Роковой бриллиант дома Романовых - Джон Рэтклиф

Ночью, между двумя и тремя часами, Юровский подошел к двери комнаты, где спали царские дочери и разбудил их.

— Приготовьтесь! Предстоит весьма беспокойная ночь. Разбудите своих родителей. По всей вероятности, будет стрельба на улицах. Я не могу взять на себя никакой ответственности за вашу жизнь, если вы не перейдете в нижний этаж.

Великие княжны разбудили своего брата, царицу и царя. Царица неподвижно посмотрела на своих дочерей. Потом ее глаза блеснули. Вокруг ее страдальческого рта мелькнула улыбка.

— Они приходят! — тихо сказала она.

— Кто приходит? — также тихо спросила Татьяна.

— Приходят белые! Приходит армия справедливости!

Татьяна молчала. Она не могла больше подавить в себе смутного предчувствия. Царица, которая обычно очень тонко чувствовала приближающуюся опасность и грядущие бедствия, все еще скрытые в полумраке, на этот раз не догадывалась ни о чем.

После того, как царская семья успела одеться и немногочисленная свита собралась вокруг нее, все под предводительством Юровского отправились в нижний этаж. Впереди шли Юровский и его товарищ Никулин. За ними следовал царь, который нес наследника на руках, потому что цесаревич все время был болен, и его кровотечение за последнее время снова усилилось. За царем следовала царица, окруженная дочерьми. Шествие замыкали камеристка Демидова, Трупп, доктор Боткин и повар Харитонов. К своему изумлению он, кроме Юровского и Медведева, которого он знал в лицо, видел почти исключительно чужие лица. Он не знал, что люди, окружавшие его и его близких, с винтовками на боевом взводе, были военнопленные, у которых не могло быть никакого чувства патриотизма или человечности по отношению к пленным. За день до того Юровский вытребовал их из местной Чека для предстоящей экзекуции.

Несчастные спокойно вошли в так называемую комнату № 1, окна которой выходили на Вознесенский проспект. Было еще темно. Тускло и мрачно горели лампы. Царь вышел на середину комнаты и посадил цесаревича на стоявший рядом стул. Боткин стал рядом с наследником. Он был бледен и беспокоен. Ему показалось странным изумительное спокойствие вооруженных людей. Позади этой группы, по приказу Юровского, стала царица с дочерьми и прочей свитой. Теперь Александра Федоровна тоже насторожилась. Волнение Юровского неукрылось от нее, но она приписывала это другому обстоятельству. Быстрые шаги усиленной стражи перед домом она приняла за шаги марширующих солдат. Она мысленно видела, как эти жалкие твари уже окружены верными войсками Колчака. Присутствие ее курьера придало ей уверенность и надежду на будущее. У нее, как всегда, была свойственная ей холодная и величественная осанка. Юровский посмотрел на нее, зажмурил глаза, потом посмотрел на царя, развернул какую-то бумагу и сказал:

— Николай Александрович, ваши сторонники сделали несколько попыток освободить вас. Эти попытки не удались. Но теперь мы вынуждены расстрелять вас!

Эти слова, как удары дубины, упали на обреченных на смерть. В этот момент все, кроме царя, поняли, что они пропали. В эту секунду все посмотрели на полуприподнятые винтовки и револьверы красноармейцев, которые, стоя позади Юровского, наполняли комнату. Царь спросил.

— Я вас не понял. Что вы хотите сказать?

— Вот, вот, вот это! — заорал Юровский. Зверь проснулся в нем. Вся накопившаяся ненависть, дикий фанатизм, владевший его душой, молнией вспыхнули в его глазах. Он нажал курок и выстрелил. В тот же самый момент послышался целый ряд выстрелов. Последовал залп. Красногвардейцы, находившиеся в соседних помещениях и внимательно прислушивавшиеся, услышали последние крики, отчаянные стоны и предсмертный хрип смертельно раненых. Стены комнаты были забрызганы кровью. На полу стояли большие лужи крови. Некогда самые могущественные люди необъятной России валялись на полу беспорядочной вздрагивающей кучей. Несколько последних одиночных выстрелов прекратили мучения недостреленных. Наступила мертвая тишина.

Юровский в диком возбуждении выбежал из комнаты, где произошло убийство. Хриплым голосом он крикнул, чтобы ему из дежурной комнаты сейчас же послали десять человек с носилками. Караульный начальник выбрал десять человек солдат. Они пошли в сарай, перевернули несколько саней и сделали из них носилки. К дому с грохотом подкатил грузовик. В ночной тишине безжизненные трупы царской семьи и всех людей, убитых вместе с ними, были погружены в автомобиль. Он исчез в темноте. Оставшиеся не видели, куда он направился. Слышали только, что грохот колес медленно замирал по направлению на северо-восток. Автомобиль ехал с потушенными огнями.

Автомобиль мчался по дороге к деревне Коптяки, находившейся в верстах двадцати от Екатеринбурга. Он промчался через Верх-Исетское предместье, помчался дальше по лугам и лесам, пересек Пермскую железную дорогу, промчался мимо Коптяков и за Коптяками в пяти верстах еще раз въехал в лес. Старик — лесной сторож был случайным свидетелем этой поездки.

— Они едут к «Четырем Братьям», — пробормотал старик. — Что им там нужно, и кто были эти таинственные люди?

Четырьмя Братьями когда-то назывались четыре сосны, стоявшие посреди просеки, недалеко от дороги. Две сосны были опрокинуты бурей. Две еще стояли и, казалось, охраняли покинутый рудник, где много времени тому назад добывали железо. Шахты были засыпаны. В маленьких озерах, возникших после бурения, ночной мрак отражался еще более черным цветом, чем на лугах. Теперь поднялся ветер и тихо начал колыхать травы и цветы, окружавшие рудник. Но мрак снова спрятался от жуткого автомобиля в единственную шахту, которая была не засыпана.

Здесь, на этом месте ужасов, убийцы швырнули свои жертвы на землю. Они сложили огромный костер, зажгли его и сожгли на нем тела царя, его семьи и всех умерших вместе с ними преданных людей. Сожжение было произведено настолько основательно, что ничего, кроме немногих остатков костей, не указывало на то место, где последний русский царь и последняя русская царица нашли место вечного упокоения.

Когда авангард белой армии дошел до этого места, там нашли между деревьями лист белой бумаги. На нем было написано:

«Аптекарскому магазину „Российского Товарищества“ в Екатеринбург.

Предписывается вам подателю сего выдать пять пудов серной кислоты».

Это письмо было подписано Войковым.

Войков в 1927 году был застрелен в Варшаве, где он был послом Советской республики.

В ближайшие дни в Екатеринбурге господствовало лихорадочное волнение. Красные войска, до сего времени державшие фронт против белых, под непрерывный грохот канонады отходили назад. Последние приготовления к бегству Советов и всех тех, кто имел основание опасаться мести белой армии, были закончены.