Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

на него войной.

Последней его жертвой был генерал Сухомлинов, который выгнал князя из своего дома за то, что тот стал сплетничать ему про его жену. Князь сделался его смертельным врагом и принес генералу не меньше зла, чем А. И. Гучков. И князь не скрывал своих гадостей, бравировал ими, как бы говоря всем: вот я каков, для меня нет ничего святого.

Министр князь Щербатов не принял Андроникова, и тот стал кричать всюду: он спустил меня с лестницы, а я спущу его с министерства. И стал высмеивать, ругать и сплетничать на Щербатова.

С князем дружил сам председатель Совета министров Горемыкин. Добившись представления министру двора, князь стал являться в приемные дни к графине Фредерикс с громадными коробками конфет. И его принимали, он был такой милый, занимательный, забавный. Когда генерал Воейков был назначен дворцовым комендантом, князь просил принять его.

Тот по-военному приказал ответить, что у него нет времени. Князь по-светски пожаловался графу Фредериксу, Воейкову пришлось объяснить случившееся недоразумением, и князь стал бывать у моего начальника и засыпать его сведениями о том, что делается в Петербурге, его общественных, политических и финансовых кругах. Он знал все, кроме революционного подполья. То была не его сфера, и он сознавался, что в этой области он уступает Ваничке Манасевичу-Мануйлову. Они презирали друг друга, тонко поругивали друг друга, но при встречах дружески пожимали друг другу руку, французили и осыпали друг друга комплиментами.

Летом 1914 года Андроников познакомился с Распутиным, причем инициатива знакомства принадлежала старцу. Они стали бывать друг у друга. Когда Распутина ранила Гусева[72], Андроников выразил ему телеграммой сочувствие и не раз писал ему в Сибирь письма, что старцу очень нравилось. Когда Распутин вернулся, Андроников сошелся с ним поближе. Он сумел понравиться старцу. Тот стал приезжать к князю «есть уху». Большая фотография старца появилась в кабинете князя. Старец очень ценил ту массу сведений, которыми его засыпал Андроников. У Распутина князь познакомился с А. А. Вырубовой и сумел обворожить ее, расхваливая политическую мудрость старца, его прозорливость и бескорыстную преданность их величествам. Этим знакомством был сделан большой шаг по направлению дворца, и через Вырубову князь даже послал однажды письмо царице с двумя иконами. Дружба князя с Распутиным и Вырубовой упрочивалась. И когда императрица пожелала, дабы Распутин познакомился с премьером Горемыкиным, в этом принял участие Андроников.

Андроников привез Распутина к Горемыкину. Попросили в кабинет. Горемыкин поздоровался и пригласил обоих сесть.

— Ну, что скажете, Григорий Ефимович? — обратился премьер к Распутину.

Распутин молчал и лишь внимательно смотрел на премьера. Горемыкин улыбнулся и говорит:

— Я вашего взгляда не боюсь. Говорите, в чем дело.

Распутин хлопнул премьера по колену и спросил:

— Старче Божий, скажи мне, говоришь ли ты всю правду царю?

Премьер опешил от неожиданности и, снисходительно, по-стариковски улыбнувшись, сказал:

— Да, обо всем, о чем меня спрашивают, я говорю.

Разговор завязался. Распутин говорил о недостатке продовольствия. Еще о чем-то. Горемыкин подавал реплики и иногда с удивлением посматривал на Андроникова. Наконец Распутин сказал:

— Ну, старче Божий, на сегодня довольно, — встал и стал прощаться.

Горемыкин произвел на Распутина хорошее впечатление. Он прозвал его «мудрым». Это его мнение о премьере стало известно, конечно, во дворце. Андроников расхвалил беседу Вырубовой. Та рассказала обо всем царице. Положение Андроникова в глазах Распутина от этой беседы еще больше упрочилось, и, когда осенью 1915 года Распутин уехал на родину, князь изредка писал ему. Это льстило старцу.

Речь о немецком засилье, произнесенная в Государственной думе депутатом Алексеем Хвостовым, обратила на него внимание во дворце, о ней много говорили во всех кругах, она встревожила князя Андроникова, так как угрожала репрессиями против большого коммерческого предприятия, в котором князь был весьма заинтересован. Это заставило князя познакомиться с Хвостовым.

Бывший нижегородский губернатор, выдвигавшийся уже на министерский пост после смерти Столыпина, щеголявший своей правизной и своим патриотизмом, честолюбивый и не стеснявшийся говорить, что он человек «без задерживающих центров», — Хвостов понравился Андроникову. Они поняли друг друга. Они быстро столковались и решили, что Андроников, пользуясь всеми своими связями и знакомствами, до Вырубовой и Распутина включительно, начнет пропагандировать и проводить Хвостова в министры внутренних дел на место князя Щербатова. Несоответствие последнего его должности сознавалось многими, говорил об этом и Горемыкин Андроникову, от Вырубовой же Андроников слышал, что Щербатовым якобы недовольны во дворце. Все это подбодряло Андроникова, желание же отомстить Щербатову, не скрывавшему своего презрения к Андроникову, воодушевляло последнего на новую интригу.

Но Хвостов был невежда и в политике, и в полиции. Надо было заполнить это пустое у него, но важное место своим удобным человеком. И Андроников решил придать Хвостову в качестве товарища министра по заведованию полицией бывшего директора Департамента полиции, сенатора Белецкого. С ним Андроников был давно в хороших отношениях, ценя его трудоспособность, ловкость и его полицейские знания. Белецкий же благоговел перед княжеским титулом Андроникова, его светскостью, связями, знакомствами. Он отлично понял всю заманчивость предложения и пошел на все условия. Главное было то, что он должен был работать рука об руку с Андрониковым.

Андроников свел Хвостова с Белецким, и три новых друга, вполне договорившись, смело пустились в большую политическую интригу, действуя по плану Андроникова. Белецкий, ежедневно видясь с Хвостовым, как бы натаскивал его на роль министра внутренних дел, технику которого он так хорошо знал. Андроников ловко подготовил почву у Вырубовой, выставляя Хвостова умнейшим и энергичнейшим правым человеком, который-де имеет большой вес в Государственной думе и к тому же беспредельно любит их величества.

Он в курсе всех интриг против них. Он сумеет ловко все парализовать. Он сумеет овладеть и Государственной думой. Хвостов и Белецкий ловко охранят «Друга» царской семьи Распутина от всяких на него нападений. И от нападений в прессе, и от нападений в Государственной думе, и от террористов. Они оба понимают и ценят Григория Ефимовича. За последнее ручается сам князь Андроников, любовь которого к старцу хорошо известна Анне Александровне. И Анне Александровне казалось, что лучшей комбинации и желать нечего. Сам Хвостов очаровал Вырубову. Она в восторге повторяла затем: «Он такой умный, энергичный, он так любит их величества. Он так любит Григория Ефимовича. Он не как все. Он так хорошо все знает, как и что надо делать, чтобы все были довольны. Он уже однажды предупредил в Государственной думе запрос о Григории Ефимовиче. Он даст себя разрезать на куски из любви к их величествам». И, зачарованная подкупающей искренностью и кажущеюся простотою Хвостова, «его наивными, такими хорошими и светлыми глазами»,