Пролетая над гнездом кукушки - Кен Кизи

Она подбежала прямо к решетке, у которой стоял Макмерфи, схватила руками прутья и прижалась к ним. Она задыхалась от быстрого бега, и при каждом вдохе казалось, что ее грудь вот-вот просочится через решетку. Она всхлипывала.

— Макмерфи, черт тебя побери, Макмерфи…

— Не расстраивайся, детка. Где Сандра?

— Она занята, парень, и не может ехать. Но ты, черт, ты в порядке?

— Она занята!

— Правду сказать, — девушка утерла нос и хихикнула, — наша старушка Сэнди вышла замуж. Ты помнишь Арти Гилфиллана из Бивертона? Вечно являлся на вечеринки с какими-нибудь дурацкими штучками: то с гремучей змеей, то с белой мышью — помнишь, вечно держал в кармане какую-нибудь гадость? Настоящий маньяк…

— Вот это да! — простонал Макмерфи. — Разве я запихну десять ребят в этот вонючий «форд», Кэнди, сладкая моя? Как Сандра и этот гремучий змей из Бивертона могли подстроить мне такую подлянку?

Девушка задумалась, пытаясь изо всех сил найти ответ на этот вопрос, когда громкоговоритель в потолке крякнул и голосом Большой Сестры сообщил Макмерфи, что, если он желает побеседовать со своей подружкой, пусть она, как это и полагается, войдет через главную дверь, а не беспокоит всю больницу. Девушка отошла от окна и направилась к главному входу, а Макмерфи плюхнулся на стул в углу, опустив руки.

— Черт побери, — только и сказал он.

Маленький черный парень пропустил девушку в отделение и забыл запереть за нею дверь (и позже получил за это взбучку, могу поручиться), и девушка, виляя бедрами, продефилировала по коридору мимо сестринского поста, где сестры попытались заморозить ее всеобщим ледяным взглядом, вошла в дневную комнату, всего на несколько шагов опередив доктора. Он подошел с какими-то бумагами к сестринскому посту, посмотрел на нее, потом обратно в бумаги, потом снова на нее и принялся обеими руками вертеть очки.

Она остановилась посредине дневной комнаты, со всех сторон на нее уставились мужчины в зеленом, примерно человек сорок. В комнате стояла такая тишина, что можно было услышать, как у кого-то бурчит в животе и как булькают катетеры по всему ряду Хроников.

Пока она отыскивала взглядом Макмерфи, всем удалось хорошенько ее рассмотреть. У потолка над ее головой вился синий дымок; я думаю, аппараты по всему отделению просто раскалились, пытаясь приноровиться к ее появлению; они снимали с нее электронные показания, просчитывали и пришли к выводу, что никогда не имели дела с чем-то подобным, и просто перегорали.

На ней была футболка — такая же, как у Макмерфи, только намного меньше, белые теннисные туфли и джинсы «Ливайс», обрезанные выше колен, чтобы дать ногам дышать. Да, одежки маловато, учитывая, что они обтягивали. Должно быть, эти прелести видело куда больше мужчин, но в данных обстоятельствах она начала нервничать и стесняться, словно школьница, которая впервые вышла на сцену. Все смотрели и молчали. Мартини прошептал, что джинсы у нее такие тугие, что даже можно определить достоинство монет, лежащих в кармане. Он стоял к ней ближе всех, поэтому и видел лучше.

Билли Биббит был первым, кто заговорил, но не словами, а низким свистом, от которого едва не заболело в ушах, и лучше сказать, что она здорово выглядит, никто бы не смог. Она рассмеялась и сказала ему «большое спасибо», оба покраснели, и она опять рассмеялась. И тут все задвигалось. Острые подходили к ней, пытаясь говорить все одновременно. Доктор дергал Хардинга за куртку, спрашивая, кто это. Макмерфи поднялся со стула, протолкался к ней через толпу, и когда она его увидела, обхватила руками за шею и сказала: «Ты, чертов Макмерфи!» — а потом вдруг засмущалась и покраснела снова. Когда она краснела, ей можно было дать лет шестнадцать или семнадцать, клянусь вам.

Макмерфи представил ее пациентам, и она пожала каждому руку. Когда она добралась до Билли, то снова поблагодарила его за свист. Большая Сестра выскользнула с поста, улыбаясь, и спросила Макмерфи, как он намеревается усадить девять человек в один автомобиль, а он спросил, не может ли он на время взять машину у кого-нибудь из персонала, которую поведет лично, и Большая Сестра процитировала правило, запрещающее это делать, чего все от нее и ожидали. Она заявила, если нет второго водителя, который подписал бы доверенность, значит, половина экипажа вынуждена будет остаться. Макмерфи сообщил ей, что в таком случае это обойдется ему еще в пятьдесят чертовых баксов — придется вернуть ребятам деньги, если они не поедут.

— В таком случае, — сказала Большая Сестра, — от поездки, вероятно, придется отказаться — и таким образом вернуть все деньги.

— Я уже нанял лодку; парень получил семьдесят баксов из моего собственного кармана!

— Семьдесят долларов? Неужели? Мне кажется, вы говорили пациентам, что должны собрать сто долларов плюс десять ваших собственных, чтобы финансировать эту поездку, мистер Макмерфи.

— Я включил сюда цену за бензин — туда и обратно.

— И эта цена, таким образом, доходит до тридцати долларов, не так ли? — Она улыбалась ему так мило, улыбалась и ждала.

Он махнул рукой и посмотрел в потолок.

— Вы своего не упустите, мисс Окружной Прокурор. Точно, я собирался зажать, что останется. И не думаю, чтобы кто-то из ребят ожидал другого. Я полагал, что заслуживаю небольшого вознаграждения за те хлопоты, которые на себя взвалил…

— Но ваш план не сработал, — сказала она. Она все еще улыбалась, и ее улыбка была полна сочувствия. — Ваши маленькие финансовые спекуляции не могут всегда быть успешными, Рэндл. Я полагаю, что вы и так одерживаете победы чаще, чем того заслуживаете. — Она немного поразмышляла над этим, обдумывая кое-что. Об этом нам еще предстоит услышать позже. — Да. Каждый Острый в то или другое время уже выдал вам долговую расписку для каких-то там ваших «ставок», так что, полагаю, вы сможете выстоять перед лицом этой маленькой потери. — И тут она замолчала. Она заметила, что Макмерфи ее больше не слушает.

Он смотрел на доктора. А доктор не сводил глаз с белокурой девчонки в футболке, он смотрел на нее так, будто ничего на свете больше не существовало. Лицо Макмерфи расплылось в улыбке. Сдвинув кепку на затылок, он подошел к доктору, находящемуся в состоянии транса, и положил ему руку на плечо:

— Доктор Спайвей, вы когда-нибудь видели, как идет косяк чинукского лосося? Самое фантастическое зрелище, какое только можно увидеть на просторах всех морей. Скажи, Кэнди, моя сладкая ягодка, почему бы тебе не пригласить доктора с нами на морскую рыбалку.

Долго уговаривать не пришлось, и через две минуты маленький доктор уже запирал кабинет и вернулся к нам, запихивая бумаги в портфель.

— Мне придется заняться бумажной работой в лодке, — объяснил он Большой Сестре и промчался мимо на такой скорости, что она не успела произнести что-то в ответ; остальная часть экипажа проследовала за ним куда менее торопливо, одаривая ухмылками мисс Рэтчед, стоявшую в дверях сестринского поста.

Острые, которые не ехали на рыбалку, собрались у дверей дневной комнаты и говорили нам, чтобы мы не приносили нечищеную рыбу, а Эллис оторвал свои руки от гвоздей на стене, пожал руку Билли Биббиту и пожелал ему стать рыболовом.

И Билли, глядя на медные заклепки на джинсах Кэнди, подмигнул ему, а когда девчонка вышла из дневной комнаты, сказал Эллису, чтобы он шел к черту со своей христианской проповедью. Он догнал нас у дверей, и мелкий черный парень выпустил нас, запер за нами дверь, и мы вышли наружу.

Солнце проглядывало из-за облаков и окрашивало кирпичный фасад больницы в розово-красный цвет. Сильный ветер срывал с дубов оставшиеся листья, аккуратно складывая их у проволочной ограды. На ограде сидели маленькие коричневые птички; и, когда очередная порция листьев осыпала ограду, птички поднимались в воздух, и их подхватывало ветром. И поначалу казалось, что листья, касаясь ограды, превращаются в птиц и улетают.

Это был хороший осенний день, в воздухе пахло дымящейся листвой, доносились голоса мальчишек, играющих в футбол, и шум летящего самолета, и, казалось, что за оградой больницы каждый должен быть счастлив. А мы стояли безмолвной группой, засунув руки в карманы, пока доктор пошел за машиной. Безмолвная группа, глядящая на горожан, которые катили на работу и притормаживали, чтобы поглазеть на психов в зеленых пижамах. Макмерфи заметил, как мы сникли, и попытался нас развеселить, выдавая шуточки и поддразнивая девчонку, но от этого нам стало только хуже. Каждый думал, как просто было бы сейчас вернуться в отделение, вернуться и сказать, что Большая Сестра права; при таком ветре море, должно быть, слишком бурное.

Подъехал доктор, мы погрузились и двинулись в путь: я, Джордж, Хардинг и Билли Биббит — в машине с девушкой и Макмерфи; а Фредериксон, Сефелт, Скэнлон, Мартини, Тэйдем и Грегори — следом, в машине доктора. Все молчали. Примерно в миле от больницы завернули на бензозаправку, доктор последовал за нами. Он вышел первым, и заправщик тут же подскочил к нам, улыбаясь и вытирая руки тряпкой. А когда он увидел, кто сидит в машине доктора и в нашей, улыбаться перестал. Отвернулся, вытирая руки промасленной тряпкой, и нахмурился. Доктор, нервничая, поймал парня за рукав, вытащил десятидолларовую бумажку и сунул ее парню в руку.