Седьмой Совершенный - Самид Агаев

— Что, Муниса? — опешил халиф. — Почему, что за вздор!

Ал-Муктадир любил Муниса, но не любил и боялся ответственных решений. Тем более, что предложение вазира застало его врасплох.

— В Мунисе я вижу большие способности к военному делу, вот и вчера, я знаю, он отличился на ристалище.

— Да, вчера он был хорош, — с удовольствием подтвердил халиф. Испуг его прошел, и теперь он порадовался тому, что кто-то еще, кроме него, оценил достоинства фаворита.

— Я хочу сказать тебе, о, повелитель правоверных, что таких, нелепых на первый взгляд, решениях есть очень много рационального, но очевидным это становится впоследствии.

— Это хорошо ты сказал, — ответил Халиф, — но дело это государственной важности. Не стоит торопиться с принятием таких решений, стоит все как следует обдумать. Я соберу вас всех в приемный день… — Али ибн Иса потупил глаза… — И мы обсудим этот вопрос.

— Конечно, о эмир верующих, во всем твоя воля, торопиться не следует, но с другой стороны, в делах касающихся государственной безопасности промедление опасно.

— Я подумаю над твоими словами, — сказал халиф и поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.

Мать халифа Ша'аб была когда-то греческой рабыней. То есть гречанкой она так и осталась, но теперь она была Госпожой. Сейчас она возлежала на подушках, а рабыня подрезала ей ногти на ногах. Только бывший раб может оценить блаженство, которое она испытывала, а нам, читатель, этого, увы, не дано. Картину эту лицезрел Мунис. Ему, как евнуху, вход на женскую половину был открыт и он совершенно спокойно мог лицезреть бесстыдно обнаженные ляжки старой ведьмы, как именовал ее про себя Мунис. Впрочем, надо быть справедливым, несмотря на возраст, а Госпоже было под тридцать, она еще обладала привлекательным телом, но конечно не в пресыщенных глазах евнуха, хотя красотой лица не отличалась. Госпожа иногда взвизгивала от щекотки, но не сердилась.

— Так что, Мунис? — наконец спросила она. — Говоришь, что все у него получается.

— Да, госпожа, все хорошо.

— А ты молодец, Мунис. Я думала, что только я могу делать мужчин мужами. Ведь у его отца тоже были проблемы с этим.

— У нас разные методы, госпожа.

— Хорошо, я не буду выпытывать у тебя подробности. Я в этом уже не нуждаюсь, слава Аллаху. Но я рада, что не ошиблась в тебе.

Мунис поклонился в знак благодарности. Он никогда не мог понять, почему именно Ша'аб было отдано предпочтение среди множества рабынь, которые были настоящими красавицами.

Впрочем, можно выбрать из двух женщин одну, но предпочесть одну из четырех тысяч нелегко. К тому же халифы были известны своей неразборчивостью. Их наложницами, а следовательно матерями наследников часто становились рабыни. А сами халифы за редким исключением были незаконнорожденными. Причиной было то, что никто не мог быть равен халифу по положению, а значит, он не мог ни на ком жениться, не уронив своего достоинства.

А Ша'аб была похожа на пантеру, точь-в-точь как та черная кошка из Ал-Хайра. За внешней негой чувствовалась сила.

Мунис, было, подумал, что разговор окончен, но Госпожа сказала:

— Евнух, ты запросил за лечение слишком высокую цену.

— Я ничего не просил госпожа, здесь какое-то недоразумение. Я не понимаю, о чем ты.

Мунис сразу все понял и оправдывался скорее по привычке. Что она может ему сделать, ему, человеку лишенному всего на свете вплоть до мужского достоинства? Мунис ничего не боялся.

— Я, Мунис, не люблю дерзких рабов, — только произнесла бывшая рабыня. — И напрасно ты думаешь, что евнуху больше нечего отрезать. А уши, а нос, в конце концов, у человека есть голова.

От неожиданности Мунис вздрогнул, Ша'аб словно заглянула в его мысли.

— Ты испугался, Мунис, — довольно сказала Госпожа, — это уже лучше. Значит, в отношении тебя еще не все потеряно. Человек должен бояться для своего же собственного блага. Но я тебя не за этим позвала. Мой сын вознес до небес твои способности массажиста, а у меня в последнее время появились боли в спине, сделай мне массаж.

— Слушаю и повинуюсь госпожа, — сказал Мунис, — только мне нужно сходить за маслом.

— Не надо никуда идти, здесь все найдется. Эй, ты, как тебя, обратилась госпожа к служанке, — подай масло. Мунис, какое масло? Розовое подойдет?

— Да, госпожа, но лучше оливковое, — сказал евнух и улыбнулся.

— В чем дело, Мунис, почему ты смеешься? Уж не вздумал ли ты смеяться надо мной?

— Прости меня, госпожа, я не подумал. Масло, за которым я хотел сходить, я сделал именно для эмира верующих, для его лечения.

Ша'аб сердито посмотрела на евнуха, но, не выдержав, засмеялась.

— Представляю, что бы это было, — сказала госпожа.

Чуткое ухо Муниса уловило в ее голосе тоскливые нотки. Никто ничего не знал о личной жизни матери халифа.

— Госпожа, нужно лечь на живот и обнажить спину, — сказал Мунис.

— Как? В такой холод, я должна обнажить спину? Ты с ума сошел, Мунис?

— Но госпожа, ты же обнажила ноги.

— Знаешь, Мунис, очень сложно, стричь ногти, не снимая обуви. Ну ладно, поставь поближе жаровни.

В комнате стояли две жаровни с раскаленными углями. Мунис поставил их с обеих сторон ложа. Госпожа скинула с себя верхнее шерстяное платье, черное, расшитое белыми цветами, а затем белую нательную рубашку из тончайшего сукна, осталась в одних шароварах и легла на живот. Мунис стал рядом на колени. Удобней было бы сесть рядом, но он не решился.

Евнух взял из рук служанки пузырек с маслом открыл его и пролил немного на спину Ша'аб. От прикосновения холодного масла Госпожа взвизгнула. Евнух принялся растирать спину маслом, но Ша'аб сказала:

— Мунис, у тебя руки холодные, погрей их над жаровней.

Мунис погрел руки, ухватил кончиками пальцев кожу на спине и стал ее быстро перебирать. Госпожа заерзала под его руками, но промолчала. Перебрав, таким образом, всю кожу на спине, Мунис стал энергично растирать ее ладонями, разогревая мышцы. Ша'аб застонала.

— Вот здесь у меня болит, — сказала она, — под лопаткой.

— Это простудное, госпожа, где-то вас продуло.

Заведя ее руку назад, на спину, Мунис ловко ухватил пальцем какую-то жилу под лопаткой и потянул. Госпожа завопила. Мунис отпустил и вернул руку на месте.

— Больше не будет болеть, — сказал он.

Ша'аб вновь застонала, теперь уже блаженно.

Через некоторое время она спросила:

— Как выглядит мое тело?

— Твое тело выглядит прекрасно, госпожа, — ответил Мунис, обрабатывая позвоночник.

Интересно, что бы еще он мог ей ответить.

— Мунис, мой сын прав, у тебя действительно волшебные руки. Они меня волнуют.

«Старая стерва», — подумал Мунис. Евнуха нельзя было оскорбить сильнее, чем дать понять, что его желает женщина.

Он закончил массаж…

— Я хочу повернуться на спину, — сказала Ша'аб.

— Да, конечно.

Госпожа повернулась и Мунис с удивлением отметил, что грудь у женщины еще достаточно упруга, что было странным для рожавшей женщины.

«Не было молока, — догадался Мунис, — не кормила грудью».

Подошла служанка и накрыла госпожу одеялом.

— Одного не могу понять, — задумчиво сказала Ша'аб, — почему Али ибн Иса назвал твое имя. Что-то не сходится, может, действительно ты здесь не при чем. С какой стати вазир будет хлопотать за тебя? Халиф еще молод, но я не дам ему совершить ошибку. Я поговорю с ним. Иди, Мунис, ты хорошо постарался, я довольна тобой.

Мунис поклонился и ушел.

Имран открыл глаза и увидел вчерашнюю голубоглазую девушку. Она ставила перед ним большую чашку с каким-то напитком. Поставила, подула на пальцы.

— Пей, — сказала она, — пей, пока горячий.

Имран не стал спорить, сделал глоток и обжегся. Со свистом втянул в себя воздух.

— Предупреждать надо, — с упреком сказал он.

— Сам не видишь, — отозвалась девушка.

Имран подул на бульон и сделал осторожный глоток. Это был мясной бульон с острым чесночным вкусом.

— Что, пост кончился? — спросил он.

Девушка засмеялась.

— Тебя зовут Имран.

— С этим трудно поспорить, — заметил Имран.

— А меня Анна.

— Очень хорошо, а где твой отец?

— Отец дома, — удивленно сказала Анна. — Подожди, ты что, ничего не помнишь?

— Что я должен помнить? — Имран огляделся. Он лежал в комнате, укрытый необъятным шерстяным одеялом. В окне были видны ветки дерева. Он допил бульон и откинулся назад. Лицо его покрылось испариной.

— Ты вспотел, это хорошо, — довольно сказала Анна. Полотенцем она вытерла ему лицо.

— Как приятно, — сказал Имран, — сделай это еще раз.

Анна покраснела и отодвинулась.

— Подожди-ка, — вспомнил Имран. — Со мной был Ахмад Башир.

— Здесь нет никакого Ахмад Башира, — уверенно сказала девушка.