Терской Фронт - Борис Громов

— Даже если и покрылись… Мне по уставу положено стойко переносить все тяготы и лишения.

— Но не на свидании же. Пошли, хватит мерзнуть.

И, правда, зачем бродить на холоде, если можно посидеть в тепле? Да еще и сыграть на гитаре для красивой девушки что-нибудь этакое, эксклюзивное. Значит — решено, идем к Кузьме…

Только на пороге «Псарни» до меня дошло, что если там сейчас сидит Оксана Старосельцева, то может получиться некрасиво. Нет, я ей ничего не обещал и ухаживать не начинал, так что формально все в порядке. Но женщины — существа нелогичные и непредсказуемые. Устроит, понимаешь, девчонка скандал с истерикой и битьем посуды — и кирдык, никому и ничего ты потом уже не докажешь. По крайней мере, Насте — точно. Но отступать поздно. Галантно приоткрыв дверь и пропустив спутницу вперед, я, озираясь по сторонам, вошел в трактир. Фуууу, кажись пронесло. Ни Оксаны, ни подружек ее не видать. Зато другого народа полно, и Убивцева команда, все кто ни на каких выездах не задействован, и из Охранной Роты и Дорожной Стражи служивые, и просто гражданские. Практически не протолкнуться. Опять у Четверти аншлаг. Сидящий за «моим» столом в углу зала Толик усиленно машет мне руками, аж подпрыгивая на месте, чтоб я его быстрее заметил. Как бы опять чего не опрокинул… А стол, он не то что бы мой личный, но когда я даю свои «концерты», то сажусь всегда именно там. И я всех в зале вижу, и меня всем видно, а главное — хорошо слышно.

— Да вижу я тебя, вижу, хватит ластами размахивать, — с улыбкой успокаиваю я Толяна, подходя к столу. — Настя, знакомься, этот вот гибрид человека и ветряной мельницы — мой напарник и боевой товарищ Анатолий. Толя, это Настя. Ты напарник, присмотри, что бы ее никто не обижал, а я до Кузьмы за гитарой метнусь.

Уже направляясь к стойке, за которой виднелась массивная фигура Четверти, слышу за спиной сдавленный Толин смешок и его приглушенное бухтение:

— Ага, хотел бы я знать, сколько секунд проживет тот, кто рискнет тут твою девушку обидеть?

Увидев меня, бармен вопросительно кивает, а я изображаю в воздухе пальцами перебор струн. Тот мимикой и жестами дает понять, что все понял, и сначала достает откуда-то из своих бездонных закромов гитару, а потом громогласно объявляет на весь зал:

— Итак, друзья, наш «маэстро» сегодня снова в настроении и намерен устроить небольшое выступление. Возражения будут?

Дружный одобрительный гул и аплодисменты были ему ответом. Понятно, возражений нет. Усевшись на лавку рядом с Настей, немного подкрутил колки, настраивая гитару, и громко объявил:

— Эту песню я тут никогда еще не пел. И исполняю ее не просто так, а хочу посвятить ее самой красивой девушке на свете.

А потом тихонько выдохнул, была не была, и ударил по струнам.

Вообще, если честно, то эта великолепная песня в исполнении мексиканцев из Los Lobos у меня никогда еще хорошо не выходила. Спеть «Cancion Del Mariachi» я пытался неоднократно, но каждый раз друзья добродушно посмеивались и советовали оставить ее Антонио Бандерасу, который просто отлично исполнил ее в «Отчаянном». И я сдался. А вот сейчас просто чувствовал — должно получиться!

Soy un hombre muy honrado, Que me gusta lo mejor

A mujeres no me faltan, Ni al dinero, ni el amor.

…En mi caballo, Por la sierra yo me voy

Las estrellas y la luna, Ellas me dicen donde voy.

И ведь получилось же! Получилось все: и с мелодией не облажался, и ритм выдержал, и даже в тексте не сбился ни разу. А если где в словах и ошибся, то вряд ли кто тут знает испанский, так что с поправками не полезут. Народ от бешеного напора и эмоциональности мексиканской музыки сначала малость припух. А когда я в последний раз затянул припев, чуть не порвав струны выдал финальное соло и взвыл, подражая гитаристам-мариачи, словно койот из прерий, так чуть потолок не обрушили восторженными воплями и свистом.

— Вот это да! — Настя смотрела на меня большими восхищенными глазами. — Ну, ты даешь!!!

— Это что, — смахивая выступившие на лбу от напряжения капли пота. — Ты бы видела, как я стреляю!

— Да ну тебя, — звонко расхохоталась она. — Нашел чем хвалиться. А вот спел действительно здорово. Слушай, а чья эта песня и о чем она?

— Песня мексиканская. А о чем… Вот умеете же вы, девушки, вопросы задавать! Я, честно говоря, не уверен, что все слова правильно спел, а то, возможно чистое «Уно моменто» получилось. А вообще, кажется, она о влюбленном музыканте. Хотя, не факт, я ведь только слова заучивал, а перевода не знаю. Но слово «амор» точно означает «любовь». Так что, выводы делай сама.

— О влюбленном музыканте, говоришь, — глаза девушки загадочно блеснули в полумраке. — Ну-ну. А что за «Уно моменто»?

Вот блин! В который раз убеждаюсь, что язык — мой главный враг. Сколько раз уже зарок себе давал: сначала думать, а уж потом говорить. И один черт опять прокололся! Пришлось на ходу выдумывать историю про то, как давным-давно довелось мне поглядеть старую, задолго до Большой Тьмы снятую комедию, где два героя пели якобы иностранную песню, просто неся под музыку какую-то рифмованную тарабарщину, слегка напоминающую заграничную речь. И даже воспроизвел под гитару пару куплетов. Народ за соседними столиками это дело услыхал, оказалось, что часть слушателей, тех, кто возрастом постарше, ее тоже помнят. Попросили исполнить полностью. Пришлось петь и «Уно моменто», подражая разом и Абдулову, и Фараде. Судя по реакции зала — получилось неплохо.

Одним словом, после такого начала стало понятно, что ничего серьезного сегодня петь уже не получится. Пришлось поднапрячься, и одну за другой выдать несколько песен из «пиратского цикла» Владимира Высоцкого, потом «Восьмиклассницу» Цоя, а закончил так вообще «Черным котом». Вот такой я был сегодня романтик. Но, публика явно была не против, а главное — не против была Настя.

Взглянув на часы и припомнив серьезное выражение лица Костылева во время нашего последнего разговора, я понял, что, пожалуй, не стоит слишком уж испытывать прочность его терпения. Как ни крути, понять мужика можно, он отец, и за дочь свою волнуется. Поэтому, поблагодарив всех за внимание и теплый прием, я вернул Кузьме гитару, и мы с Настей направились в сторону ее дома.

Уже у ворот я снова набрался наглости и чмокнул ее на прощание в щечку. Думаю, мог бы поцеловать и в губы, но остановил меня видневшийся за стеклом в темном окне второго этажа квадратный силуэт хозяина дома. Встав по стойке «смирно» я, словно на параде, отсалютовал ему, и, четко развернувшись на пятке через левое плечо, строевым шагом, с отмашкой рук и громким топотом, отправился домой. Вот блин, товарищ капитан, всю концовку хорошего свидания смазал, негодяйская душа!

Когда я вернулся, в «Псарне» по-прежнему было многолюдно. Сославшись на ранний подъем и необходимость хоть немного поспать, я вежливо отказал самым настойчивым «фанатам», желавшим продолжения концерта, выдернул из-за стола допивающего свое пиво Толика, и направился наверх.

— Красивая, — глубокомысленно протянул поднимавшийся по лестнице позади меня напарник. — Понятно, почему Ксюха так бесится…

— Стоп! А вот с этого места поподробнее, — я от удивления чуть о ступеньку не запнулся.

— А чего ж подробнее? — удивился Толя. — Была она тут сегодня вечером. Тебя спрашивала. А когда я сказал, что ты на свидание ушел, так взвилась, будто кошка дикая, чуть не зашипела, и умчалась — аж пыль столбом.

— М-да, — задумчиво протянул, почесывая в затылке я. — Ну, может хоть теперь успокоится, да отстанет. Хотя, то, что обиделась — это плохо. Не хотел я ее обижать. Вот только как всю эту ситуацию по мирному разрулить можно было — ума не приложу.

— Точно, — участливо поддакнул Курсант. — Беда с ними, с девками…

— Ладно, кто бы говорил. Тоже мне, великий знаток женской души! — усмехнулся я. — Все, отбой в войсках спецназа! Завтра — по полной программе, и физо, и тактика. Будем сегодняшний прогул отрабатывать.

Ответом мне был только тяжелый протяжный вздох напарника. Видимо, моя идея его не очень вдохновила. Ничего, салага, чем больше ты сейчас потеряешь пота, тем меньше потом — крови. Терпи, Курсант — атаманом будешь!

Вид у троих моих «подопечных», выстроившихся поутру возле входа в «Псарню» вполне бодрый. Похоже, никто накануне водку особо не пьянствовал, безобразий не нарушал, и выспались все неплохо. Ну, что ж, давайте-ка радости вам на физиономиях малость поубавим.

— Сегодня бежим «червончик» парни, отрабатываем вчерашний прогул.

— Нет, ну зашибись! — ухмыляется Коваль. — Вот начальство пошло: сперва сам эти прогулы назначает, а потом за них же и наказывает! И где в этом мире справедливость?

— Отставить нытье, — в тон ему отвечаю я. — Справедливость на свете есть, даже если ты ее не замечаешь. Наказываю я в первую очередь себя, а вы — так, за компанию, что бы мне не скучно и не страшно одному бежать было. А ну как кто решит обидеть меня, маленького? Ладно, смех — это здорово, жизнь, говорят, продляет и все такое. А бежать надо, так что — в колонну по двое разобрались, и — за мной.