Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

— Мне все равно, что разрешает тебе мама. Я думаю, что ты еще мала для свиданий, и, пока ты со мной, ты ни с кем встречаться не будешь. Ясно?

Эми смотрела на него полными слез глазами, потрясенная и рассерженная.

— Да, сэр, ясно, — тихо сказала она наконец дрожащим от гнева и обиды голосом. Краем глаза она видела, что на них уже оглядываются, и была готова провалиться сквозь землю от стыда. Споров не будет, горько думала она. Господь бог все сказал. А она сама — только маленькая девочка с торчащими косичками, которую поставят в угол, только посмей она пререкаться со старшими на людях.

— Знаешь, папа, — отчеканила она, медленно собирая вещи — сумку и журнал, — перед тем как выскочить из кабинета, — довольно скоро тебе придется все-таки понять, что мне уже не одиннадцать лет и что живем мы не в каменном веке.

Дэн уже ругал себя последними словами. Куда его понесло, зачем он обидел ее? Только поругаться не хватало, когда дочка приехала всего на три недели.

— Эми…

— Мне пора, меня ждет миссис Крэнстон, — ответила Эми, изо всех сил стараясь не расплакаться, прижала к груди сумку и журнал и побежала к выходу, упрямо глядя себе под ноги.

— Эми! — обернувшись ей вслед, окликнул Дэн, но она как будто не слышала. Он болезненно поморщился от внезапного чувства каменной тяжести в животе. Надо же так хотел удержать дочку рядом с собой, а вел себя так, что получилось наоборот. Прогнал.

Он хотел бежать за ней, догнать, но тут же раздумал. Слишком хорошо был ему знаком взгляд, брошенный ею через плечо на прощание. Этот взгляд Эми унаследовала от него. Сейчас она сердилась и хотела только, чтобы ее оставили в покое и дали остыть и зализать раны. Раны, нанесенные им же. Дэн вяло подцепил остывший ломтик картошки, уронил его обратно на тарелку и оттолкнул ее.

Элизабет громко хлопнула дверцей «Кадиллака» и вихрем вылетела из сарая, который использовала как гараж. Ветер трепал ее волосы и облеплял юбку вокруг ног. Собиралась новая гроза — и в небе, и внутри ее самой, и еще неизвестно, какая окажется хуже. Так она не сердилась, наверно, с тех пор, как застукала Брока нежащимся в джа-кузи с двумя молоденькими референтшами. А страшно ей было, пожалуй, как еще никогда в жизни. Даже найдя тело Джарвиса, она не была так напугана.

Аарон сидел на ступеньках заднего крыльца с газетой в руках и серьезно смотрел на нее. Когда она подошла ближе, он медленно поднялся, и она стала лихорадочно искать, что бы вежливое ему сказать. Лучше бы он уже ушел. Скандалу, который вот-вот разразится, свидетели ни к чему.

— Вы выглядите как мокрая курица, которая злится, по-моему, — бесстрастно произнес Аарон.

— Злится? Слишком мягко сказано, милый мой. — Она остановилась у крыльца, пытаясь обуздать бурлящие эмоции настолько, чтобы не сорваться в истерику с вопля

Ми и битьем посуды. Ее била крупная дрожь, внутри тоже все дрожало, и она прижала ладони к животу, чтобы справиться с собой. — У моего сыночка непревзойденный дар поднимать мне кровяное давление. Боюсь, сейчас здесь будет большая ссора, если не драка, Аарон. Так что, возможно, вам лучше взять свой ящик и уйти, если не хотите слышать, как всуе поминается имя божье.

— Его здесь нет, — спокойно ответствовал Аарон.

— Кого, бога?

— Вашего сына.

— Очень хорошо.

Элизабет круто повернулась кругом, чтобы хоть отчасти разрядить уже назревшее внутри напряжение. Весь день она готовилась к ссоре, копила злость, по дороге домой прокручивала в голове, что скажет Трейсу, но, чем больше растравляла себя, тем сильнее становилось ее желание просто увидеть сына, прикоснуться к нему, посмотреть ему в лицо, услышать голос. И вот пожалуйста: его нет. Теперь надо только постараться не усматривать в его отсутствии скрытого смысла, чтобы не расстроиться еще больше.

Походив с минуту перед крыльцом, она нашла себе местечко у ступенек и остановилась, прислонившись плечом к стене дома и скрестив руки на груди. Она стояла, рассеянно смотрела перед собой, не видя ни серых от времени, покосившихся надворных построек, ни ярко-оранжевого баскетбольного кольца, прибитого Трейсом к стене сарая. Дальше, на северной границе ее владений, темнела стена леса, но Элизабет не замечала ни яркого цветка у росшего невдалеке орехового дерева, ни пары белок, резвившихся на стволе серебристого клена. Ее глаза видели только запустение и темноту, и это же она ощущала внутри, когда думала о Трейсе.

— Что мне делать с этим паршивцем? — пробормотала она, даже не отдавая себе отчета, что говорит вслух.

— Детям нужны порядок и дисциплина, — откликнулся Аарон, подумав про себя, что Трейсу не дают ни того, ни другого.

Невесело усмехнувшись, Элизабет смахнула повисшую на ресницах слезу.

— Правда? Тогда посоветуйте, как призвать к порядку детину шестнадцати лет, тяжелее меня килограммов на двадцать и с перенасыщенной мужскими гормонами кровью.

Ему нечего было ей ответить. Не возвращаться же ей на шестнадцать лет назад, чтобы снова родить сына и начать все совсем по-другому, а другого ответа Аарон не знал. Эти американцы ничего не смыслят в воспитании. Дети у них растут как сорная трава, без цели, без представления о заведенном в мире порядке. У амманитов детей с колыбели учат любить господа, слушаться родителей, обретать счастье в труде и беречься от греха.

— Что, не понимаете? — спросила искренне озадаченная его молчанием Элизабет, глядя на него поверх потрескавшихся перил. — У вас подростки не бунтуют?

Аарон чуть заметно повел плечом.

— Ja, у них бывает иногда Rumschpringe — суета, — пока они не войдут в лоно церкви. Некоторые из мальчиков украшают свои повозки зеркалами и прочей дребеденью, поздно приходят домой, бегают в город смотреть на движущиеся картинки.

Некоторые, подумала Элизабет. Уж точно не он сам. Со своим лицом мученика и серьезными глазами он и в мятежные шестнадцать лет, должно быть, был так же крепок в вере, как сейчас.

— Ну, это еще ничего.

Внутри, вытесняя с трудом обретенное самообладание, опять зашевелился страх, постепенно набирая силу, как вода, сначала каплями, потом струйками, а затем мощными потоками прорывающаяся через песчаную дамбу. Сдерживая крик отчаяния, Элизабет прижала ладонь ко рту, попутно стерев остатки помады. Ее глаза налились слезами.

— Мой сын где-то болтается с парнем, которого подозревают в убийстве Джералда Джарвиса, — сдавленно пояснила она. — Трейс обеспечивает ему алиби.

Господи, вся жизнь превращается в какой-то сплошной кошмар наяву. Вокруг нее творится что-то ужасное, дикое, и она бессильна помешать этому. Кажется, все, что можно сделать, — стать в сторонке и строчить репортажи о происходящем в собственную газету. Теперь вот придется напечатать, что родной сын прикрывает единственного подонка, подозреваемого шерифом в единственном убийстве, случившемся в округе Тайлер за последние тридцать три года.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});