Прутский Декамерон - Алекс Савчук

(Несколько позже я узнал что, бывая здесь, Яшка всегда оставлял музыкантам четвертак – 25 рублей).

Кэгэбэшник оглядел нас всех по очереди долгим оценивающим взглядом, затем извинился и отправился к музыкантам – разбираться теперь уже с ними. Те популярно объяснили ему, что все, что он слышал в этот вечер, относится к музыке румынских цыган, и пришлось разочарованному человеку из «органов» отправиться на место и дожевывать свой антрекот без всякого аппетита, потому что следующая же мелодия вновь оказалась еврейской – зажигательной 7-40.

«Ну, вот опять происки израильских агрессоров», – подумал, наверное, комитетчик, давясь куском.

После ужина мы отправились обратно в номера, Катерину по-прежнему сопровождали восторженные взгляды всех тех, в чье поле зрения она попадала.

Когда мы вышли из коридора в фойе, нас окликнул швейцар и «передал» Яшке «из рук в руки» трех дам, одетых, несмотря на конец марта, в легкие меховые полушубки. Правда, иногда по вечерам, включая и сегодняшний, на улице бывает еще довольно прохладно, а дамочки эти, простите за игру слов, очень напоминали тех, что «работают на улице», то есть проституток.

Мы поднялись наверх, в свои номера двумя партиями – за один раз не смогли все вместе в лифте уместиться. Когда все девушки, включая Катюшу, вошли в комнаты, Яша отозвал меня в сторону:

– Эти девочки, Савва, приглашены по «культурной программе», – сказал он, улыбнувшись, – две занимаются сугубо минетом, а третья дамочка, та, что постарше, – предназначена только для секса постельного.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил его я. – Расклад несложный и даже мне, рядовому обывателю, понятен.

Впрочем, мне не обязательно было все это объяснять: как только я увидел наших «гостий», сразу понял, кто есть кто: две дамочки что помоложе (в пределах 25 лет), были не слишком симпатичными и на большее, кроме как для минета, не годились.

(Благодаря моему образу жизни я нередко сталкиваясь с минетчицами, и при этом вспоминаю, как некоторые мои знакомые ребята говорят: а я вот женюсь на некрасивой, зато она мне верна будет). Третья же, та, что постарше, была интересной блондинкой на вид лет 33–35, с хорошей фигурой и ухоженным лицом.

Несколько позже Яков, выбрав минуту, рассказал мне историю этой женщины. Злая судьба вынудила ее стать проституткой: муж этой дамочки, режиссер все той же киностудии «Молдова-фильм», еще недавно блистательный и респектабельный, угодил за какие-то свои финансовые манипуляции в тюрьму, да еще умудрился при этом влететь по статье «с полной конфискацией имущества», а потом, уже находясь в зоне, его угораздило проиграться в карты на сумму в пять тысяч рублей, которых у него, естественно, не было. Таким образом, его жена в один день распростилась с кооперативной квартирой и машиной, и жила вместе с дочерью временно у подруги; а теперь еще – в дополнение ко всему, – она оказалась перед выбором: либо уйти с дочерью куда глаза глядят, либо отрабатывать долг мужа, так как из зоны пришла от него слезная «малява», в которой он просит к такому-то дню передать эти пять штук – (пять тысяч рублей) через того-то, а сроку-то – смех – два дня.

И вот его благоверная одалживает эту сумму у знакомых, причем под проценты, передает их через посредника (и тоже не бесплатно) на зону, и пускает свое тело на продажу (в определенном, правда, кругу). А все для того, чтобы муженьку в зоне не пришлось рассчитываться за долг собственной задницей.

(Стоила ли, спрашивается, его задница таких жертв с ее стороны?). Лично мне весьма грустно было слышать эту историю.

Яшка рассмеялся, когда я его спросил, зачем нам четыре женщины на троих, и сказал, что Катька сегодня в их команде будет запасной – мы ведь не знаем ее возможностей, и я кивнул согласившись – не знаем. Вечер проходил почти благопристойно: Яшка с женой находившегося в тюрьме режиссера удалился в спальню, Вольдемар с одной из девиц-минетчиц направился в другой номер, а мы со второй девицей и с Катюшей, расположившись на диване, стали смотреть по телеку поздние телепередачи.

Через часок все на короткое время собрались в нашем номере, затем девки уехали на лифте вниз, швейцар поймал для них такси и отправил восвояси, – все это я с интересом наблюдал из окна нашего номера. Затем и Вольдемар куда-то слинял, а Яшка, пожелав нам спокойной ночи, отправился в соседний номер спать, и мы с Катериной остались вдвоем. Все то, что я пережил сегодня рядом с ней – удивление, затем восхищение, потом восторг и уколы ревности – все это заставило меня взглянуть на девушку несколько по другому: мне вновь страстно захотелось Катюшу, как в тот самый день, когда я впервые увидел ее.

Катерина, которая, казалось, не замечала меня целый день, вдруг мило улыбнулась, подошла, села мне на колени и прильнула, обняв за шею:

– Савва, милый, сегодня был такой чудесный вечер. Почему ты уделяешь мне так мало внимания?

– Я ревную тебя к Яшке и Вольдемару, и ко всем другим, что пялятся на тебя, – сказал я честно.

– Ну и зря, кроме тебя мне никто не нужен, – сказала Катька, раскачиваясь вместе со мной на диване и я почувствовал, что еще мгновение, и мы опрокинемся. Дальше произошло то, что впоследствии мне было трудно объяснить даже самому себе: я вскочил, схватил Катьку в охапку, на ходу она потеряла свои туфли, затем настала очередь платья, я отбросил его в сторону и потащил девушку, оставшуюся в одном белье, в ванную комнату. Пустив струю воды, я раздел Катьку догола, разделся сам и полез вместе с ней в ванную, затем отрегулировал воду и стал Катюшу яростно натирать невесть откуда взявшимися здесь мочалкой и мылом.

– Ты с ума сошел, – недоумевающая Катька, принявшая вначале мои действия за шутку, пыталась брыкаться, непривычная, видимо, к такому обращению с ней кавалеров, но я довел-таки свое дело до конца, с остервенением намыливая ее юное тело до тех пор, пока оно под моими руками не стало хрустеть.

– Сейчас, Катенька, сейчас, – шептал я нежно, затем схватил ее – длинную и гибкую – на руки, и понес – влажную и желанную – в постель. Вдыхая по пути ее запахи, я не почувствовал ничего постороннего, кроме ароматов чистого тела и шампуня, поэтому, уронив ее на постель, немедленно набросился на девушку со всем пылом своей страсти.

Минут через десять я все же уловил от нее все тот же характерный запашок, который так раздражал меня прежде, но теперь уже ничего не могло помешать мне довести дело до конца.

Потом, позже, когда мы отдыхали с ней лежа в постели и Катерина сказала мне, сонно улыбаясь: «Ты напал на меня, как сумасшедший и любил так долго – это было ужасно приятно», я чувствовал себя на вершине блаженства. После взаимных комплиментов и объятий мы уснули. Проснувшись около десяти утра и не обнаружив Яшку в номере, мы не стали его искать, а, резонно полагая, что рано или поздно он найдется сам, отправились завтракать, причем Катрин не удержалась и надела к завтраку вечернее платье, в чем я ей не препятствовал.