Ревизор: возвращение в СССР 13 - Серж Винтеркей

в университет.

– Какой вы, Павел, хозяйственный и организованный! Вовсе не случайно попали на наш факультет, у вас талант к экономике!

Поблагодарив за похвалу, я ускорил шаг. Нам нужно было хоть минут десять посидеть на одной из секций, прежде чем всех пригласят на обед.

А так – не только я Эмме пригодился, но и она мне. Помогла выбрать журналы по вязанию и вышивке, в которых я вообще не разбирался. И рекомендовала купить какие-то особые спицы, которых в СССР в магазинах нет вообще. Сказала, что все, кто вяжет, такому подарку обрадуются. Конечно, я купил пять комплектов, тем более они были дешевые, и места почти не занимали. И мотки ниток для вязания помогла выбрать, включая и толщину, и оттенки – самые модные сейчас в СССР. В этом вопросе я ей безоговорочно доверился, надеясь, что она разбирается в женской моде, а не только в науке.

В столовой и присесть не успели, как к нам подошел профессор Нойлер и сказал:

– Здесь перебивать аппетит не будем, жена дома уже все приготовила!

С некоторой тоской взглянув на блюда на столе, я потянулся вслед за профессором и Эммой Эдуардовной к выходу. Когда вас приглашают домой в гости, вовсе не обязательно еда, приготовленная супругой того, кто приглашает, будет съедобной. Были у меня, знаете ли, случаи в жизни… Если еда просто невкусная, это еще неплохо, а она реально может быть и несъедобной…

***

МГУ. Кабинет секретаря комсомольской организации.

До окончания рабочего дня оставалось минут пятнадцать. Рашид Фархатович начал собираться домой.

Вдруг зазвонил телефон.

– Приветствую. Гончарук. – услышал он голос Ивана Николаевича из райкома на том конце провода. – Чем порадуешь, Фархатыч?

– Нечем пока радовать. – мрачно ответил Самедов. – Эксперт мой в загранкомандировке до конца недели. В четверг только вернётся.

– Ой, как всё не вовремя! – недовольно ответил ему Гончарук. – А больше некому показать?

– Я ему все материалы передал ещё до его отъезда. Приедет, сразу посмотрит. К тому же здесь абы кому показывать тоже не хочется. Важно, чтобы человек проверенный был, разбирался в вопросе. Лучше подождать несколько дней, чем потом в лужу сесть.

– Ой смотри, Самедов!.. Всех держишь! – с досадой сказал Иван Николаевич и бросил трубку, даже не попрощавшись.

– Хамло райкомовское! – с раздражением рявкнул Рашид Фархатович в тишине своего кабинета.

***

На «Трабанте» мы уже покатались, а теперь пришла пора поездить на «Вартбурге». Таких машин я видел здесь уже, естественно, множество, но ни разу ещё ни на одной из них не катался. Ну что же, вот теперь и посмотрим.

Выехали с улиц, полных высоких зданий, и вскоре оказались в пригороде. Потянули ряды домов частного сектора. По изменившемуся взгляду Эммы Эдуардовны понял, что она, видимо, по частным секторам Германии особенно раньше не рассекала. Ну да, тут было на что посмотреть. Никакого сравнения с нашим частным сектором хоть в Святославле, хоть под Москвой. Перед каждым домом лужайка. Заборов нет, вместо них зелёная подстриженная изгородь. Дома, как правило, одноэтажные. Ну, у нас так же. Но крыши... Минимум у половины домов толстенные и очень красиво выглядящие камышовые крыши. На одних домах они поновее, на других уже почернели, но вид всё равно сногсшибательный.

Тут и там видны цветники. Сейчас, конечно же, завядшие, но легко представить, сколько цветов на них будет, когда потеплеет. Вид немножко портил не такой уж и ровный асфальт, залатанный тут и там, но только совсем немножко. Да, на того, кто впервые видит немецкий частный сектор, он всегда производит неизгладимое впечатление. Правда, вскоре Эмма Эдуардовна, заметив, что я на неё посматриваю, постаралась сделать невозмутимое лицо. Мол, видали мы и покрупнее поросят.

Заехали на старательно выложенный бетонными плитами подъезд к дому профессора. А вот у профессора дом уже был двухэтажный, но тоже с шикарной соломенной крышей. Заметив, что я на неё смотрю с интересом, профессор с грустью сказал:

– Сейчас всё труднее найти настоящих специалистов по кровле из камыша. Вымирающая профессия, к сожалению.

Ну да, про это я тоже слышал. Правда, уже в XXI веке. Что это очень дорого, очень красиво, но, даже если есть на это деньги, кучу времени нужно потратить, чтобы найти грамотную бригаду. И ждать в очереди придется месяцы.

Почти сразу же из дома выскочила и фрау профессора.

– Эльвира, – представил ее он.

Я сходу попытался сообразить, кого она мне напоминает и, догадавшись, аж замер – ну да, примерно так и выглядит еще одна хорошо знакомая мне Эльвира, моя бабуля! Похожи они с женой профессора, как близкие родственницы. Невероятно просто!..

Затем профессор представил нас, и что оказалось хорошо, Эльвира тоже очень неплохо говорила по-русски.

– В годы войны моя жена была среди антифашистов. «Красная капелла», слышали? – начал воодушевленно рассказывать профессор. – К счастью, когда нацисты разоблачили ее группу, она успела уехать в Швейцарию. И там учила русский язык в ожидании, когда Советский Союз освободит Германию от нацистов.

Эльвира застеснялась, даже смущённо толкнула профессора под локоть.

– Слышали ли мы! – обалдев от таких новостей, сказал я. – Я восхищен! «Красная капелла» – это же фактически легенда. Никогда даже не надеялся, что лично увижу одного из ее членов!

Совсем засмущавшаяся жена профессора пригласила нас зайти в дом. Я подумал, что, учитывая, с кем имею дело, буду есть всё, что она приготовила, даже если это будет совсем невкусно.

К счастью, мои опасения не оправдались. Эльвира мало того, что была видной антифашисткой, ещё и классно готовила. Блюда были традиционными, мы к ним уже успели привыкнуть в столовой и в кафе, но вот вкус был совсем другой, намного тоньше.

Конечно же, Эмма Эдуардовна, как и я восхищенная биографией жены хозяина, начала уговаривать ее поделиться с нами воспоминаниями о том, как оно всё было в годы войны. Я помалкивал – до меня сразу дошло, что она может оказаться единственной выжившей. Кто же захочет вспоминать про погибших ужасной смертью друзей? Но на уговоры гостьи Эльвира все же поддалась, правда, рассказ был недолгим. Начав перечислять членов своей группы, которые были арестованы и погибли под пытками гестапо, она расплакалась. Эмме Эдуардовне стало ужасно неловко, и она начала извиняться за свою просьбу.

– Все в порядке, милочка,