Брат на брата. Окаянный XIII век - Виктор Карпенко

— Чего закручинился? — тихонько подойдя к стоявшему у высокого борта насада Роману, вкрадчиво спросил купец Авраамий. Был он росточку невысокого, пышнотел, с редкими, подернутыми сединой волосами, масленой улыбкой и такой же масленой обволакивающей речью. Никто не знал, откуда тот родом, да и сам Авраам не помнил своей отчины, но зато разумел он многих народов речь и ходил с товарами с севера на юг и с запада на восток. Имел свои дворы в Царьграде и Багдаде, Киеве и Владимире, в ставке половецкого хана Кончака и стольном граде Булгарского царства. Будучи истым христианином, он исподволь нес слово Божье в страны, проповедующие ислам. Проплывая мимо строящегося города, он не преминул высадиться у Дятловых гор и посетить Юрия Всеволодовича. Беседа была долгой, в конце ее великий князь предложил купцу совершить дальнейший путь в Камскую Булгарию вместе с Романом Федоровичем — боярином посольского чина. Авраамий встречал молодца при дворе булгарского царя ранее, ему он был по нраву своим спокойствием, уверенностью, и потому охотно согласился. И теперь, наблюдая за Романом, он видел на его лице внутреннюю борьбу, муку, душевную боль. — Что угнетает тебя? Может, старый Авраамий сможет тебе помочь?

— Нет, — горестно усмехнулся посол великого князя. — Ты когда-нибудь видел в летящем лебедином клине серого гуся? Нет? А в стае волков собаку? Тоже нет? Так вот: возомнил я себя волком, забыв, что всего лишь собака!

— Э-эх, молодость, молодость, а ведь собака тоже когда-то была волком, и загоняют волков собаками, а не наоборот, — многозначительно поднял перст Авраамий. — Одно хочу сказать: когда возникнет нужда в чем, то позови, я всегда тебе помогу.

Но разве мог Роман поделиться с кем бы то ни было своими тревогами, ежели сам, собственными руками, вручив царю Булгарии свиток, разрушает свою мечту, гасит искорку надежды на счастье. При прощании Юрий Всеволодович наказал: «От того, какое примет решение Чельбир, будет зависеть твоя судьба. Береги свиток пуще жизни!»

— Вот смотрю я на тебя, Роман Федорович, и дивлюсь: мужик силой налитой, а один, словно перст, мечешься по земле — ни жены, ни детишек, ни двора, ни богатства не нажил. Словно ковыль в степи — красива травка, да никакой от нее пользы. Тебе уж сколько лет от роду?

— Тридцать четыре будет.

— Немало, — покачал головой Авраамий. — В твоем возрасте у многих мужей уже дети — отроки. Жениться тебе надобно, и я в том тебе пособлю. Ты-то головой не маши, — улыбнулся купец, — а благодарен будь, что старый Авраамий вызвался невесту сыскать, свадебку сговорить.

— Нет, отец, — тяжело вздохнул Роман, — не про меня заботы твои. Нет мне счастья, ибо девица, что сердцу мила, за другого просватана.

— Что за печаль, Роман Федорович? Вон их сколь по земле-то. Хотя бы эти, — повел он рукой вдоль берега, где в реке плескались, хохоча и поднимая тучи брызг, обнаженные булгарские девушки, видимо, из небольшой деревушки, сбегавшей домами к самой воде. — Вот бесстыдницы! — перекрестился купец и отвернулся от берега. — Стыда не ведают. Это надо же: и в реке, и в мыльне вместе с мужиками плещутся. Ладно бы со своими мужьями, так нет же!

Роман улыбнулся:

— А ведь Ева перед Адамом тоже не в душегрее и рубахе предстала.

— Вот-вот, за то и из рая изгнана была. И эти телами своими гладкими да сладкими погибель мужикам готовят. Распутство то и прелюбодейство. Сколь мужиков пострадало от них. Видел я в Булгаре разрубленных надвое и вывешенных на площади на позор!

— Так это те, кто возжелал чужих жен, — возразил Роман. — За то и смерть приняли страшную. Да и с неверными женками також поступают.

— И их надвое… Ведомо мне это. А срам прикрывали бы, и греха меньше бы было. Да чего с них взять, — махнул рукой Авраам, — темный народ. Нехристи! По-собачьему лаю гадают, плодороден ли, мирен ли будет год, сок березы пьют как вино и пьянеют, поганых змей в домах привечают, будто счастье они приносят. А все почему? Христа не знают! Истинной веры не ведают! Потому я и хожу в этакую даль, чтобы познали булгары слово Божье.

— Так есть же церковь в Биляре.

— Есть, — согласился купец, — да одна всего, а надобно, чтобы весь народ к Христовой вере пришел. Но то моя ноша, — стихая, медленно произнес Авраамий. — А девку я тебе сосватаю, да такую, что отказаться не сможешь.

В Биляр прибыли рано утром. Сердечно расставшись с купцом Авраамом, Роман поначалу наведался на свой двор, где вызнал последние новости, и, приняв достойный посольского чина вид, направился во дворец.

Несмотря на ранний час, Чельбир принял его незамедлительно.

— Долгим было твое возвращение. С чем пришел? — строго спросил царь.

— Грамота от великого князя володимирского, — с поклоном протянул свиток Роман Федорович.

Вызвав толмача, царь удалился в другую комнату, но вскоре вернулся. Прямо с порога он вскричал:

— Ведомо ли тебе, что в сей грамоте?

— Нет, государь. Мне сие неведомо.

— Верю. А скажи, Роман Федорович, есть ли у тебя на Руси жена или невеста?

— Нет, государь, не сподобился. Есть отец, сестра, сыновец. Что до жены, то Бог не дал по сердцу девицу.

— А отец что же? Неужто не сыскал тебе жену?

— Я волен в выборе.

— Вот-вот, вам бы, молодым, все самим, — встал с кресла царь Чельбир и нервно зашагал по комнате. — Моя любимая племянница Зора тоже хочет все сама решать. Я объявил, что ей предстоит стать женой князя Святослава из Руси, так она воле моей воспротивилась. Теперь смиряет гордыню в башне Тимраза.

— Так это же…

— Что, тюрьма? Да! Самая мрачная! Но скоро заточению ее придет конец.

— Значит, великий князь дал согласие и будет свадьба? — тихо спросил Роман.

— Свадьба будет, — твердо произнес царь. — Жду сватов от царя Юрия. Не все так просто: жених-то христианской веры. А тебе, князь Роман, я благодарен безмерно. Службу сослужил знатную, снял груз с плеч. Потому хочу тебя наградить: прими земли вокруг Ошела.

— А как же визирь? Это же его родовые земли! — невольно вырвалось у Романа.

— Нет больше визиря. Призвал Аллах верного служителя моего. И братьев его, и племянников, всех разом в один день. Такова воля Аллаха, — развел руками царь. — Вот такое у нас горе. А Ошелом теперь правит мой брат Алтынбек.

Понимая, что отказаться от подарка нельзя, не оскорбив царя, Роман с поклоном ответил:

— Щедрость твоя безгранична, государь, и дар твой безмерен.

— Я хочу, чтобы дети твои пустили корни здесь, на моей земле, и чтобы они не знали нужды. Иди, князь Роман. Указ о владении землей я пришлю на твой двор.

В конце недели в сопровождении десятка слуг и целого воза, доверху нагруженного тюками дорогих заморских тканей, золотых кубков, ковров, на дворе посла великого князя владимирского объявился купец Авраам.

— Ты теперь по-царски богат! — вместо приветствия с порога прокричал купец. — Два десятка деревень, три малых городка, и все твои. Даже войско в четыре сотни всадников царь Булгарии разрешил содержать тебе! С чего бы это он так расщедрился?

— Сам ума не приложу, — недоуменно пожал плечами Роман. — А тебе рад, проходи в горницу.

— Погоди, — остановился купец, — сперва дело, потом застолье. Покажи место, куда воз разгрузить.

— Что за воз?

— Вон тот. То мой свадебный подарок тебе. Прими, Роман Федорович, от всего сердца дар, — широко повел рукой Авраам.

— Так я вроде бы не женат.

— Будешь! — уверенно произнес купец. — Ноне венчание. Отец Юлиан ждет у алтаря, невеста також скоро прибудет в церковь, и ты, Роман Федорович, приоденься в честь праздника. Свадебки, правда, шумной да многолюдной не будет, такова воля родителя невесты, а на малом пиру за твое счастье и счастье твоей молодой красавицы жены хмельного меда выпью. Так что поспеши.

— Какое венчание? — затряс головой Роман. — Я и не помышлял об этом.

— Э-эх, молодость, молодость… Говорят, что у нас, стариков, памяти нет, а на деле молодые все предают забвению. Вспомни! Когда плыли в Булгарию, обещал я тебе сосватать невесту, от которой ты не откажешься?

— Так что с того?

— Отыскал я такую девицу. Вот тебе крест, — перекрестился Авраам. — Коли не глянется, никакой свадьбы не будет. Уважь старика, поедем в церковь, — взял под руку Романа купец.

Молодец рассмеялся и растроганно произнес:

— Поедем, коли просишь, только подарки не спеши разгружать. Много их, да и больно дороги.

— Эка печаль! — отмахнулся купец. — Денежки все едино не мои. Князь Юрий Всеволодович ссудил.

Перед маленькой деревянной церковью Спаса, затерявшейся среди домишек работной бедноты, стоял крытый возок, запряженный четверкой беломастых лошадей. Десяток вооруженных всадников стояли поодаль, сдерживая в поводу горячих арабских скакунов.