Феникс или возрождённый оккультизм - Мэнли Холл

На Мальте у Калиостро возникли подозрения, что Великому Магистру Пинто определенно известно его истинное происхождение, ибо тот часто заводил разговор о шерифе[65] Медины и упоминал город Тербизонд, но никогда не входил ни в какие подробности. Великий Магистр окружил графа высочайшим почетом и предложил ему стать рыцарем Мальтийского ордена, но Калиостро предпочел продолжить жизнь путешественника и заняться изучением медицины. На Мальте закончил свой жизненный путь почтенный Альфотас. Незадолго до смерти он призвал к себе своего ученика и обратился к нему со словами: «Сын мой, всегда живи в страхе божьем и любви к ближнему; скоро ты по горькому опыту узнаешь истину, которой я тебя учил».

После смерти Альфотаса граф, не пожелав долее оставаться на Мальте, объявил об отъезде с острова и продолжил свой путь в Европу. Кавалер д’Акино вызвался сопровождать графа и обеспечить ему необходимые средства и связи, чтобы путешествие его было приятным. Ненадолго задержавшись на Сицилии, они в должное время прибыли в Неаполь, город, где родился кавалер д’Акино. Там они расстались, и граф отправился в Рим с аккредитивом банкирского дома господина Беллона. Оказавшись в столице христианского мира, он решил сохранять инкогнито. Но однажды утром его вызвал секретарь кардинала Урсини, требуя, чтобы тот явился к его Высокопреосвященству. Кардинал принял графа с преувеличенной любезностью, часто обращался к нему за столом и познакомил с известными представителями церкви и государства, в числе которых были кардинал Йорк и еще один кардинал, ставший впоследствии папой Климентом XIV. Он также был представлен папе, стоявшему в то время у власти.

Далее граф сообщает об одном событии, случившемся в 1770 году, когда ему было 22 года. Фортуна, по его выражению, приберегла для него знакомство с юной аристократкой по имени Серафина Фелициана. Она стала его женой, и много лет спустя он напишет в своей «Исповеди», что шестнадцать лет брака только усилили их взаимную верность. Он сожалел только об одном, что его несчастная жена, несмотря на свою добродетельность и невиновность, подвергалась жестоким гонениям, которые обрушивались на них обоих.

Затем граф замечает, что не имеет ни времени, ни желания писать объемный труд о самом себе и хочет упомянуть только некоторых особ, которых близко знает, и приглашает своих обвинителей связаться с ними и выяснить, совершил ли он хоть раз что-либо недостойное по отношению к благородному человеку, и пусть эти почтенные граждане скажут, искал ли когда-нибудь граф чьей-либо милости и добивался ли протекции правителей. Пусть они также ответят, был ли граф виновен в худшем преступлении, чем оказание покровительства беднякам и безвозмездное лечение больных. Его список украшало множество выдающихся имен. Так, в Испании он познакомился с герцогом Альба, а в Португалии его представил ко двору граф Санвинченти. Его банкиром в Лиссабоне был Ансельмо ла Круче. Его покровителями стали: в Голландии — герцог Брауншвейгский, в России — князь Потемкин, в Польше — принц Нассау. Далее граф сообщает, что, путешествуя по свету, он часто менял имена и в разных странах выступал как граф Старат, граф Феникс и маркиз д’Анна, однако, в Европе он более всего известен как граф Калиостро.

Там же он задает вопрос, нанес ли он кому-нибудь серьезную обиду с момента своего приезда во Францию, и если да, то пусть пострадавший заявит об этом и возбудит против него судебное преследование, и добавляет, что всегда делал только добро просто потому, что это его долг, а наградой за его служение Франции стали лишь горечь и скорбь.

Затем приводится ряд писем из разных стран от выдающихся личностей, служащих подтверждением доброго имени и характера графа. Все они написаны в одном духе, но наиболее показательно одно, написанное маркизом де Мироминалем, хранителем печати, посланное из Версаля 15 марта 1783 года: «С того дня, как граф де Калиостро поселился в Страсбурге, он, не жалея своего времени, помогал бедным и неимущим, и, насколько мне известно, этот иностранец в ряде случаев проявлял такую гуманность, что это делает его достойным особого покровительства. Прошу вас обеспечить ему, насколько это касается вас и магистрата, необходимые поддержку и спокойствие, какими должен пользоваться любой чужестранец во владениях Его величества, особенно если он оказывается полезным государству». Среди писем есть еще одно, написанное в том же духе и подписанное графом де Вержаном, министром иностранных дел.

Связь Калиостро с франкмасонством и его попытки ввести в Париже Египетский ритуал масонства дают достаточно пищи для размышлений. Как утверждает де Моранд, редактор «Le Courier de ГЕигоре», граф Калиостро, объявивший себя полковником третьего Бранденбургского полка, был принят в масонское братство в Лондоне в апреле 1777 г. Его Ложа — Ложа Надежды — была присоединена к Ордену Строгого Соблюдения Устава. Когда однажды де Моранд язвительно заметил, что Ложа Калиостро в своем большинстве состоит из ничтожных людишек: простых лавочников и мастеровых из Сохо — граф ответил ему быстро и по существу, что он гордится титулом брата добрых и честных людей и что ему никогда не приходило в голову проверять их финансовое и общественное положение. Эта дискуссия на том и закончилась, и впредь считалось хорошим тоном не трогать масонские связи графа.

Следует помнить, что в те времена еще не существовало жестких барьеров, отделяющих официальное масонство от нелегальных ритуалов. Калиостро, как в свое время и Сен-Жермена, обвиняли в том, что он был агентом тамплиеров Иерусалима. Его также подозревали в связях с баварскими иллюминатами. Ни один из подобных контактов не произвел на Инквизиционный суд благоприятного впечатления, и обвинение, вероятнее всего, было вынесено исключительно на основании неприятной ассоциации. Ожесточенная вражда между тамплиерами и Римом была тогда притчей во языцех; как полагали, орден тамплиеров все еще существовал и твердо решил отомстить за себя и за своих мучеников.

В нашей библиотеке хранится написанный во времена Калиостро манускрипт, посвященный Материнской Ложе Признания Высшего Египетского масонства, основанной Великим Коптом (Калиостро). Здесь приводится титульный лист этого манускрипта с обращением к любезному брату Роблину, члену Королевской ложи св. Иоанна Шотландского, от друга Природы и человечества. Появление Египетского Ритуала тесно связано с возрождением классического образования во Франции. Это было время, когда тайные общества, приверженные мистическим и алхимическим спекуляциям, достигли невероятной популярности. Египетский Ритуал привлек к себе целую группу выдающихся личностей, но, к сожалению, титулованные особы и придворные той эпохи были дилетантами, не слишком-то подготовленными к серьезным занятиям или размышлениям. Возможно, Калиостро сделал бы лучше, если бы не пытался предотвратить упадок клонящейся к закату эпохи, остановить который даже ему было не под силу.

Египетский ритуал предоставляет очень мало сведений, восходящих к древним источникам знаний. Он являет собой полное чарующего величия символическое действо, которое прежде, вероятно, сопровождалось более серьезными наставлениями и толкованиями, которые, к сожалению, не сохранились. История посвящения Калиостро и его жены в замке Эрменонвиль хотя и волнует воображение, почти наверняка страдает преувеличениями. Не подлежит сомнению, что обряд посвящения Калиостро совершал Сен-Жермен, и порочащий это событие рассказ де Люше можно опровергнуть одним простым фактом, а именно, что он не присутствовал на этом так называемом посвящении да, по сути, и не предъявлял притязаний на подобную привилегию. Далее, то обстоятельство, что обряд посвящения был тайным, заставило де Люше излагать события, черпая информацию из слухов и передаваемых из уст в уста сведений сомнительного содержания. Так, де Люше, описывая некое фантастическое представление, повествует, как графа и графиню Калиостро под покровом ночи привели в полуразрушенную часовню, освещенную светом нескольких тысяч свечей, посреди которой на троне в нагруднике из драгоценных камней восседал Сен-Жермен, носящий титул «Бога верующих».

Если говорить серьезно, то дело было так. Для Калиостро в связи с основанием собственного ордена Египетского масонства, был устроен экзамен, который проводила комиссия, избранная масонскими ложами в Париже. Ложа Великий Восток выбрала самого эрудированного востоковеда во Франции, Кура де Жебелэ, чтобы тот проэкзаменовал Калиостро по египетской философии и родственным предметам. Как свидетельствуют документы, Кур де Жебелэ почти сразу понял, что перед ним большой знаток своего дела, а ответы и замечания графа обнаруживали такое глубокое знание предмета, что собрание от изумления буквально теряло дар речи.