Картонные звезды - Александр Косарев

— Хорошо, — раздраженно отбрасывает он ложку на столешницу и тоже поднимается из-за стола, — замнем вопрос для ясности. Басюра, — поворачивается он к испуганно подскочившему водителю, — поскольку ты у нас с завтраком проштрафился, готовь вторую машину к выезду. Поедем сейчас с тобой искать колхозный рынок. Чувствую, пора…

Что именно пора, он не уточнил, но нам-то ясно, что свои законные нрава, пусть и крошечные, мы в этот раз смогли отстоять. Не прошло и получаса, как дождь закончился, капитан и в самом деле уехал. Возложил все свои обязанности на Преснухина, как на самого, с его точки зрения, благонадежного, и укатил.

Мы проводили его машину взглядами и… пошли по рабочим местам. Камо уселся к передатчику и условным кодом дал знать нашему верховному командованию, что мы готовы к приему очередной порции руководящих указаний. Естественно, что указания тут же были даны и тщательно записаны. Но поскольку прочесть их мы не могли, то продолжили работать в том же режиме, что и вчера. Сами понимаете, что по той же причине отправить утреннюю сводку мы тоже не могли и ограничились лишь подтверждением приема. Прошел час, другой, третий, машина не возвращалась. Больше всех в данной ситуации переживал Федор, как старший. Он, насколько мог, аккуратно рассортировал и даже особым образом разметил перехваченные телеграммы. Боевые самолеты и заправщики он пометил красной галочкой, транспортники — зеленой, а разведчики — синей. До двух часов оставалось всего минут сорок, когда показался заляпанный грязью автомобиль, в окне которого была видна довольная физиономия Басюры. Мы высыпали наружу. Но капитан, наверняка успевший всесторонне обдумать утренний инцидент, вел себя совершенно бесстрастно.

— Щербаков, дружочек, помоги Ивану разгрузиться, — произнес он абсолютно спокойным голосом. — Так, что пришло из центра? — тут же повернулся он к Камо.

— У Федьки все, — замахал тот руками, — ему отдал.

— Прошу, — тут же подскочил к нему Преснухин, выпрыгнувший из кабины. — Вот утренний прием из полка, вот самые важные перехваты, вот голосовой перехват, тоже очень интересный.

Капитан подхватил разложенные перед ним бумаги и, даже не оборачиваясь, твердым шагом удалился в свою палатку.

— Парни, живем! — воскликнул в ту же секунду Анатолий, отвязав один из плотно набитых мешков и заглянув вовнутрь его.

Мы, урча оголодавшими желудками, резво бросились к нему на подмогу. Закупленные продукты были тут же рассортированы и тщательно спрятаны в деревянный, закопанный в землю ящик. Как показал опыт, даже в жару под землей сохраняется относительная прохлада. Конечно, глядя с точки зрения сегодняшнего дня, капитан привез не весть что, но в тот момент мы были рады самым простым продуктам. Правда, ничего мясного, за исключением курицы и двух здоровенных карпов, в мешке не было, но зато там имелось много красной фасоли, лука, кабачков и прочей зелени. Десяток толстых лепешек, две трехлитровые банки растительного масла, килограмм мятных леденцов и два десятка консервных банок завершали на редкость богатый продуктовый набор. Прищелкивая языком от охватившего его возбуждения, Камо неожиданно выхватил из-за голенища длинный клинок, с которым никогда не расставался, и словно коршун бросился на распростертую на столе курицу.

— Вах, — вскричал он, хищно размахивая ножом над головой, — какой сациви я вам сегодня сделаю, пальчики оближите!

Мы удивленно переглянулись. Никогда еще за нашим «стукачем» не наблюдалось столь ревностного желания приготовить что-то вкусное. Обычно он всячески старался отвертеться от кухонного дежурства, ссылаясь на отсутствие должных навыков. Но, видать, голод достал и его, вскрыв столь тщательно скрываемый поварской талант. Много позже, когда приготовленное им сациви было съедено до последней крупинки и косточки, капитан, с видимым сожалением осмотрев свою вылизанную до блеска миску, впервые за день улыбнулся.

— Знал бы я, что ты, Камков, такой специалист по грузинской кухне, то обязательно взял бы еще одного телеграфиста.

— Зачем это? — простодушно удивился Камо.

— Да чтобы не отвлекать тебя больше от котла и сковородки, — ухмыльнулся капитан.

— Это папа у меня был музыкант, — поясняет зардевшийся от неожиданного комплимента Камков, — а мама у меня поваром работает.

Несколько натянутая атмосфера за столом разом разряжается. Все оживляются и с удовольствием начинают подтрунивать над Камо, на круглом лице которого впервые за многие дни появилась привычная бесшабашная улыбка.

Нью-Йорк

Покидая Сайгон, председатель комитета начальников штабов генерал Уиллер увозит с собой новый план расширения войны во Вьетнаме…

* * *

Так уж случилось, что именно следующий день коренным образом изменил несколько испортившиеся взаимоотношения с нашим командиром. Утром я проснулся на удивление рано. То ли завершилась долго мучившая меня акклиматизация, то ли просто хорошо выспался, не знаю. Но глаза мои открылись ровно в половине шестого, и сна не было ни в одном из них. Натянув влажную от утренней сырости форму, потихоньку выбираюсь на улицу. Разжигаю костер, и, выплеснув в котелок остатки воды для приготовления утренней каши, отправляюсь к реке. Должен сказать, что берега значительной части вьетнамских рек достаточно своеобразны. Жадная до воды и солнца растительность подходит не то что к краю берега, а перехлестывает дальше и обычно нависает над руслом своеобразным валом. Вал этот бывает столь плотен и непроницаем для зрения, что ничего не стоит сделать лишний шаг и через мгновение оказаться по пояс, а то и по грудь в воде. Мы этого очень опасаемся и на реку ходим только заранее прорубленным маршрутом. Не потому, естественно, что боимся лишний раз промокнуть, нет, причина несколько в ином. Как-то, еще на пути сюда, Стулов, между прочим, упомянул о том, что в здешних водах водятся крокодилы. Переспросить было как-то неприлично, поскольку слова его предназначались не для наших ушей, но информацию мы на «ус» моментально намотали. Да и вообще, вода есть вода, мало ли что может скрываться под ее мутноватой поверхностью.

Поэтому купаться я иду к специальной площадке, вырубленной в зарослях артиллеристами. Там все устроено по уму. Есть бамбуковый помост, на котором может одновременно раздеваться до двух десятков человек, есть специальные вешалки для одежды и оружия. Есть даже несколько притащенных неизвестно откуда плоских камней, на которых они (да и мы тоже) стирают свое белье. Все, конечно, сделано примитивно, на уровне каменного века, но со старанием и любовно. Все лыковые завязки аккуратно обрезаны, все палочки тщательно закруглены. Красота, да и только. Пользуясь тем, что вокруг никого нет, быстро раздеваюсь догола, кладу пистолет на ближайший к воде валун (это на случай появления крокодила) и, вооружившись одним лишь куском мыла, опасливо лезу в воду. Ух-х, хорошо! Поначалу вода кажется холодной, но через минуту тело привыкает и появляется необоримый соблазн лечь в эти ласковые струи всем телом и как в детстве размашисто поплыть к далекому противоположному берегу. Сзади, метрах в двадцати-тридцати тревожно хрустит сухая ветка. Торопливо промываю глаза и поворачиваюсь. Слава Богу, это только вьетнамский часовой. Поняв, с кем имеет дело, он приветливо машет мне рукой и мгновенно исчезает в плотной прибрежной зелени. Желание поплавать мгновенно пропадает. Спешно смываю мыльные разводы и выскакиваю на сушу. Полотенец у нас нет, тоже погибли, и вытираться приходится старыми нательными рубашками. Пока я утирался, вода унесла замыленную воду, и я без опасения набираю воду в транспортный котелок, названый так потому, что в нем никогда ничего не варят, используют только для доставки в лагерь воды. Тащусь наверх и размышляю о том, почему так несправедливо все устроено: только вымоешься и охладишься, как приходится на гору тащиться и вновь потеть?

В нашем становище все уже на ногах. Грустный, обросший и явно не выспавшийся Басюра уныло перемешивает палкой кашу в котелке. Камо своим устрашающим кинжалом взрезает банки с тушенкой, а Преснухин ломает сучья для костра. Не видно только капитана и Толика. Заглядываю в откинутый полог офицерской палатки, но и там никого нет.

— Они на батарею пошли, — удовлетворяет мое любопытство Федор, — думают, Стулова сегодня забрать.

Я киваю в ответ и несу воду к столу.

— Здорово, кацо! — Камо приветственно вскидывает кухонный нож. — Почем воду продаешь?

Это у нас такая игра придумана, чтобы не забыть, какой день на дворе. Тот, кого спрашивают, должен назвать хотя бы число, а еще лучше и день недели.

— Э-мн, — задумываюсь я, застигнутый коварным грузином врасплох. — Пожалуй, что за двадцать пять рублей отдам, — выговариваю я наконец.