Убей-городок-2 - Евгений Васильевич Шалашов

вдруг произнёс он, — ведь был же там какой-то намёк. На какого-то всесоюзного старосту. Это ещё что за фрукт? Староста, хм, Ворошилов, что-ли? Так у нас таких городов-то вроде нету.

Да, история — явно не конёк Савина. Пришлось помогать.

— Город-то такой есть — Ворошиловград, что бывший Луганск[23]. Но Всесоюзным старостой называли Калинина. А город Калинин — это бывшая Тверь.

— Вот именно! — оживился сыщик. — Из Калининской области, стало быть, он освобождался. А ты, лопух, даже не просёк в письме эту подсказочку-то.

Решив, что победил меня интеллектуально, Савин сразу подобрел.

— Считай, что убийца у нас в кармане! Так-то вот! Учись, пока я жив!

Мне даже показалось, что он и возникновение писем приписывает своим заслугам. Да и ладно, я не жадный. Но притушить восторги сыщика мне всё-таки захотелось. Видно не угасла ещё обида за утреннего «папиного любимчика».

— Надо только иметь в виду, что эти письма могут послужить Анатолию лучшей отмазкой.

— Это как? — ошарашился Савин.

— Так он же заявит, что влюблён по уши, целый год барышню обхаживал, жениться хотел. И письма будут тому подтверждением. А душегуба этого своими бы руками порешил. И даже заплачет для убедительности.

Савин огорчился.

— Но — но, ты мне это брось.

Но я не бросил, а подлил масла в огонь.

— Чем там у нас субъективная сторона преступления характеризуется? — поинтересовался я, а потом сам же и ответил: — Наличием вины в форме умысла или неосторожности, в числе прочих факторов, конечно. А умысла-то и нету при таких обстоятельствах. Значит, что?

Конечно, первогодку на милицейской службе таких тонкостей знать не обязательно, и Савин сразу же это подметил.

— Ты меньше про теорию, а больше про дела на своей зоне думай. Тоже мне, Кони выискался. Путаешься тут под ногами. Иди, работай. Потребуешься, позову. А письма пусть пока у меня остаются и рапорт твой.

Выставил он меня. Я собирался обидеться, но передумал. Заметно же, что человек расстроен.

Только прошло не более получаса, как заглянул ко мне Митрофанов. После недолгих приветствий, предложил:

— А что, давай сгоняем в СИЗО, побазарим с нашим беглецом. Мне тут Савин рассказал, что ты опять отличился, на сей раз с письмами. И как это у тебя так ловко получается? Савин боится, что с учётом появления этих писем из Вологды начальственный десант слетится не позднее завтрашнего дня. И тогда мы останемся мелкими исполнителями их мудрых решений. А так может успеем с чем-то позитивным застолбиться.

Я не поторопился соглашаться.

— Да Савин меня на дух не переносит в этом деле. Надо ли обострять отношения?

Джексон театрально воздел руки и изрёк:

— Лёха, да ты для меня в этом деле, как талисман. Где ты, там удача! Так что давай, подхватился и вперёд.

Вчера я допоздна корпел над своими материалами, которые не помещались в работу в составе опергруппы, и был вполне готов сегодня отлынить от геройских подвигов, но Митрофанов не дал мне на это ни малейшего шанса.

Дежурных машин предсказуемо не оказалось, на автобусы мы тоже не особо надеялись, поэтому, не сговариваясь отправились на трамвай и уже минут через сорок просовывали свои удостоверения через «кормушку» входной двери изолятора. Ещё пяток минут потребовалось на остальные формальности, и вот мы в допросной ждём своего «клиента».

Когда послышался звук открываемой двери, Джексон подмигнул мне, и это могло означать всё, что угодно. Я расшифровал это так: Я — солирую, ты — подыгрывай по ходу. Взглянув на Баранова, как на досадную помеху нашему увлекательному разговору, Митрофанов кивком головы отпустил контролёра и махнул рукой Баранову — сиди и не мешай. Потом горячо заговорил, как бы продолжая свою речь:

— Во-от, а ночью мне снится сон. Какой-то благообразный старец и говорит мне: сынок, ты хорошо себя вёл последнее время, переловил много бандитов и обиженным помогал, и за это будет тебе моя награда. Слушай меня внимательно. Найди дом под счастливым номером семь и зайди на территорию. Там ты увидишь чудо-растение, «хоста» называется…

Я наблюдал за Барановым. Поначалу он расслабленно и некоторым с любопытством поглядывал на нас, что это за кренделя явились, которые на него внимания не обращают, а ведут свои странные разговоры. Однако при слове «семь» он что-то заподозрил, а услышав слово «хоста» весь обратился во внимание.

А Джексон продолжал:

— А старик дальше вещает: дескать, ты эту хосту без страха из земли выдёргивай, а дальше в лунке поковыряй маленько лопатой, и откроются тебе сокровища несметные. И будет среди них много всякого золота, но самое главное — окажется там цацка затейливая, которая тебе прямо на душегубца укажет, несчастную учительницу замочившего.

Баранов весь обратился в слух, и видно было, что он всё норовит стул поближе к нам придвинуть, забыв про невозможность такого действия.

— А дальше старик говорит: сделаю я тебе ещё один подарок. Того душегубца тебе и ловить не придётся, ибо сидит он уже в казённом доме под видом глупого баклана и будет сидеть там, пока не расстреляют. Да, говорит ещё старик, я тебе и имя его назову — это…

Джексон резко развернулся к доставленному:

— … Дмитрий Баранов!

В этом месте он возвысил голос и грохнул кулаком по столу.

— Чего вылупился? Нравится тебе моя сказка?

Такой смены декораций Баранов явно не ожидал, и стало похоже, что весь его настрой относительно линии собственного поведения на допросе накрылся медным тазом. От намёков на достоинство не осталось и следа. То, что он услышал, несомненно означало: этот страшный мужик знает всё и даже больше. И Баранов, с трудом овладевая пляшущими в каком-то диком танце губами, прошепелявил:

— Эт-т-то чудовишч-ч-ная ош-шибка!

На большее у него не хватило сил. Не каждый день из банального хулигана в один момент превращаешься в убийцу. А Джексон нагнетал:

— Не бзди, Димон! Ты кто был — баклан позорный! А теперь — уважаемый человек, двоих замочил. Баба-то та беременная была. А за двойную мокруху в нашем государстве — смертная казнь. Всё, как положено! Будешь сидеть, как кум королю!

Тут Джексон сделал страшные глаза:

— Ой, про кума-то у меня зря вырвалось. Ну, по-другому скажу: в уважении и почёте сидеть будешь, пока лоб зелёнкой не намажут.

Митрофанов участливо взглянул на Баранова:

— Я тебе вот что скажу. Будь мужиком, веди себя достойно. Никаких показаний нам не давай. Так сегодня и