Зловещие мертвецы (сборник) - Составитель не указан

На потемневшей поверхности выгравированы истершиеся от времени символы, изучению которых я посвятил последние дни. Отчетливо проглядывает лишь начало фразы: „Мое мщение таится…“ Роковая необратимость чувствуется в легкости, с которой я обнаружил ключ. Завтрашней ночью наступает потусторонний Шаббат. Но странно, среди зловещих знамений, отмечающих его приближение, я все более терзаюсь догадками о происхождении имени Слейта. Чем вызван мой ужас перед его родством с проклятым родом Ван дер Хейлов?

Вальпургиева ночь, 30 апреля.

Час пробил. Проснувшись сегодня ночью, я заметил, что от ключа исходит зеленоватое свечение — столь же болезненного оттенка, что и прозелень в глазах и лицах здешних портретов. В воздухе носится чей-то скрипучий шепот, напоминающий шипящий посвист ветра среди каменных громад кромлеха. Пришедший из глубин космического эфира голос произносит: „Час пробил“. Это знамение, и я прогоняю бесплодные страхи. Разве не в моей власти Молитвы Смерти и Семь Печатей Воплощений? Их мощь намного превосходит все, до сих пор порожденное эфиром. Я больше не колеблюсь.

Небо тяжелое, как перед надвигающейся грозой — более свирепой, чем та, что преследовала меня в день прибытия, почти две недели назад. Со стороны деревни, лежащей меньше чем в миле от дома, доносятся возбужденные голоса, выкрики. Все, как я и предполагал, несчастные идиоты посвящены в тайну и намерены служить Шаббат на холме.

Тени, скользящие по дому, уплотнились. В темноте небо испускает собственное зеленоватое мерцание. Я еще не заглядывал в подвал. Благоразумнее отложить его посещение, иначе шорохи и бормотание лишат меня присутствия духа, и я не решусь отомкнуть дверь.

Что таится за ней и что предстоит сделать — об этом можно только догадываться. Свершится ли предначертанное под сводами дома, или придется спускаться в туннель — к ночному сердцу нашей планеты? Многое до сих пор остается неясным: возможно, я просто не желаю понимать, почему эти жуткие стены кажутся мне такими знакомыми. Например, провал, уходящий вглубь, за панелью в запертой комнате. Мне кажется, что я знаю, почему северный флигель вытянут к холму.

6 часов вечера.

Через окна, выходящие на север, я наблюдаю группу местных жителей, столпившихся на вершине холма. Не обращая внимания на грозу, они копают возле валуна в центре кромлеха. Похоже, что они пытаются расширить отверстие, которое я принял за пересохший родник. Зачем? Сколько столетий эти несчастные помогают отправлять древний Шаббат? Ключ зловеще мерцает — это уже не плод моего воображения. Что произойдет, если я не воспользуюсь им?

Новое открытие сильно тревожит меня. Чтобы успокоиться, просматривал старинные фолианты на стеллажах библиотеки и наткнулся на полную форму имени, столь жестоко терзающего мой мозг: „Тринтия, жена Адриана Слейта“. Имя Адриан подводит меня к самому краю воспоминаний.

Полночь.

Подземный ужас вырвался на свободу. За окнами бушует свирепая буря: в склон холма трижды ударяла молния, однако уродливые кретины, столпившиеся возле менгира кромлеха, не покидают вершину. Непрерывные вспышки отчетливо освещают их неподвижные фигуры. Огромные валуны угрожающе нацелились в темные тучи; мрачное зеленоватое свечение указывает их местоположение даже в отсутствие молний. Раскаты грома просто оглушающи, и каждому вторит ужасающий грохот, доносящийся из не поддающегося определению направления. Пока я пишу, фигурки на холме оживают: слышны завывания, пение и выкрики до неузнаваемости искаженного ритуала Древних. С неба потоками обрушивается ливень, однако они в дьявольском экстазе скачут между камней и вопят:

— Йа, йа! Шаб-Нигротт! Дагель, анжело магно!

Но наихудшее происходит в доме. Даже в своей комнате я отчетливо слышу шум, сотрясающий подвал. Глухие удары и бормотание; приглушенное шуршание огромного змеистого тела…

В мозгу проносятся обрывки воспоминаний. Имя Адриан Слейт с силой колотится у меня в висках. Дочь Дирка Ван дер Хейла была его женой… их девочка приходится внучкой старому Дирку и правнучкой Абадонне Кори…

Позднее ночью.

Всемилостивый Боже! Я вспомнил, откуда мне знакомо это имя! Воспоминание повергает меня в ужас. Все кончено…

Ключ нагревается в нервно сжавшей его левой руке. Временами мне кажется, что слабое биение внутри становится отчетливее и зеленый металл начинает извиваться в моих пальцах.

Злобная воля Древних определила ему зловещую миссию, и мне — слишком поздно узнавшему о слабом токе крови, через семейство Слейтов соединяющем меня с проклятым родом Ван дер Хейлов, — выпала гибельная участь свершить эту миссию.

Адриан Слейт был двоюродным кузеном моего прадеда Пастера Тайпера…

Мужество и любопытство покинули меня. Теперь уже нет тайны в том, что таится за железной дверью.

Чья-то злобная воля осудила меня искупить грехи моего предка. Но я не собираюсь…

Клянусь, я не стану спускаться вниз! (записи становятся неразборчивыми)… Слишком поздно…

Ничто не спасет меня… черные лапы материализуются и волокут меня прочь, к подвалу…

Соня Грин

Четыре утра

Ближе к двум ночи я понял, что час грядет. Мрачное молчание бездонных глубин потемневшего неба возвестило его приближение, и молчанию вторил чудовищный сверчок, застрекотавший с настойчивостью слишком зловещей, чтобы показаться простой случайностью. Все решится в четыре утра — в предрассветном сумраке, как и предсказывал казненный безумец. Я не поверил ему тогда, ибо кто страшится угроз, слетающих с губ умирающего? Несправедливо винить меня в том, что выпало испытать ему в то далекое утро — ужасное утро, воспоминание о котором никогда не покинет меня. Когда же свершилась казнь и труп его был погребен на старинном кладбище — через дорогу от моих окон, — я уверился, что его проклятие не коснется меня. Разве не на моих глазах его безжизненные останки надежно присыпал свежий земляной холм? Мог ли я тревожиться, зная, что его истлевшие кости будут бессильны принести мне гибель в столь точно назначенный день и час? Такими были мои мысли до этой пугающей ночи — ночи, когда взбунтовался хаос и рухнула бездна, осыпав мир искрами леденящих предзнаменований.

В этот вечер я рано отправился спать, напрасно надеясь украсть несколько часов сна вопреки пророчеству, преследовавшему меня. Теперь, когда время близилось, мне было гораздо труднее бороться со смутными страхами, гнездившимися в глубинах моих мыслей. Прохладные простыни успокоили мое разгоряченное тело, однако ничто не могло умерить жар, пожиравший мой мозг. Изнемогая от бессонницы, я метался в отчаянной попытке забыться и сном прогнать зловещее предсказание о том, что должно произойти в четыре утра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});