Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похоже на то, что чувство меры им совершенно не свойственно, — резюмировал Джон Корт.
— Как и чувство тональности, — добавил Макс Губер.
Но вообще-то они чувствительны к музыке, мой дорогой Макс…
— Такое свойство есть и у животных, мой милый Джон, по крайней мере у некоторых. На мой взгляд, музыка это низший род искусства, обращенный к низшим чувствам. А если речь идет о живописи, о скульптуре, литературе, то ни одно животное не чувствует их очарования. Никто еще не видел, чтобы даже самые умные из них проявили хоть малейшее волнение перед картиной или бы их растрогала поэтическая строка…
Как бы там ни было, вагди приближались к человеку не только потому, что на них воздействовала музыка, но и потому, что они сами ввели это искусство в свой обиход.
Два часа уже провели друзья на площади, и нетерпение Макса Губера достигло крайней точки. Его прямо-таки бесило, что этот Мсело-Тала-Тала не соизволит даже пошевелиться в ответ на всеобщее ликование, на это празднество в свою честь. Нельзя же так третировать своих верноподданных!
Тем временем веселье нарастало, шум усиливался. Пляски становились все возбужденнее, многие перепились до чертиков, и угроза беспорядка, каких-нибудь опасных сцен уже висела в воздухе, когда вдруг стало тихо.
Все успокоились, присели на корточки, застыли в неподвижности. Абсолютная тишина внезапно сменила всеобщий кавардак, оглушительный грохот тамтамов и пронзительные вопли свистулек.
В это мгновение дверь королевского жилища растворилась, и воины образовали перед нею живой коридор, построившись с обеих сторон.
— Наконец-то! — с облегчением вздохнул Макс. — Сейчас мы его увидим, этого монарха!
Однако Его Величество не спешил к своим подданным. Из хижины вынесли какой-то предмет, накрытый листьями, и водрузили его в центре площади. Каково же было вполне естественное изумление обоих друзей, когда они узнали в предмете самую обыкновенную шарманку! По всей видимости, сей священный инструмент появлялся на свет Божий лишь во время торжественных церемоний в Нгале, и собравшиеся внимали скудному репертуару шарманки с восторгом первооткрывателейй.
— Да ведь это шарманка доктора Йогаузена! — сказал Джон Корт.
— Такой водонепроницаемый механизм может быть только у нее! — поддержал Макс Губер. — Теперь я понимаю, почему в ночь нашего прибытия в Нгалу мне почудилось, будто я слышу вальс Вебера над головой!
— И вы ничего не сказали нам об этом, Макс?
— Я думал, что мне приснилось, Джон!
— Что касается инструмента, — продолжал Джон Корт, — то я убежден: вагди притащили его из хижины доктора.
— После того, как растерзали беднягу!
Пышно разукрашенный вагди наверное, руководитель местного оркестра занял позицию перед инструментом и принялся крутить ручку.
И тотчас же вальс, которому не хватало нескольких нот, громко зазвучал к превеликому удовольствию аудитории.
Начался концерт, сменивший хореографические упражнения. Толпа внимала ему, покачивая головами, правда, не попадая в такт. Впрочем, звуки вальса явно не навевали ей тех вращательных движений, которые они сообщают цивилизованным людям Старого и Нового Света.
Как бы сознавая всю важность своего занятия, вагдийский дирижер с полной серьезностью все крутил и крутил рукоятку музыкального ящика.
Интересно, знает ли кто-нибудь в Нгале, что шарманка заключает в себе и другие мелодии? Таким вопросом задавался Джон Корт. Не могли ли как-нибудь случайно эти дикари обнаружить, что, нажав на пружину, можно заменить мелодию Вебера другой?
Как бы там ни было, после получаса, посвященного исключительно вальсу Вебера, исполнитель нажал на боковую клавишу, как это делает уличный шарманщик с инструментом, висящим у него на плече.
— Вот это да! — вырвалось у Макса Губера. — Здорово! Просто чудо…
Действительно чудо. Не иначе, как кто-нибудь обучил этих африканских дикарей обращению с механизмом, показал им, как извлекать из аппарата все мелодии, спрятанные в его утробе.
Затем ручка снова пришла в движение. И тотчас же на смену немецкой музыке пришла французская, полилась мелодия очень популярной душещипательной песенки "Милость Бога".
Всем известен этот «шедевр» Луизы Пюже. И каждый помнит, что куплет исполняется там в ля миноре на шестнадцати тактах, а рефрен в ля мажоре, согласно всем правилам искусства той поры.
— Ах несчастный!.. Ах негодяй! — прорычал Макс Губер,
и его возмущенные возгласы привлекли внимание, вызвав многозначительное перешептывание аудитории.
— Кто этот негодяй? — спросил Джон Корт. — Тот, который играет на шарманке?
— Нет! Тот, который ее изготовил! Чтобы сэкономить, он не заложил в ее нутро ни "до диеза", ни "соль диеза"! И этот припев, который должен звучать в ля мажоре: "Иди, мое дитя, прощай, На милость Бога…" — он исполняет в до мажоре!
— Да это… просто преступление! — со смехом воскликнул Джон Корт.
— А эти варвары ни черта не замечают… даже не возмущаются, как должен бы возмутиться каждый человек, наделенный слухом!
Нет! Никакого негодования не вызывала у вагди музыкальная халтура! Они совершенно иначе воспринимали преступный подлог! И если они не аплодировали, хотя и обладали могучими ладонями клакеров,[208] то физиономии их сияли блаженством, и все поведение и позы свидетельствовали о глубочайшем экстазе.
— Да уже только по одной этой причине их следует зачислить в разряд животных! — бурно возмущался Макс Губер.
Судя по всему, другие мотивы в шарманке отсутствовали, и немецкий вальс и французская песенка сменяли друг друга в течение следующего получаса. Прочие записи, скорее всего, были повреждены. Необходимые для вальса ноты, к счастью, были на месте, и немецкий композитор не вызывал у Макса Губера такого отвращения, как романсовые куплеты.
По окончании концерта танцы возобновились с удвоенным рвением, а крепкие напитки еще обильнее полились в вагдийские глотки. Солнце скатилось за макушки деревьев на западной стороне, и среди зелени загорелись факелы, освещая площадь, которой после коротких сумерек предстояло погрузиться в полную темноту.
Макс Губер и Джон Корт были сыты праздником по горло и уже подумывали о том, чтобы вернуться в свою хижину, когда Ло-Маи вдруг произнес:
— Мсело-Тала-Тала!
Неужели, правда?.. Его Величество решил все-таки лично принять восторги своего народа? И он соблаговолит наконец спуститься со своего Олимпа, недоступного простым смертным? И Джон Корт с Максом Губером решили остаться.
В самом деле, какое-то движение началось возле королевской хижины, ему отвечал глухой рокот толпы. Дверь открылась, построился конвой, начальник Рагги занял место во главе.
- История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века - Жюль Верн - Путешествия и география
- Ознакомительная поездка - Жюль Верн - Путешествия и география
- Необыкновенные приключения экспедиции Барсака - Жюль Верн - Путешествия и география
- Клодиус Бомбарнак - Жюль Верн - Путешествия и география
- Завещание чудака - Верн Жюль Габриэль - Путешествия и география
- Властелин мира - Жюль Верн - Путешествия и география
- Прорвавшие блокаду - Верн Жюль Габриэль - Путешествия и география
- Таинственный остров (перевод Игнатия Петрова) - Жюль Верн - Путешествия и география
- В стране мехов - Верн Жюль Габриэль - Путешествия и география
- Плавучий остров. Вверх дном - Жюль Верн - Путешествия и география