Дорога издалека (книга вторая) - Мамедназар Хидыров

Не сразу Нобату раскрылся ход мыслей старого речника. Чтобы приручить Аму, нужно каким-то способом ослабить силу ее течения, хотя бы на коротком отрезке русла. И, возможно, не для всей массы воды, а лишь для частично это пришло уже позже, когда Нобат свел дружбу еще и с техником-ирригатором, которого прислали из Ташкента. Вместе с ним писали в Чаржуй, Ташкент и даже в Москву — спрашивали совета у сведущих людей, изучавших реки, подобные Джейхуну. Сами мозговали вдвоем, втроем с Андрейченко, потом еще и мирабов собрали. Ходили, ездили вдоль обоих берегов реки, на лодках выбирались на стремнину, береговую кромку обследовали.

Паводок прошел, а там середина лета, за ней осень. Зима — на реке затишье. Тут и время подумать, прикинуть, подсчитать заранее, схемы вычертить. И вот к весне у Нобата и его «штаба» был готов проект — как накинуть на Аму хотя бы первую, зато крепкую уздечку.

Вкратце проект сводился к следующему. Вблизи Керкичи, в низине, где береговой грунт послабее, начать рыть магистральный канал параллельно реке, на небольшом от нее удалении. Длина трассы — 80 верст. Отвести в него воды немного — процентов пять всего количества. И вот из этого канала подавать воду в оросительные сети аулов вдоль правого берега, до самого Бешира, где капал должен иссякнуть. В голове соорудить плотину, чтобы регулировать забор воды в зависимости от нужд орошения.

Первая и главная выгода — оросительные сети аулов избавляются от опасности быть нарушенными в результате паводков. С небольшим потоком воды легче справиться.

Второе — новый канал, отняв у реки часть воды, одновременно и силу самой реки поубавит. Значит, правый берег меньше будет страдать от подмыва.

В дальнейшем, когда опыт накопится, станет ясно, как помочь и левому берегу.

Дело громадное. Только всему народу под силу.

Чьими же руками его выполнить?

Конечно, руками тех, чьи земли, дома, посевы будут защищены от буйства реки, напоены влагой досыта и вовремя. Руками дайхан из аулов вдоль всей трассы нового канала.

Как водится, большое дело нужно обдумать всесторонне — в районе начались совещания. Разные люди — разный подход. У Нобата сразу же отыскались противники. Притом наиболее упорный из них — Имамкулиев, председатель районного исполкома.

Сын бедняка-чарвадара из бывшего Чарджуйского бекства, этот молодой коммунист уже с опытом руководящей работы, был направлен на юг Лебаба после окончания партийных курсов в Ташкенте. Работник дельный, честный, он, однако, в тех условиях, где ему теперь довелось работать, обладал одним важным недостатком — был убежден, что Амударью при тех возможностях, какие имеются, все равно не одолеть, а потому самое перспективное — всеми способами развивать в районе животноводство и даже исконных земледельцев — дайхан к тому поощрять.

— Товарищ Гельдыев, ты представляешь, на что замахиваешься?! — горячился невысокий подвижный Имамкулиев, сверля Нобата пронзительным взглядом узеньких монгольских глаз. — Оторвем людей от привычного труда, шум поднимем, а если срежемся? Можно ли ставить на карту авторитет власти?

— Вижу, друг, — нарочито успокаивающим тоном парировал Нобат, — риску опасаешься. А разве в любом революционном начинании не содержится доля риска, притом немалая? Большевистская убежденность в победе — вот на что будем опираться. Разве нам впервой, сам посуди?

— Общие слова! — отмахивался тот. — Только-только переходим на мирные рельсы, хозяйство налаживаем — и снова будоражить народ, это ли не авантюра? Малейший наш срыв — отличный повод для вражеской агитации. Ну, сам подумай, — он заговорил спокойнее, — не будет ли разумней во всех отношениях дайханам сперва дать укрепиться, оглядеться после стольких месяцев неурядицы? Скотоводство по району в упадке, весна, сам знаешь, какая выдалась. Хотя бы год еще повременить! В конце концов ведь управлялись же до сих пор при той системе орошения, какая веками складывалась, верно?

— Нет, товарищ предисполкома, неверно! — теперь и Нобат поднялся во весь свой недюжинный рост, он волновался, не позволяя, однако, себе показать это. — Стародедовские способы ведения водного хозяйства нынче не годятся! Губим землю, неразумно используем воду. А главное — теряем в глазах народа авторитет. Неужели ты не ощущаешь, попросту не слышишь? Ведь говорят почти в открытую: новая власть все одно бедняк у берега реки от воды страдает, у хвостового арыка — без воды… Вот о чем подумай! И если мы примемся в корне перестраивать дело — народ нас поймет и поддержит. Я уверен! А наша задача, задача коммунистов — силу народа соорганизовать и направить. Как руководитель районной парторганизации такую линию буду проводить, сразу заявляю открыто и твердо!

— Как представитель власти буду возражать! — тотчас откликнулся с живостью Имамкулиев.

— Что ж, — Нобат усмехнулся, все же стараясь не дать воли недоброму чувству. — Хорошая драка полезней худого мира! Как партиец стану действовать только в открытую.

— Будь покоен, я тоже иначе не умею.

— Вот, значит, и договорились.

Долго, с трудом убеждался упрямый и горячий председатель исполкома, что в этом споре оказался кругом неправ.

А дело развернулось широко и мощно. Сам Нобат, и те, кто всем сердцем принял его замысел — первым среди них оказался молодой районный завполитпросвета Гулам Эргашев, — объехали аулы вдоль трассы будущего канала. В каждом ауле подолгу беседовали с дайханами. Разъясняли пользу, какую канал даст людям, как поможет сберечь плодородные земли, справедливо распределить воду для полива. Просили дайхан высказать свое мнение. Непривычные говорить на людях, многие отмалчивались, иные выступали. Верно, дескать, река в половодье грызет берега почем зря. И арыки разрушаются, да и воду исстари пропускают неравномерно. Хорошо, что власть об этом заботится. А всем вместе выйти большой арык копать… Что ж, это от дедов-прадедов ведется — кетмень на плечо и айда всем миром на хошар. Пойдем и теперь! Ведь не эмиру, не баям от этого будет выгода, а нам, труженикам на своей земле.

Баи с ишанами по аулам примолкли. Против замышляемой стройки нигде не прозвучало ни единого голоса. Враги видели бесполезность открытых выступлений, затаились в ожидании неудач.

В назначенный день аул за аулом выходили на трассу, заранее намеченную вешками — кольями с пучком соломы. Опытные мирабы и еще десятские, выбранные миром, расставляли землекопов так, чтобы друг другу не мешали, для каждого нарезали участок — дневную норму. Пошла работа! В безветренном воздухе желтой пеленою пыль повисла над землей, а среди пыли только поблескивают отточенные лезвия кетменей, стук стоит немолчный от сотен и тысяч ударов железом о ссохшуюся землю. Многие работают молча, иные шуточками перекидываются. Рубахи поскидали, головы повязали платочками вокруг темени. Разулись… Блестят потные загорелые спины… Вот уже высятся первые неровные валки вынутого грунта, зияют неправильной формы выемки, постепенно соединяясь, будто звенья цепочки, — это прокладывается трасса нового канала.

В полдень — перерыв на обед, отдых. Тихо на трассе, пыль осела, стука больше не слыхать. Зато теперь отовсюду доноситься, говор, смех, песни. И потянулись к небу дымки сотен тысяч костров. Это люди готовят себе чай, пищу. В первые дни каждый из работающих сам готовил для себя одного. Потом односельчане надумали сбиваться артелями по нескольку человек. Одного ставили поваром и чаеваром. А позже за это дело принялись власти аулов. По указанию штаба стройки, с первых же шагов возглавляемого Нобатом, — такой штаб был в конце концов утвержден распоряжением свыше, когда стройку одобрили в округе и в столице республики, — каждый аулсовет назначил ответственных за питание своих людей на стройке. Кто хотел, никого не принуждали, — вносил продукты в общий котел. Устроили общественные кухни под открытым небом. Здесь и раздавали пищу в обеденный перерыв, кипятили воду в больших оцинкованных чанах. Получалось очень удобно для работающих — никаких забот, больше времени для отдыха.

Когда прошла неделя и притомились люди, в разных аулах стали предлагать: давайте на ночь не уходить домой, чтобы время и силы не тратить. Будем ночевать прямо в песках.

Снова дело добровольное: кто хочет, оставайся, нет — уходи ночевать домой. Только утром с восходом солнца быть всем на месте.

Многие мужчины стали на ночь оставаться на трассе. Но при этом не обошлось без инцидентов. Люди разные, и семьи разные. Нашлись такие жены, ревнивые да недоверчивые, крик подняли:

— Это что за порядок, мужиков на ночь домой не отпускают?! Волю им только дай — тут и до греха недалеко!

Баи обрадовались. Вот долгожданный повод, чтобы воду замутить! Давай подзуживать женщин самых крикливых и безрассудных. Пришлось Нобату с Гуламом специально в аулах собирать сходки, разъяснять, как важно быстрее завершить работы, а для этого надо временем дорожить и силы сберегать всеми способами: ночевать же на трассе — дело добровольное, никто не принуждает. Все же, после того как женщины подняли крик, немало дайхан перестало ночевать на трассе.