Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма - Виктор Кондрашин

Из табл. 2 следует, что в 1919 г. 52% дезертиров добровольно явились на сборные пункты, остальная часть была насильно задержана в ходе облав и других мероприятий по борьбе с дезертирством. В табл. 4, 6 и 7 представлена динамика погубернской добровольной явки дезертиров в регионе в 1919 г. Процент добровольной явки колебался как в отдельные месяцы, так и по губерниям. Например, в июне-июле в Пензенской губернии он составил примерно 80%; в августе в Астраханской губернии — 81%; в сентябре в Саратовской губернии — 82%, и пик приходился на сентябрь 1919 г. Характерно, что именно в этот период армия Деникина вела наступление на Москву, и произошел знаменитый «мамонтовский прорыв».

В этой связи особого интереса заслуживают данные, представленные в табл. 8–13. Они характеризуют масштабы репрессий по отношению к дезертирам, а также дают возможность — на примере отдельных сводок Саратовского и Приволжского секторов ВОХР — увидеть на губернском уровне полную картину рассматриваемого явления и осуществляемых властью мер по его искоренению. Так, например, из табл. 8 следует, что из огромной массы задержанных в поволжских губерниях дезертиров, исчисляемой многими десятками тысяч человек, было предано суду всего 2233 человека (1,4%) и расстреляно за данное правонарушение менее 10 человек. При этом из данных по Самарской и Саратовской губерниям ясно видно, что подавляющее большинство задержанных и сдавшихся добровольно дезертиров не были отнесены властью к категории «злостных». Их записали как дезертировавших «по слабости воли». Отсюда и вполне закономерное наказание по отношению к ним: направить в запасные части, в штрафные роты и на фронт. Таким образом, основная масса дезертировавших крестьян после их поимки или добровольного возвращения на службу отделывалась легким наказанием. Причины подобной реакции властей очевидны — слишком велики были масштабы явления, чтобы действовать иначе.

В то же время приведенные в таблицах данные свидетельствуют, что самыми распространенными методами наказания крестьян за дезертирство из действующей армии были меры материального воздействия на их семьи: денежные штрафы, конфискация наделов, рабочего скота и имущества. Таковы количественные показатели дезертирства в регионе в 1919 г. Они подтвердили прогноз штаба Колчака об усилении дезертирства в прифронтовых районах Поволжья с весны 1919 г. Однако даже враги советской власти не предполагали, с какими проблемами столкнется она в этом году! 1919 г. превзошел предыдущий по всем параметрам — и количественным, и качественным: в 1919 г. важнейшую роль в активизации крестьянского протеста в регионе сыграли дезертиры, став своего рода катализатором крупнейших крестьянских выступлений; именно в этом году «зеленое движение» в регионе проявилось в полной мере как самостоятельная форма крестьянского движения.

9 марта 1919 г. штаб Южного фронта проинформировал полевой штаб РККА о восстании дезертиров в степях Николаевского и Царевского уездов, где на протяжении 200 верст «создался настоящий фронт»{552}. 20 июня 1919 г. сотрудник Саратовской губчека Благонадеждин телеграфировал в ВЧК: «В районе Романовка Балашовского уезда по линии Тамбов-Балашов восстание крестьян и дезертиров… прервана железная дорога, Романовка занята зелеными, центр — деревни Макашовка и Романовка»{553}. Так Центр узнал о начале одного из самых крупных крестьянских восстаний в Поволжье в годы Гражданской войны — «восстания зеленых» в Балашовском и Аткарском уездах Саратовской губернии.

1919 г. ознаменовался целой чередой крестьянских выступлений, непосредственно связанных с проведением новых принудительных мобилизаций в Красную армию. Согласно нашим подсчетам, в 1919 г. в Поволжье произошло не менее восьми крупных крестьянских волнений на почве мобилизации (табл. 11 приложения 2).

О степени опасности «зеленого движения» и в целом крестьянских выступлений в Поволжье летом 1919 г. можно судить по телеграфной переписке между руководством Саратовской губернии и председателем СНК В.И. Лениным в начале июля 1919 г. 2 июля 1919 г. член РВС 4-й армии В.В. Кураев, председатель Саратовского губисполкома В.А. Радус-Зенькович и председатель губкома РКП(б) Плаксин отправили телеграмму Ленину, а также Л.Д. Троцкому с сообщением о расширении повстанческого движения в Балашовском уезде, где численность «зеленой армии» достигла 8000 человек. Они указали на связь повстанцев с белыми, сообщили о захвате «зелеными» Балашова и о нехватке сил для ликвидации восстания{554}. В ответной телеграмме от 8 июля 1919 г. Ленин предписал руководству Саратовской губернии принять самые решительные меры для подавления восстания «зеленых». В частности, он указал: «Необходимо особыми отрядами объехать и обработать каждую волость прифронтовой полосы, организуя бедноту, устраняя кулаков, беря из них заложников, подавляя зеленых, возвращая дезертиров»{555}.

Каковы были причины дезертирства и «зеленого движения» в регионе в 1919 г.? В какой мере они отличались от уже известных нам по 1918 г.? Анализ источников показал, что в своей основе причины крестьянского неприятия идеи вооруженной защиты Советского государства остались в 1919 г. неизменными. Так же как и в 1918 г., крестьяне сопротивлялись принудительным мобилизациям по причине нежелания оставлять свои хозяйства в период начала основных сельскохозяйственных работ, вследствие тяжелого материального положения красноармейцев и из-за нежелания воевать на стороне Советского государства в силу неприязни к проводимой им политике. В 1919 г., как свидетельствуют документы, решающее значение имела первая причина. Но, по сравнению с 1918 г., она получила несколько иное звучание. Призывников заботила не только очередная сельскохозяйственная кампания, но и в целом состояние их домохозяйства. В 1919 г. Поволжье, как и другие подконтрольные большевикам зерновые районы страны, оказалось под жесточайшим прессом «военно-коммунистической» политики государства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Кроме того, в 1919 г. в регионе под мобилизацию попала наиболее деятельная возрастная группа мужского населения. Под ружье были поставлены 454 300 человек, или около 1/3 всех трудоспособных мужчин{556}. Становится очевидным тот невосполнимый урон, который понесла поволжская деревня в 1919 г. в результате изъятия огромной массы здоровой рабочей силы. В контексте вышеупомянутой политики жесткого налогового пресса судьба своих, ослабленных мобилизацией хозяйств, не могла не волновать тысячи саратовских, самарских и пензенских мужиков, насильно одетых в солдатские шинели. Они понимали, в каком положении оказались оставленные ими жены, дети, родители и близкие родственники.

На это обстоятельство в качестве решающей причины дезертирства красноармейцев с фронта и из тыловых армейских частей указывали в официальных документах представители военного командования и различных учреждений. Об этом же писали домой с фронта красноармейцы. Данный мотив постоянно звучал в ходе массовых волнений мобилизованных, в частных разговорах между красноармейцами. Например, в политсводке Восточного фронта от 27 апреля 1919 г. сообщалось о том, что красноармейцев 24 железной дивизии 214-го полка 1-й армии «волнуют расстрелы во время восстания в Симбирской губернии», поскольку большинство красноармейцев оттуда и получают «много жалоб на чрезвычналог и реквизиции лошадей»{557}. 27 апреля 1919 г. председатель Саратовского губисполкома Федоров и губвоенрук Соколов направили телеграмму в Сердобский уездвоенком, в котрой сообщали, что командиры частей в массовом порядке получают заявления от красноармейцев с просьбой предоставить отпуск на период сельхозработ{558}. В сводке НКВД от 5 мая 1919 г., основанной на сведениях информационного стола ВЧК, указывалось, что в прифронтовых губерниях Поволжья «отношение неудовлетворительное и отрицательное ввиду мобилизации населения во время полевых работ»{559}.

Аналогичная ситуация наблюдалась в период уборочных работ. Например, в информсводке Политического управления РККА от 16 августа 1919 г., характеризующей положение в Самарской губернии, указывалось, что уборка хлеба и «антисоветская агитация» были главными причинами слабого хода мобилизации{560}.

Дезертирство в регионе в 1919 г. в немалой степени обусловливалось тяжелым материальным положением красноармейцев. В комплексе с другими факторами оно становилось не только причиной бегства из воинских частей, но и толкало на открытые выступления. Поэтому 1919 г. ознаменовался прокатившихся по Поволжью чередой волнений дислоцированных на его территории частей Красной армии. На наш взгляд, эти волнения следует рассматривать в неразрывной связи с общекрестьянским движением на территории региона. И не только потому, что их участниками были крестьяне, одетые в солдатские шинели, но и по причине того, что в большинстве своем они являлись отголосками конкретных крестьянских выступлений, происходивших в районе их дислокации. Так, например, в связи с охватившей Поволжье «чапанной войной» 7 марта 1919 г. в г. Сызрань Симбирской губернии наблюдалось брожение среди частей 176-го пехотного полка{561}. В Самаре ночью 11 марта «возбужденные крестьянским восстанием» и предстоящей отправкой на фронт восстали красноармейцы 175-го полка Самарского гарнизона{562}.