Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

Робор повернулся и обратился к женщинам:

— Прошу вас, что бы ни случилось, не разъединяйте нас. В противном случае для нас обоих это, скорее всего, закончится смертью.

— А что, если… — начала Голла.

— Не надо.

Робор вставил инфодрит в наплечный штекер. Вроде бы ничего не произошло. Калли и Голла в ожидании какой-то реакции уставились на лежащего словно при смерти принцепса.

— О черт! — воскликнула Голла.

До Калли дошло, что смотреть надо было на Робора, а не на тело на носилках. Голова Робора свесилась, глаза плотно зажмурены, кулаки крепко сжаты, а рот широко разинут в безмолвном крике.

— Вытаскивай, — заторопила Голла.

— Нет! Нет, ты же слышала, что он сказал!

— Посмотри на его лицо, Калли-детка. Он в агонии!

— Оставь штекер в покое!

Голла уставилась на нее:

— Ладно. Но если он явится ко мне и спросит, почему мы позволили ему умереть, я все свалю на тебя, Замстак.

Они принялись ждать. Робор не шевелился. Он сидел, словно статуя какого-то истязаемого святого, — сгорбленный, с перекошенным лицом. Вся его поза выражала страдание.

Шли минуты. Время текло невыносимо медленно. Калли подумала: как можно сидеть с разинутым ртом так долго? Буря сотрясала дом и колотилась в ставни. Может быть, он уже умер? Не станет ли это еще одним запоминающимся моментом в списке решений Калли Замстак как командира?

— Я его отключаю, — заявила Голла.

Калли схватила ее и потащила назад:

— Нет!

— Калли, пожалуйста!

Они нелепо боролись какое-то время, и Голла призвала все свои обширные запасы противопехотных оскорблений, которыми вооружили ее годы службы в переполненных общих палатах принципальского лазарета.

У них за спиной в комнату ворвалась Рейсс и разняла их с неожиданной легкостью.

— Она… — начала Голла. — Трон, Рейсс, ну ты сильная!

— Я не дам ей отсоединить Робора, — сказала Калли. — Пусти меня, пожалуйста.

Рейсс отпустила обеих, подошла к сидящему прислужнику и осмотрела его с легким ужасом.

— Чего он сделал? Вы дали ему воткнуться в мертвяка?

— Он не мертвый, — сказала Голла.

— Это была идея Робора. Он думал, что сможет помочь, — объяснила Калли.

Рейсс присела и заглянула в застывшее в гримасе лицо Робора. К нему она не прикасалась.

— Робор? Робор? Это Лив Рейсс. Ты там, мистер? ― Затем поднялась и посмотрела на Калли: — Я думаю, Улдана права. Я думаю, надо его отсоединить.

— Робор попросил нас только об одном: чтобы мы не отсоединяли его, что бы ни случилось.

— Интересно, он этого ожидал? — с сомнением спросила Рейсс.

— Не знаю, но Робор понимает в этих штуках больше нашего, — ответила Калли.

Рейсс кивнула:

— Если ты так считаешь, он останется подключенным. — Она посмотрела на Голлу, затем на Калли: — Дайте нам знать, если что-нибудь произойдет, — и вышла из комнаты.

Ветер завывал над домом, свечи мерцали.

— Снаружи становится гадко, — пробормотала Голла.

Калли кивнула.

— И здесь тоже, — добавила Голла. — Прости.

— И ты меня прости.

— Да ладно.

Они постояли молча.

— Пойду проверю остальных, — произнесла Калли.

Несмотря на тот факт, что модульный дом трясло и бросало, словно корабль в море, большинство остальных спали. Дженни Вирмак одиноко сидела в углу. Она вертела на пальце маленький серебряный перстень и, похоже, молилась. Калли решила ее не тревожить.

— Калли? Глянь сюда, — позвала Рейсс. — Бон нашел.

На одной из полок среди хлама стоял потрепанный полевой вокс-передатчик эспэошного образца.

— Работает? — спросила Калли.

Рейсс пожала плечами:

— Поди узнай? Батареи-то сдохли.

— А запасных нет?

— И каким, по-твоему, будет ответ? — спросила Рейсс с жесткой усмешкой.

— Можно его ширнуть, — раздался сзади голос.

Они оглянулись. На них смотрел Фирстин. Он сидел, опершись на край просевшего матраса, и вертел в руках чируту, которую демонстративно не прикурил, изображая любезность к остальным.

— Что ты сказал? — спросила Калли.

— Можно ширнуть, — повторил Фирстин, ухмыляясь и демонстрируя полумесяц крайне запущенных зубов. — Мы иногда так делали, когда не могли позволить новые батареи.

— Кто это «мы»? — спросила Рейсс.

— Деловые партнеры, — ответил Фирстин, — там, в улье, в старые деньки. При моем роде занятий ресурсы ограничены. Иногда вдруг нужен вокс или что-то такое, а новых батарей нет. Поэтому иногда мы ширяли несколько штук.

— В смысле?

— Берешь дохлую батарею и соединяешь с энергоячейкой из оружия. Лучше всего из лазпистолета. Ненадолго, потому как батареи взорвутся, если дать слишком большой заряд. Взорвутся прямо в твое милое личико. И в твое, Рейсс.

Рейсс пропустила скрытое оскорбление мимо ушей:

— Сколько раз так можно сделать?

Фирстин пожал плечами:

— А, это дело на раз. Такой обмен энергией практически превращает батареи в дерьмо, но тока хватает как раз на одну-две короткие передачи. Могу показать, если хотите.

— А «ширнутая» батарея держит заряд? ― спросила Калли.

Фирстин помотал головой.

— Тогда покажешь, когда буря утихнет. Сейчас нет смысла пытаться что-нибудь послать в этой каше.

Фирстин кивнул:

— Разумно мыслишь, Замстак.

Он откинулся обратно на матрас.

— Мистер Фирстин?

— Да, Замстак?

— Спасибо.

Калли повернулась, чтобы пойти обратно к Голле.

— Вы с Улданой там как — разобрались? ― спросила Рейсс.

— Да. Это была минутная вспышка. Я решила оставить ее одну ненадолго. Показать, что доверяю.

Рейсс кивнула.

Снаружи ветер стал таким сильным, что начал визжать, словно животное. Калли чувствовала, как тонкие свирепые струйки холодного воздуха пронзают модульный дом сквозь щели и просветы дверных и оконных рам. Воздух резко пах графитом — запахом песка из Астроблемы.

Это означает «звездная рана».

Она подумала о Биндермане и о других, погибших в Горловине Пласта. Она подумала о мистере Сароше и тех, кого они оставили на шоссе Фиделис.

Она подумала о Стефане, и слезы набежали на глаза. Она вытерла их изнанкой пыльной манжеты и коснулась золотого медальона на шее.

«Это просто „на счастье“ на другом языке», — сказал ей тогда мистер Сарош у прицепа-жилища. Если это талисман, приносящий удачу, то пока особой удачи от него не было.

«А вдруг — была? — подумала она. — Вдруг это был наилучший вариант развития событий?»

Она вернулась к Голле. Подруга по-прежнему пристально следила за Робором, дергаясь каждый раз, как порыв ветра хлопал ставнями или бросал кусок пустынного мусора в наружную стену.

— Иди поспи немного, — предложила Калли.

Голла помотала головой:

— Я еще продержусь чуток.

Робор открыл глаза.

Калли вздрогнула, а Голла отпрыгнула так резко, что едва не свалилась с табурета.

— Робор, ты меня слышишь? — спросила Калли.

Жуткий раззявленный рот Робора медленно закрылся.

Взгляд невидящих глаз был отсутствующим, словно после сильного удара. Кулаки по-прежнему были крепко сжаты.

— Робор?

Он тихонько раскачивался и дрожал, словно стоя на сильном ветру посреди голой пустыни.

— Робор?

— Открытый артериальный проток, — прошептал он.

— Что? — Они нагнулись ближе, пытаясь расслышать.

— Открытый артериальный проток, — повторил он голосом шелестящим и легким, словно песок, несомый ветром из Астроблемы.

— О чем он? — спросила Калли.

— Я слышала, как гинеки говорили об этом, — сказала Голла. — Это дырка. Дырка в сердце младенца.

— Это небольшое отверстие в стенке между верхними желудочками сердца, — произнес Робор. — В утробе открытый артериальный проток — естественный короткий путь, который позволяет крови развивающегося ребенка циркулировать мимо легких, которые пока еще схлопнуты и заполнены амниотической жидкостью. Эта внутриутробная сердечная функция искусственно восстанавливается у всех принцепсов, проходящих модификацию для работы в раке.

— Поэтому у него давление такое низкое? ― спросила Голла.

— Да. Часть крови по-прежнему проходит мимо легких, — ответил Робор. — Проток закрывается, но, пока он не закрыт окончательно, кровяное давление будет оставаться низким.

— Робор, откуда ты это знаешь? — спросила Калли. Робор моргнул, но глаза его по-прежнему отказывались фокусироваться на ней.

— Он мне сказал.

— Принцепс сказал тебе?

— Принцепс мне сказал.

— Робор, что ты еще можешь сказать? Можешь сказать еще что-нибудь? Как он там?

Робор нервно сглотнул и произнес:

— Больно.