Секретные академики - Владимир Губарев

— Но вам помогали?

— Конечно! Очень много институтов Академии наук с нами работали… Мы были своеобразным мостом между фундаментальной наукой и заводами, куда передавали чертежи. К сожалению, эта система сейчас расстроилась, и сегодня Академия наук не может ничего внедрить. Чертежей в ней не умеют делать, да и ученые не знают правил, по которым работают заводы. Там не модели нужны, а чертежи и технологии… Мы и занимали промежуточное положение: высокую науку переводили на инженерный язык. Правда, мы делали это весьма оригинально, то есть на высоком техническом уровне. И в стране с нами могли работать только три завода. У нас была сильно развита автоматизация проектирования, подчас обходились файлами в вычислительных системах… Здесь, в Свердловске, мы разрабатывали печатную плату, передавали файл на наш завод, который находился в десяти километрах, и там станки работали. Так что с нами по-настоящему лишь три предприятия могли взаимодействовать. Один из них — Киевский радиозавод. Поначалу они здорово «брыкались», мол, аппаратура очень сложная, мороки с ней много… Действительно, наша аппаратура была самая маленькая по габаритам, и требовались определенные навыки, чтобы освоить ее производство. Но позже они поняли: развитие производства идет успешно лишь при освоении сложнейшей техники… Обычно конструктора создают чертежи — это, по сути дела, «картинки», которые нужно было обрабатывать с точки зрения технологичности… Были специальные институты, да и технологи заводов ломали потом голову, как реализовывать те или иные конструкторские решения. Мы же сразу пошли другим путем. Главный технолог подчинялся Главному конструктору, а потому из института выходили серийно пригодные чертежи, в которых было уже 30–35 процентов так называемых «директивных технологий», то есть такие технологии, которые были принципиально новыми и которые создавались нашими специалистами.

— Это и позволяло вам идти впереди?

— Да, мы вынуждены были в два — два с половиной раза делать свои системы меньше, чем у «сухопутчиков». Даже мы не столько заботились о весе, сколько об объеме — нас всегда лимитировал размер ракеты.

— Когда вы соглашались уехать из Москвы на Урал, чтобы заниматься «морской» тематикой, вы представляли те трудности, с которыми придется столкнуться?

— Они появлялись каждый день… И находились подчас весьма необычные решения. Я уже говорил, что попадать надо точно в цель, а место старта определить точно невозможно. Значит, надо уже в полете уточнять траекторию движения ракеты. Как это сделать? Думали, думали, а потом и придумали! Решили взгромоздить на голову ракеты оптико-механическую систему, которая завизировала бы какой-то звездный образ, потом система управления «обсчитывает» этот образ — это непросто, потому что звезд много и можно захватить не ту, которую надо, и затем уточнить траекторию…

— И какая звезда пользовалась наибольшей популярностью? Сириус?

— Нет, система была рассчитана на звезды третьей величины… Для межконтинентальных ракет можно «опереться» на одну яркую звезду и от нее уже «танцевать», но у нас надо было обеспечить постоянную боевую готовность — морская межконтинентальная ракета должна быть готова к бою в любую минуту! — поэтому мы не могли ориентироваться на одну звезду. Представляете, а если ее в этом месте океана нет?! Что тогда делать?! Мы брали более мелкие звезды, которые есть на всем небосводе…

— Вы консультировались у астрономов?

— Были специальные люди, которые этим занимались… В некоторых закрытых институтах были астрономические отделы, которые и занимались такими расчетами.

— Значит, звезды прокладывают путь нашим ракетам?

— Оказалось, что таким способом мы смогли «выбрать» не все ошибки — к сожалению, расстояние до звезды нам неизвестно, и следовательно, в стрельбе может быть недолет или перелет. Моряки поставили перед нами задачу: попадать в цель нужно точнее… Думали, думали и придумали: нужны спутники. Была сделана специальная спутниковая система, которая помогала морским ракетам летать точнее… Поначалу нас критиковали, мол, придумали всякую ерунду, а эта система уже добрых четверть века стоит на вооружении и прекрасно действует. И сейчас никто не сомневается в ее необходимости.

— Спутники заменили звезды?

— Да, но в отличие от звезды расстояние до спутника известно, а значит, и мы получили все необходимые данные для корректировки полета ракеты. Мы смогли скомпенсировать оставшиеся ошибки на активном участке, ну а дальше летит «голова», и ее ошибки уже от Бога. Но потом появилась необходимость избавиться и от ошибок «головок», и у нас появились первые, у которых они были минимальными… Тут «сухопутчики» сообразили, что и им подобное надо делать. Так что очень многое мы делали впервые и, честно признаюсь, гордимся этим!

— Почему-то вы говорите в прошлом времени…

— Нас так учили: надо сделать! И мы думали о том, что нужно для того, чтобы выполнить задание… А сейчас все отвечают: нам это неинтересно, да и денег мало… На том разговор обычно и кончается…

— Хотя идет конверсия?

— Многое из военных разработок оказалось пригодным для гражданских целей. Но что-то и ненужным оказалось. К примеру, нет необходимости в аэродинамиках, баллистиках. Люди оказались не у дел. Но есть другая работа, однако люди туда не идут, не хотят переучиваться. Конечно, менять профиль своей работы и отходить от накатанного пути сложно, но выхода-то нет… Это довольно сильно потрепало наш институт, и сегодня он живет исключительно плохо.

— Мы об этом обязательно поговорим, но я хочу вернуться в прошлое. Когда вы впервые попали на морские испытания?

— Это было где-то в 55-м или 56-м году, точно не помню. Королев сказал, что будет делать «морскую» ракету. Он связался с руководством флота, а те спросили: «Сергей Павлович, а ты знаешь что такое океан? Нет? Мы тебе покажем тогда…» И Королев собрал человек тридцать — были все Главные конструктора систем, ведущие специалисты. Пилюгин взял меня. Я был тогда ведущим научным сотрудником и фактически руководил лабораторией. Я делал приборы для систем управления, которые «отвечали» за стабилизацию ракеты в полете… Итак, собралась группа конструкторов, и мы отправились в Североморск. Там нас посадили на эсминец, командующий сказал, что с нами сделают «коробочку»…

— Что это?

— У них есть такой термин — ход по «квадрату». В общем наш поход был рассчитан на сутки… Море было неспокойное, четыре балла было наверняка… Часов пять я выдержал, а потом лежал в кубрике и уже не поднимался… Меня сильно укачивает, я даже самолетом летать не могу… Эсминец болтало очень сильно… Так я познакомился с морем…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});