Амулет Самарканда - Джонатан Страуд

— Теракт, — прошептал он. — Сопротивление…

— А, да!

Женщина снова повернулась ко мне.

— Твои шансы значительно улучшатся, если ты сможешь что-либо сообщить о происшествии, случившемся вчера вечером, уже после твоего ареста…

— Погодите-погодите, — сказал я. — Сколько вы держали меня в отключке?

— Чуть меньше двадцати четырёх часов. Нам бы следовало допросить тебя ещё вчера вечером, но, как я уже сказала, это происшествие… Мы сняли с тебя серебряную сеть лишь тридцать минут назад — раньше у нас не доходили руки. Признаться, меня впечатлило, как быстро ты пришёл в себя.

— О, ничего особенного. Просто у меня была богатая практика[62]. Так что, собственно, за происшествие? Расскажите, о чём речь.

— Нападение террористов, именующих себя Сопротивлением. Они утверждают, будто ненавидят магию во всех её видах и проявлениях, но, несмотря на это, мы полагаем, что они так или иначе с нею связаны. Возможно, посредством джиннов. Или вражеских волшебников. Возможно.

Опять это Сопротивление! Симпкин тоже о них упоминал. Он предполагал, что это они украли Амулет Самарканда. Но как раз в этом-то повинен Лавлейс — возможно, он же стоит и за последней заварушкой.

— И что это было за нападение?

— Шар с элементалями. Брошенный наудачу. Чепуха.

М-да, это не Лавлейсов кусок радости. Он, по-моему, чистой воды интриган, из тех, кто отдает распоряжения об убийстве, сидя в саду и наслаждаясь овощным сандвичем. И кроме того, если судить по его письму к Скайлеру, они планировали что-то на более поздний срок.

Тут в мои размышления грубо вторгся посторонний звук — нутряное рычание моего старого приятеля, Шолто.

— Довольно болтовни! Он ничего вам не расскажет по своей воле! Сожмите шар, дорогая Джессика, чтобы эта тварь завизжала! Мы с вами оба слишком занятые люди, чтобы торчать в этой норе весь день.

Щель, исполняющая на лице этой особы роль рта, впервые растянулась в неком подобии улыбки.

— Видишь, демон? Мистеру Пинну не терпится, — сказала Джессика. — Ему всё равно, говоришь ты или молчишь, лишь бы шар работал. Но лично я всегда предпочитаю соблюдать установленную процедуру. Я уже сказала тебе, что нам нужно, — теперь твоя очередь говорить.

Пауза затянулась. Я бы сказал, что она была исполнена неопределённости. Конечно, можно было бы сказать, что в душе моей сражались желание выдать Натаниэля с потрохами и намерение выполнить своё поручение, что по моему личику то и дело пробегала тень сомнения, а мои тюремщики с нетерпением ждали, что же я решу. Да, можно было бы так сказать, но это было бы ложью[63]. А на самом деле это была куда более тягостная и безысходная пауза, во время которой я пытался морально подготовиться к ожидающей меня боли.

Я бы с величайшим удовольствием сдал им Натаниэля. Я бы сказал им всё — имя, адрес и даже размер обуви, если бы их это интересовало. Я бы также рассказал им и о Лавлейсе с Факварлом и объяснил, где именно находится Амулет Самарканда. Я бы пел, как канарейка, — только б слушали! Но… если я это сделаю, мне конец. Почему? Да потому, что, во-первых, существовала немалая вероятность, что они всё равно сплющат меня в этом шаре, а во-вторых, даже если они меня отпустят, Натаниэля убьют или тем или иным способом переведут в бессознательное состояние — и сидеть мне тогда в жестянке от «Старины Забористого» на дне Темзы. При одной лишь мысли о розмарине у меня засвербило в носу[64]. Лучше уж быстрый конец в шаре, чем бесконечное прозябание. Потому я потёр изящный подбородок и стал ждать неизбежного.

Шолто заворчал и взглянул на женщину. Та постучала пальцем по наручным часам.

— Время истекло, — сказала она. — Итак?

И тут, словно в романе скверного автора, произошло невероятное. Я уже готов был бросить им в лицо последнее бесстрастное (но остроумное) оскорбление, как ощутил внутри знакомое болезненное ощущение. Множество раскаленных клешней дергали меня, впиваясь в мою сущность…

Меня вызывали!

22

Впервые я был благодарен мальчишке. Нет, ну до чего же вовремя, а! Поразительное стечение обстоятельств! Теперь я могу смыться прямо у них из-под носа, дематериализованный вызовом, пока они будут таращиться и хватать воздух ртом, словно перепуганные рыбы. Если поторопиться, я ещё успею показать им нос, прежде чем исчезнуть.

Я печально покачал головой.

— Какая жалость! — с улыбкой произнёс я. — Я бы с удовольствием вам помог. Нет, правда! Но мне пора. Быть может, мы как-нибудь вскорости сможем ещё поиграть в камеру пыток. Только немного кое-что подправим. Я буду снаружи шара, а вы двое — внутри. Так что тебе, Шолто, лучше заблаговременно сесть на диету. Ну а пока что вы оба можете — ох! — прочистить себе мозги — ай!..

Да, я признаю, что это была не самая остроумная из моих тирад, но мне мешала боль вызова. Меня дергало даже хуже, чем обычно, — как-то болезненней, но менее энергично…

И длилось это дольше, чем всегда.

Я перестал хамить и скорчился на верхушке колонны. Хоть бы мальчишка побыстрее забрал меня отсюда! Ну что там у него такое? Он что, не понимает, как мне плохо? Я даже не мог нормально скорчиться — силовые линии сферы располагались слишком близко.

Через две чрезвычайно неприятных минуты удавка вызова ослабла, а там и вовсе исчезла, оставив меня в унизительной позе — клубком, с головой, засунутой между коленями, и руками, сцепленными на затылке. Я приподнял голову — с трудом, поскольку тело окостенело от боли, — и очень осторожно убрал волосы с глаз.

Я по-прежнему находился внутри шара. Волшебники тоже были на месте; они смотрели на меня сквозь стены моей тюрьмы и ухмылялись.

Да, тут хорошую мину не сделаешь — больно уж плохая игра. Я мрачно выпрямился — меня всё ещё терзала остаточная боль, — встал и неукротимо взглянул на них.

Шолто хохотнул себе под нос.

— Да, дорогая Джессика, на это стоило посмотреть, — сказал он. — Только взгляните на него — какое изысканное выражение лица!

Женщина кивнула.

— Изумительное стечение обстоятельств, — отозвалась она. — Я очень рада, что мы очутились здесь в этот момент и смогли понаблюдать за процессом. Ты что, ещё не понял, глупец? — Её каменная плита подплыла чуть поближе. — Я же тебе говорила: выбраться из Скорбного Шара невозможно — ни при каких обстоятельствах. Твоя сущность заперта внутри этой сферы. Даже твой хозяин не сможет вызвать тебя оттуда.

— Ничего, она что-нибудь придумает! — выпалил я и тут же прикусил губу, словно бы сожалея о своих словах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});