Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии - Л. Арбузов

Еще несколько десятков лет по окончании Северной войны сельские церкви оставались без пасторов; случалось также, что один пастор должен был обслуживать пять приходов. Можно себе представить, в какой степени такой пастор имел влияние на отдельных членов прихода. Замещение вакантных должностей шло медленно; в числе кандидатов встречались совсем негодные личности. Лифляндский пастор еще в XVII столетии проникся справедливым сознанием своего достоинства; теперь же в числе пасторов в Лифляндии встречались не только опустившиеся элементы, но и люди совсем без богословского образования, как напр. Некий Арене из Дерпта, бывший переплетчик, сумевший занять должность разными неблаговидными путями. Значительное число богословов прибывало из Германии; они большей частью приглашались в качестве воспитателей, потом.

Изучив местные языки, получали духовные должности и создавали литературу на латышском и эстонском языках преимущественно религиозного, но и вообще общеполезного содержания. И в этой области самоуправление принесло благие плоды. Генерал-суперинтенданты и начальники духовных округов преследовали недостойных церковнослужителей, наказывали и удаляли от должностей непоправимых пьяниц и мучителей крестьян и тем постепенно подымали достоинство духовного сана. Постепенно прекращались жалобы на недостаток в образованных пасторах, на невозможность окрестить новорожденных, венчать желающих вступить в брак и хоронить усопших по церковному обряду Среди пасторов встречались те же направления, которые в то время господствовали в германских богословских факультетах, сначала созданный Шпенером пиетизм, а затем с конца 18-го столетия и в начале 19-го столетия рационализм. Движение, возникшее в Геррнгуте, проникло и в прибалтийский край и нашло здесь сторонников в сельском населении (но не только в этой среде). Сначала на него не обращали внимания, но приблизительно с 1740 г. старались его остановить и вовсе вытеснить, что, однако, не вполне удалось. Положение народных школ в деревнях было весьма печально. До Северной войны почти во всяком приходе была приходская школа, но еще в 1736 г. число всех сельских школ в Лифляндии определяется в 108 с 1300 учащихся. Ландтаг 1765 г. много сделал для народных школ, в особенности для подготовки народных учителей, он же постановил, что дети в зимнее время обязательно должны обучаться в школе. По истечении 10 лет уже ощущались результаты этих мер: в Оберпаленском приходе число грамотных взрослых составляло 65%, число грамотных детей обоего пола — 75%.

Большие города (Рига и Ревель) лишь постепенно вступали в правильные отношения к новому правительству. На них возложена была постройка новых укреплений, в Ревеле кроме того и устройство военной гавани, вместе с тем они должны были содержать городские военные отряды и городскую артиллерию. Вследствие этого часто происходили столкновения городского управления с представителями правительства и устранение разногласий иногда стоило больших трудов. В Риге временно назначался председатель магистрата и главный инспектор городских доходов (Илья Исаев). Рига существенно пострадала от бомбардировки и только медленно приступала к исправлению повреждений. Церкви отчасти лежали в развалинах; 10 мая 1721 года сгорела церковь Св. Петра от удара молнии, после чего она была вновь построена. Как в Ревеле, так и в Риге городская казна была пуста; по городскому хозяйству делались только самые необходимые расходы; чрезмерно большие суммы уходили на приемы и отправку депутаций в столицу и тому подобное. Город Рига был еще кредитором шведского правительства, но и последнее считало Ригу своим должником; также частные лица выступали кредиторами, так как во время войны городское управление часто должно было обращаться к таковым для получения ссуд. Особенно от войны пострадала торговля; старые торговые сношения были прерваны и возобновить их или найти новые стоило больших усилий. Явились конкуренты. Новый С.-Петербургский порт привлекал к себе многих купцов, в особенности голландских, пользовавшихся там разными льготами, что причиняло убыток лифляндским портам. Впрочем этот убыток со временем был возмещен. А новый «Балтийский порт», задуманный еще Петром Великим, но заложенный лишь в 1762 г. для того, чтобы перевести сюда часть Ревельской торговли не оправдал возложенных на него надежд. Петр Великий не запрещал вывозить хлеб, сохранял умеренные таможенные тарифы и не тормозил торговых сношений. Но после его смерти в 1725 и 1728 г. вывоз хлеба был запрещен и города тщетно указывали на то, что при недостаточности и плачевном состоянии путей сообщений не может быть и речи о доставке лифляндского хлеба во внутренние области империи.

Трения происходили также между городскими управлениями и гильдиями, которые ревностно оберегали свои старинные привилегии и особенно в торжественных приемах непременно хотели участвовать через своих представителей. Вообще чрезвычайно часто возникали споры о подобающем общественном положении. В цехах теперь стали обнаруживаться вредные стороны строгого принуждения. Достижение положения мастера (самостоятельного хозяина) сделалось крайне трудным; большинство цехов состояло теперь из «закрытых» т.е. таких, которые точно определяли число мастеров. Как положение мастера, так и положение подмастерья (Geselle) для многих сделалось совершенно недостижимым, особенно вследствие того, что требовались чрезмерные расходы на устройство угощений и представление сложной работы (Meisterstuck), которую потом не легко было продать. Хорошие стороны цехов, обучение и воспитание учеников отступали все более на задний план. Работа ухудшалась, цены же подымались ввиду весьма ограниченной конкуренции.

Между Ригой и лифляндским дворянством еще с первых времен польского шел спор о так наз. «суд бургграфа» т.е. о праве городского совета в лице одного из бургомистров судит дворян. В 1725 г. при вступлении на престол Екатерины I депутаты от дворянства добились отмены этого права и город Рига несмотря на усиленные старания никогда более его не получил. Также спорили о праве приобретать поместья. В 1710 г. (см. стр. 224) городское управление и дворянство отдельно друг от друга заключили свои капитуляции с русским уполномоченным. Город сохранил все свои прежние права, в том числе и право владеть поместьями; дворянство же получило исключительное право владеть привилегированными поместьями, что очевидно нарушало права города. Город владел поместьями Лемзаль, Икскюль, Кирхгольм, до введения редукций кроме того Нейермюлен, Аагоф; вследствие редукций город лишился этих поместий. И с 1742 г. как помещик имел своего представителя в ландтаге. Но приобретать новые поместья ему и городским жителям сначала совсем запрещалось а потом разрешалось лишь в виде аренды на 99 лет. Большое неудобство для помещиков, живших от плодов своих земель, заключалось в колебаниях цен на хлеб, которые назначались экспортерами и тем более, что сельское хозяйство, только медленно восстанавливающееся, должно было бороться со многими другими затруднениями. Но жаловались и на то, что крестьянин, доставляя свои сельскохозяйственные продукты в город, был принужден продавать их по ценам заранее там назначенным, и не имел возможности избирать из покупателей наиболее для себя выгодного. При таких условиях вражда между городским и сельским населением увеличивалась. В 1745 г. лифляндское дворянство заключило работы, давно начатые, но по случаю войны прерванные по составлению полного списка всех своих членов (Matrikel). В этот список город Рига не был включен.

Благодаря торговым сношениям с Литвой появились в Риге евреи. Есть известие из 1536 г. о сношениях рижского купца Спенкгузена с каким-то евреем. В польское время о евреях ничего не слышно; шведское правительство относилось к евреям в высшей степени враждебно; в Швеции пребывание евреям было запрещено; о Ливонии нет известий. В Курляндии встречаются еврейские монетчики при герцоге Готгарде, они проживали временно в Митаве. Только с конца XVII столетия и в XVIII столетии появились евреи в Курляндии на постоянное жительство (Д-р Иоффе). Постоянное их пребывание в городе Риге было ограничено городским управлением и временные остановки разрешались только в особых гостиницах, находившихся под надзором. Правительство относилось различно к евреям; императрица Елизавета не допускала евреев в Россию, Екатерина II разрешала им пребывание с условиями. Жившие в Лифляндии евреи должны были быть приписаны в городке Шлоке, что впрочем не мешало им распространяться и на другие местности.

Большие города Рига и Ревель скоро оправились и достигли благодаря торговле благосостояния. Жизнь в них вернулась в нормальную колею, сила и энергия бюргерства лишний раз доказали свою живучесть. В худшем, почти отчаянном положении были мелкие города, которые в прежнее время играли довольно важную роль в торговом и промышленном деле. От чумы и голода население их сильно уменьшилось, благосостояние совершенно упало. Эти города оправлялись очень медленно; не все вновь получили значение, немногие (Дерпт, Пернов) достигли прежнего значения и то лишь позднее. На месте прежнего цветущего епископского города Дерпта сосланные в Вологду и возвратившиеся в 1714 г. из ссылки жители построили новый город, который должен был вынести в XVIII столетии много тяжелых ударов и в том числе несколько опустошительных пожаров. Жители были крайне бедны и увеличивали тяжести существования бесконечными спорами и тяжбами, в которых проявлялось не сознание права, а преследование узких личных интересов. Цехи зорко следили за своими привилегиями и настаивали на удалении всех ремесленников, не приписанных к цеху (Bonhasen Bonhase = Bodenhase, т.е. неестественное животное). Хотя городская казна была пуста, от нее требовали покрытия чрезвычайных расходов, между прочим на отправку торжественных депутаций в столицу. Другие мелкие города делают трагикомическое впечатление. Феллин и Вольмар остались без управлений и должны были постепенно их восстанавливать, в Феллине не было цехов, но были споры по цеховым делам. Для решения их феллинцы должны были обращаться к Пернову или Ревелю. Если положение и этих маленьких городов со временем стало опять сносным, то это опять таки свидетельствует о живучести и способностях немецкого бюргерства, вышедшего из этого глубокого упадка.