Карлики - Максим Дегтярев

— Когда-нибудь ты дошутишься! — мне не нравится, когда Татьяна пытается острить не по делу. Но Абметов тоже был настроен не слишком серьезно:

— Я-то думал, что жизнь порождает сны, а выходит — все наоборот — сны определяют жизнь…

— Все определяет все — это напрочь известный факт, — вторила ему Татьяна.

— Скрупулезно подмечено, — согласился он, — но тут возникает интересная проблема. Вот вы говорите, что знание — это превращение хаоса символов в текст. То есть какой-то гений берет и упорядочивает значки. Получается доказательство некой теоремы. Возникает законный вопрос: существовал ли это текст до того, как тот гений превратил в него кучу беспорядочных символов. Ведь закон всемирного тяготения существовал до того, как Ньютон его открыл. Может быть и с доказательством теоремы тоже самое…

Заданная тема оказалась слишком трудной для дружеской беседы за завтраком.

— Думаю, не тоже самое… — это все, что смогла ответить Татьяна.

Мы сосредоточились на еде. А я подумал, как ловко он увел разговор от своей собственной персоны к общеоркусовским проблемам. Но — не тут-то было — Татьяна вспомнила, с чего началась беседа:

— Я догадалась! С помощью поля Оркуса вы хотите обрести какие-то новые знания, или, на худой конец, вспомнить старые — в Архиве Истории Науки, должно быть, много пробелов поднакопилось.

Абметов молча улыбнулся. Неужели, думаю, он заранее не придумал какой-нибудь уважительной причины. Письмо, опубликованное в «Секторе Фаониссимо» , за уважительную причину сойти никак не могло.

— Насколько я знаю, вы, Татьяна, в конечном итоге, хотите доказать, что когда-то, в далекие времена, жители Фаона, Оркуса и других, подобных им планет, посещали Землю…

Не знаю, с чего он взял, что Татьяна занимается именно этим. Она возразила:

— Для начала, надо доказать, что они, то есть инопланетяне-сапиенсы и в самом деле населяли эти планеты.

— Я немного не с того конца начал, ну да ладно… — согласился Абметов. — Теперь, предположим, что вы и впрямь нашли следы неземных разумных существ, и более того, эти следы ведут от недавно открытых планет к Земле и обратно. Вы бы этому обрадовались?

— Пожалуй да… — неуверенно ответила Татьяна.

— А зря! Вдумайтесь только: если все так и обстоит, если сапиенсы в доисторические времена посетили Землю, то всю историю земной цивилизации придется переписывать заново. И то знание, что до сих пор называлось ненаучным и не принималось всерьез, будет выглядеть совсем в другом свете. Знание, полученное, как откровение, как внезапное озарение, окажется, на самом деле, информацией, оставленной пришельцами. Эта информация перерабатывалась и интерпретировалась первобытным человеческим умом, пока не приобрела форму предания, мистерии или герметического учения. Чем больше мы изучаем мир, тем больше накапливается вопросов. И у нас уже не хватает ни сил, ни времени искать ответы везде, где только возможно. Нам приходится искать наугад. А если не угадаем? Может, те сапиенсы, что посещали Землю тысячелетия назад уже пытались намекнуть человечеству, где искать ответы? Не следует ли, в таком случае, более бережно относиться ко всему, что когда-либо породил человеческий ум?

— Да кто ж спорит, — согласилась Татьяна, — то есть, вы, в вашем архиве хотите собрать и сохранить все, что навыдумывало человечества вне зависимости от происхождения и степени научности. Но я с другим вашим тезисом не согласна. Я против того, чтобы все валить в одну кучу. Не все одинаково ценно. Вот, например, как по вашему, сколько времени надо учиться, чтобы понять, что думает современная физика по поводу устройства мира?

— Лет десять-пятнадцать, — ответил Абметов. Татьяна посмотрела на меня, но я лишь пожал плечами, — мол, откуда мне знать.

— Хорошо, пусть — десять. Но это ведь очень долго! Не многие готовы все бросить и сидеть десять лет за учебниками. Тогда возникает некто, и этот некто говорит: «Не хотите десять — не надо. Вот вам наука, которой можно овладеть лет за пять. Местами будет непонятно, но вы уж поверьте на слово, — там все верно.» Пойдем дальше. Пять лет — это тоже срок. Нельзя ли побыстрее? Отчего же, конечно можно! Очередной нeкто берется вам все растолковать за год. Но взамен, вы должны ему верить на слово еще больше, чем тому, кто укладывается в пять лет. Иначе говоря — верить в откровение. И так далее — спрос рождает предложение. Пророки и ясновидцы плодятся, как шнырьки в сытный год. Для мореплавания нужна была настоящая наука и, хочешь не хочешь, а изучай астрономию, математику, физику и бог знает, что еще. А сидишь дома — тут и откровением обойтись можно. В общем, все от лени — и хорошее и плохое.

— Я и не ожидал, что ты такая материалистка, — искренне удивился я. Абметов пояснил:

— Татьяна говорит, что природа выдумала некоторый механизм, который позволяет человеку «допридумывать» то, чего он не может получить извне. Такая точка зрения позволяет смело отмахиваться от любого эзотерического знания — мол, это что-то вроде рефлекса, ответной реакции на недостаток знания научного. И плевать, что человечество большую часть своей истории жило именно откровением, а не наукой.

Татьяна отозвалась не менее эмоционально:

— Так ведь зло берет — сиди тут, изучай, мучайся, а приходит очередной проныра с очередным откровением и у него на все готов ответ. А ты, со своими поисками, никому не нужен!

Грустную она обрисовала картину. Абметову захотелось помириться:

— Кто знает, кто знает… Я вас прекрасно понимаю. Но все вами сказанное относится к более поздней эпохе — когда наука ушла далеко от практической жизни и стала непонятной для простых обывателей. Более того, учений, желавших называться научными, становилось все больше и больше. Теория относительности проникла в теорию познания — люди решили, что научная истина — вещь весьма относительная, а потому всяк имеет право на свою науку. И тут стало происходить то, о чем вы говорили — науки стали печься как пирожки — каждому на его вкус. Теперь, когда люди расселились по разным планетам, это особенно актуально.

«Не на Франкенберга ли с его гомоидами он намекает», — мелькнуло у меня в голове. Абметов продолжал вещать:

— Про проныру с готовым ответом — тоже правильно. Хуже всего, если этот ваш проныра окажется инопланетянином, и тогда вся наука пойдет прахом — вся антропоцентричная наука, я имею в виду. В определенном смысле, вы сами роете себе могилу. С вашими убеждениями, я бы бросил искать сапиенсов — не к добру это. В конечном итоге, что мы, люди, хотим знать? Мы хотим знать, как устроен мир и какое место мы занимаем в этом мире. Но что мы подразумеваем под устройством мира? Некий текст, написанный на человеческом языке и отвечающий на все вопросы, заданные, опять-таки, на человеческом языке. Неявно, мы подразумеваем, что наш язык, наше мышление исчерпывает собою всю Вселенную. Любая наука — антропоцентрична. Любая наука подразумевает, что Вселенная целиком и полностью содержится внутри нас. Это очень сильное допущение. Стоит только предположить, что существует кто-то мыслящий не как мы, то сама познаваемость мира автоматически ставится под сомнение. Научная познаваемость, конечно же, а не интуитивная…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});