Спаситель Птолемей - Неля Гульчук

Кроме бога Птаха, его жены и сына в храме жил еще великий бык Апис, живое повторение бога Птаха, умерший бык был воплощением бога Осириса. Апис жил за бронзовыми дверями в глубине открытой небу колоннады. На плитах двора толпился народ, ожидая, когда служители выведут сюда священного быка, чтобы удостовериться, что бог жив и принести ему богатые жертвы.

Один из таких молебнов и посетил Бриаксий, чтобы убедиться в правильности именно эллинского толкования образа Сераписа. Это имя Птолемей составил из имени священного быка Аписа и бога Осириса.

Это было любопытное, веселое зрелище – веселое благодаря хорошему, приподнятому настроению жителей Мемфиса, – мужчин, женщин, детей. По-праздничному оживленная толпа смеялась, шумно разговаривала, ела смоквы, сыр, яблоки, арбузы, перебрасывалась шутками с разносчиками, торговавшими жертвенной птицей, куреньями, хлебами, медом и цветами. Бриаксий с интересом рассматривал оживленные лица египтян.

В назначенный час под удары незнакомых скульптору музыкальных инструментов отворились ворота и во двор вывели живого бога. Толпа пришла в возбуждение. Многие попадали ниц, чтобы поцеловать землю. Кругом были видны изогнутые спины и воздух дрожал от сотен человеческих голосов, повторяющих имя бога. Это было имя священного быка, имя жизни. Египтяне молили о разливе, чтобы жизнь продолжалась, о здоровье своем, своих жен и детей.

Живое повторение Птаха был очень красив. Бык был черен. На спине красовался алый чепрак. Два жреца держали его с обеих сторон за золоченые поводья. Жрец, стоящий справа, приподнял чепрак, чтобы показать народу белое пятно на боку быка, считавшееся отпечаткам серпа луны. Один из жрецов, поклонившись толпе, выставил вперед ногу и, держа за ручки курильницу, протянул её прямо к быку, который, принюхиваясь, раздул влажные ноздри и мощно чихнул. Народ с воодушевлением стал приветствовать его. Воскурение сопровождалось игрой арфистов и пением гимна богу Птаху и его живому воплощению быку Апису.

Привыкший ко всем этим посвященным ему церемониям, священный бык, широко расставив ноги, глядел своими налитыми кровью глазами на веселых людей, которые, прижав руки к груди, выкрикивали его священное имя. Всем было радостно знать, что Апис находится под надежной охраной храма, и они могут видеть и поклоняться ему, своему богу, живому покровителю древнего Мемфиса.

Птах недаром был богом, покровителем художников, каменотесов и ремесленников. Мысли Птаха населяли залы храма на отсвечивающих яркой росписью колоннах, вздымавшихся ввысь. Сам человекоподобный Птах был изображен на стенах залов множество раз в профиль, с удлиненным глазом, кулаки его вытянутых вперед рук сжимали скипетр.

Храм Птаха был полон изображений, которые Бриаксий тщательно изучал. На высоких постаментах поодиночке, вдвоем или втроем шагали, стояли или сидели колоссальные изваяния. Многим из них египетские художники сделали вставные глаза. Зрачком служил черный, вплавленный в стекло камешек. Широко раскрытые глаза изваяний, когда на них падал свет, сверкали, вызывая чувство страха и поклонения.

Звероголовые боги сурово взирали на скульптора из таинственного полумрака других храмов. Громадные скульптуры сидящих в надменных позах владык древнего Египта из черного гранита, красного песчаника и желтого известняка подавляли и одновременно вызывали чувство восхищения.

Мастера Египта возвеличивали своих повелителей и богов, стремились подчеркнуть их силу в исполинских статуях, симметричной неподвижности массивных фигур.

На многочисленных рельефах фараоны изображались в виде гигантских великанов. У их ног копошились карлики – все остальные люди Черной Земли. Так фараоны заставляли художников подчеркивать свое величие.

Многие статуи были выполнены прекрасно, достойно подражания. В Мемфисе, в одном из храмов, скульптор долго любовался статуей одного из фараонов древнего царства, созданной около двух тысячелетий тому назад. Она удивила и восхитила его во всех отношениях. С каким искусством был обработан необычайно твердый камень, как безукоризненно выполнена мускулатура, в особенности грудь, ноги и ступни, какая осмысленность во властном неподвижном лице!..

Бриаксий невольно подумал: «В смелой обработке даже самого твердого материала египтяне всё-таки искуснее нас и, пожалуй, не имеют себе равных. Ни одна греческая статуя не отполирована так прекрасно. Но присутствие души в камне отсутствует. Этому египетские художники научатся еще не скоро. Слишком сильны в этой стране старые отжившие традиции.»

Скульптор внимательно всматривался в бесчисленные статуи – все удивительно похожи одна на другую, во всех отсутствует внутренний мир человека, его духовная жизнь. Бриаксий же мечтал о творениях, которые не угнетали и не подавляли бы человека, а, наоборот, возвышали. И Птолемей был полностью согласен со скульптором, считая, что искусство должно радовать и вдохновлять, будить к жизни лучшее, что заложено в человеке. «Значит, придуманный мной образ Сераписа правильный!» – решил художник.

Вся жизнь Бриаксия проходила в мастерской. Даже во сне он не видел ничего кроме образов своих героев. Окружающий его мир имел для него значение только относительно его творчества. Он жил одиноко, отказывался от всех удовольствий жизни. Его мысли принадлежали его искусству.

В мастерской Бриаксия рядом с моделями из глины стояли начатые глыбы мрамора, уже почти готовые скульптуры, ожидая пока рука художника завершит их.

В мастерской царил хаос, предшествующий творчеству.

Войдя в мастерскую, скульптор снял мокрую ткань с глиняного изваяния Сераписа. Он уже сделал более восьми эскизов и ни одним не был доволен. Разве что вот этим – последним, где Серапис был наиболее молодым, полным сил и энергии. Но это был бог эллинов, всем обликом напоминающий Зевса. Птолемей мечтал, чтобы именно из Александрии культ Сераписа распространился по номам Египта и другим, даже очень отдаленным странам.

Накануне своего отъезда в Пеллу у Птолемея в одном из залов музея состоялся важный разговор со скульптором.

Птолемей ходил по залу, в котором были собраны скульптурные изображения богов многих народов мира, задержался у статуи египетского бога Тота, внимательно рассматривал его, о чем-то сосредоточенно думал. Наконец, повернувшись к Бриаксию, сказал то, над чем долго и напряженно размышлял.

– Из всех египетских богов лично мне ближе всех Тот, летописец древнейших историй, изобретатель чисел, покровитель науки. Тота почитал Пифагор. Правдивый, умеренный и заботливый бог, то принимающий облик седовласой обезьяны приятной наружности, то облик ибиса. Но это бог, почитаемый египтянами. Серапис должен быть почитаем и египтянами, и эллинами. Я хочу, чтобы Серапис стад общим богом для обоих народов – для греков и для египтян. Культ этого бога должен сплотить страну и стать символам её единства. Мы, с одной стороны, должны воздать почести священному быку Апису, который у египтян, как только умирает, отождествляется с богом Осирисом. Недалеко от Мемфиса возведен храм, посвященный Осирису-Апису, то есть единой сущности всех умерших священных быков. Обязательно посети этот храм. Но для того, чтобы греки могли принять культ Сераписа, представление о нем должно быть несколько иным.

– Клянусь Зевсом, я понимаю твои стремления, – с пониманием и почтением к услышанному воскликнул Бриаксий. – Ты хочешь ввести здесь греческие нравы и греческий язык? Посеять всё лучшее на египетских нивах?

Птолемей кивнул. Его проницательные глаза внимательно посмотрели на скульптора, который решил поделиться с ним своим замыслом.

– Ты абсолютно прав, Птолемей. Я хочу изобразить Сераписа в виде молодого бородатого мужчины в самом расцвете сил. В обрядах же, по-моему, следует объединить его со многими эллинскими богами: с отцом богов и людей Зевсом, с владыкой несметных богатств подземного царства Плутоном, о добрым врачевателем Асклепием, с побеждающим смерть жизнерадостным Дионисом. Но меня волнует то, что египтяне могут не принять эллинское толкование образа Сераписа. Насколько я знаю, в этой стране до сих пор с суеверным благоговением поклоняются всему, освещенному временем.

– Это действительно так, – согласился Птолемей. – Они считают каждого чужеземца естественным врагом их власти и учений. В Александрии, где много приезжих и греков, и сирийцев, и евреев, и финикийцев, и халдеев, они относятся к нам с почтением. Поэтому надо найти с местными жителями общий язык, завоевать их доверие и любовь. Египтяне – мудрый, высокоодаренный народ. И именно сейчас, после того как Александр освободил их от гнета и тирании персов, с уважением отнесся к их обрядам и обычаям, это стадо возможным. Главное, при возведении храма бога Сераписа получить поддержку и одобрение египетских жрецов, власть которых до сих пор очень сильна.