Я возьму твою дочь - Сабина Тислер

— Когда ты вернешься?

— Скоро. Совершенно точно. Через пару дней. Мне нужно еще немного времени.

— Для чего?

— Я же тебе уже говорил, что моя кузина больна. София, мне нужно еще пару дней позаботиться о ней, у нее нет никого, кроме меня. А сейчас спи, любовь моя, и пусть тебе приснится что-нибудь хорошее.

— Да. Я люблю тебя!

Этими словами София заканчивала каждый разговор и сразу же клала трубку. Она не давала ему никакого шанса сказать: «Я люблю тебя тоже».

Свою машину с итальянскими номерами он оставил на стоянке в Вильмерсдорфе перед пансионатом и взял напрокат другую в маленькой фирме, бюро которой находилось всего в двух улицах дальше. Он выбрал «гольф» десятилетней давности, по которому сразу было видно, что его на протяжении многих лет мучили разные водители.

Около трех часов Йонатан добрался до Буххольца в Нордхайде. На заправке он спросил адрес, но служащий только покачал головой. Земмеринвег? Он никогда не слышал об улице с таким названием.

Йонатан продолжал спрашивать. В конце концов домохозяйке с двумя маленькими детьми название показалось знакомым, и она послала его по улице Буххольца в направлении Хольма.

— Поезжайте все время прямо. Два или три километра, до маленького киоска. Там еще рядом остановка автобуса. Сразу после нее повернете направо и первая или вторая поперечная улица и будет Земмеринвег.

Йонатан поблагодарил, поехал туда и сразу же нашел дом номер двадцать пять. Он находился в конце улицы и был окружен высокими елями и разросшимся кустарником.

Перед дверью не было машины. Йонатан не увидел гараж, только крытую стоянку, которая сейчас была пуста. Он медленно проехал мимо, не решившись остановиться.

Прямо напротив ворот начинался густой лес из старых деревьев и непроходимых зарослей. Здесь невозможно было поставить машину, чтобы не привлечь к этому внимание.

Йонатан развернулся и остановился вблизи киоска. Потом пешком вернулся обратно, с трудом продираясь через лес параллельно улице.

Он порвал брюки, когда пробирался через заросли ежевики, исцарапал руки, загнал в ногу сучок боярышника и только через пятнадцать минут добрался до дома. Укрытый зарослями, он прекрасно видел ворота и даже обратную сторону бунгало с плоской крышей. И при этом мог быть уверен, что из дома его никто не увидит. К тому же Тобиас и Леония и не предполагали, что кто-то может наблюдать за ними из леса.

В шесть часов тридцать минут вернулась Леония. Она с ходу въехала в ворота и, взвизгнув тормозами, остановилась на крытой стоянке. Видимо, она уже не раз это проделывала. Потом она выскочила из машины и помчалась в дом. Дверь, которую Йонатан не мог видеть из своего укрытия, захлопнулась за ней. Он услышал, как щелкнул замок.

Часом позже приехал Тобиас. Он остановился на въезде, взял из машины пакет с покупками и пошел в дом. Спокойно и не спеша.

Йонатан подождал десять минут и решил забраться в сад. Усадьба не была окружена забором, так что это было несложно. Пока в саду было темно, но следовало соблюдать осторожность, потому что освещение может включиться в любой момент и он окажется на свету. Густые кусты обозначали границы участка и защищали дом от нескромных взглядов соседей. Йонатан осторожно двигался под прикрытием кустов, пока в поле его зрения не появилась сторона дома, обращенная к саду. Почти вся задняя стена состояла из стекла, так что изнутри можно было беспрепятственно видеть сад и чувствовать себя так, словно находишься под открытым небом.

Поскольку сад тонул в темноте, а гостиная была ярко освещена, Йонатан смог беспрепятственно заглянуть в дом. Гардин на окнах не было — вероятно, на ночь хозяева опускали жалюзи. Похоже, в доме на краю леса они чувствовали себя так, словно были совершенно одни и никто их не видит.

«Ошибка», — подумал Йонатан и улыбнулся.

— Дорогой, — сказала Леония, — мы получили весточку от покойника. Разве это не ужасно? Два дня назад мы похоронили доктора Кернера, а сейчас в почтовом ящике лежит открытка от него. Они, наверное, отослали ее в самом начале отпуска, и она шестнадцать дней была в пути.

— Прочитай, я не разбираю почерка Ингрид.

«Дорогие наши, здесь чудесно! Это превзошло все наши ожидания! Погода, питание и настроение — все очень хорошее. Вчера мы были на средневековом празднике в Амбре. Было очень здорово, как в сказке, словно в другом мире.

С приветом, Ингрид и Энгельберт».

Леония посмотрела на Тобиаса. В глазах у нее стояли слезы.

— Жуть какая!

Тобиас обнял ее за плечи.

— Давай приготовим что-нибудь поесть. Я зверски голоден.

Йонатан видел, что в конце гостиной находится открытая кухня с длинной стойкой. Тобиас уселся за стол и открыл бутылку вина. Леония что-то делала за стойкой, потом принесла колбасу, сыр, оливки и другие мелочи из холодильника, помыла овощи и сунула Тобиасу кухонную доску и нож, чтобы он нарезал салат.

«ТЕРПЕНИЕ!» — предупредил голос.

Йонатан ждал.

Тобиас нарезал салат и встал. Он вышел из комнаты, и спустя несколько секунд зажегся свет в другой, тоже полностью застекленной комнате рядом с гостиной.

Ага. Значит, это его кабинет.

Йонатан сделал пометки и набросал эскиз дома, насколько мог видеть и представлять его. В Италии у него перед глазами должна быть по возможности наиболее точная картина, чтобы в спокойной обстановке составить свой план.

Тобиас сел за письменный стол и принялся просматривать почту. Он прочитывал письма, разглаживал их и складывал в папку. Его лицо ничего не выражало. Потом он включил компьютер и проверил электронную почту. По крайней мере, так решил Йонатан.

Не прошло и пяти минут, как Тобиас снова встал из-за письменного стола. Компьютер он оставил включенным, но настольную лампу выключил. Йонатан видел, как в темноте мерцал экран.

В гостиной Тобиас налил вино в бокалы. Йонатан смог разглядеть, что у Леонии в бокале была совсем капля.

«Молодец, — подумал он. — Береги себя и ребенка!»

— Думаю, было бы лучше, если бы на этих огромных окнах висели гардины, — сказала Леония, с удовольствием пережевывая салат. — Я чувствую себя так, словно сижу у всех на виду. Такое глупое ощущение! Снаружи темно, и кто угодно может наблюдать за нами. Через окна открывается прекрасный вид на нашу освещенную гостиную!

— Но, сокровище мое, там же никого нет! Кто будет за нами наблюдать? Здесь никто не бродит в ночи и не заглядывает в дома!

— Ты уверен? Взломщиков везде хватает!

— Значит, сейчас они лежат на земле, видят, что мы дома, и понимают, что им лучше поискать другой дом, чтобы ограбить его.

— Допустим. Зато они видят и то, что и где находится в доме, и что его стоит ограбить. И тогда они наведаются сюда в другой раз. А может, это отъявленные негодяи, которых не остановит даже то, что в доме кто-то есть!

Тобиас вздохнул, встал, подошел к двери на террасу и включил освещение сада.

— Так лучше? Сейчас ты совершенно точно можешь увидеть, что на улице никого нет.

Леония кивнула.

— Да, так немного лучше. Но я всегда немного побаиваюсь этого дома. Он слишком прозрачный.

Когда Тобиас встал и подошел к двери, Йонатан пригнулся и отступил на полметра, потому что интуитивно понял, что сейчас он включит освещение в саду. Ему повезло, что хозяева его не заметили.

Он уполз от дома. Он увидел достаточно. И впереди у него было много времени.

Йонатан, покинув участок, еще приблизительно двадцать метров пробирался по лесу в слабом свете фонарей, а потом пошел к своей машине по улице.

Этой же ночью он уехал в Берлин, а оттуда в шесть утра отправился в Италию.

Голос молчал.

31

После того как Йонатан вернулся с похорон судьи и краткого визита в Буххольц, лето нависло над страной, как удушливый жаркий колпак. Цикады трещали с раннего утра до поздней ночи, и целыми неделями на небе не было ни облачка. София каждое утро начинала в шесть утра поливать цветы, кусты и деревья и заканчивала только в девять часов.

Гости приезжали и уезжали. Интересные и скучные, приятные и нервные. Но все жаждали солнца и тепла, и чем невыносимее становилась жара, тем довольнее они были.

В октябре над Ла Пассереллой пронеслись тяжелые грозы. Молния уничтожила насос на колодце и водонагреватель для воды, проливные дожди смыли высохшую землю, а с ней и последние цветки герани и гортензии.

Это было в пятницу около двенадцати часов. Йонатан работал на последнем повороте перед длинным подъездом к дому. Он сажал кипарис, потому что молодое дерево, которое он посадил весной, за долгое лето высохло, а никто не прилагал усилий к тому, чтобы тащить садовую лейку до поворота дороги, чтобы полить деревце. Пару раз он говорил об этом «Тому-кто-спит-на-граблях», но Джанни, очевидно, снова и снова забывал об этом или же старался забыть по причине лени. Теперь маленький кипарис был мертв, и Йонатан купил новый. Влажной осенью у деревца больше шансов на выживание.