я хочу вам все-таки передать кое-какие бумаги покойного Игоря Кирилловича, может быть, хоть они помогут вам в расследовании. — С этими словами она положила руку на основательно чем-то набитый большой пластиковый пакет.

— А что с вами такое случилось? — спросил Денис, зачарованно глядя на этот пакет…

И она ответила, начав рассказывать о том, что же, собственно, выбило ее из седла — то вновь переживая безысходность происходящего, то удивляясь собственному везению.

Кажется, и впрямь существовала какая-то высшая сила, которая если уж и не берегла, то сочувствовала ей.

…Вчера Лена по совету все той же Нюси собралась увезти с работы последние вещи, принадлежавшие Игорю Кирилловичу. Забрала его кожаное пальто, которое с весны ждало своего часа, осенних холодов, были здесь также удобные туфли из необыкновенно мягкой кожи, в которых он ходил на работе, были какие-то мелочи, бумаги, а самое главное — два обнаруженных ею в сейфе тетрадных блока, тех самых, что относились к его дневнику. Лена, увидев их под кипой других бумаг, до которых руки у нее дошли в самый последний момент, обрадовалась им как родным. Обрадовалась тому, во-первых, что оба они были почти наполовину заполнены текстом (один больше, другой меньше). А во-вторых… Денису она об этом не говорила, но как раз планировала в ближайшие выходные поехать в Жуковку, на Игореву дачу.

Она даже созвонилась с Иваном Аверьяновичем, с которым наконец познакомилась, увы, на Игоревых похоронах. Дядька обрадовался ей, как дочке: «Приезжайте, приезжайте, Леночка, хоть чистым воздухом подышите, посмотрите, какой бывает в природе чистый снег, а то киснете там, в этой своей Москве! Приезжайте, буду вас ждать!»