Розовая пантера - Ольга Егорова

Он даже почти не помнил этот день, весь заполненный суетой и плачем. Помнил только глаза матери, ее руки, слезы. Соболезнования, слившиеся в одно, длинное, бесконечное. Помнил еще осуждающие взгляды — они были, не привиделось ему, и нельзя было от этого никуда деться, потому что на самом деле его вина. Его, и только его вина, он вины с себя не снимает, не прогоняет прочь, сживается с ней, зная, что это на всю жизнь. Спутался с малолетней девчонкой, натворил глупостей, и вот чем все обернулось… Так они и останутся теперь вдвоем — он и его вина. И мать, поседевшая за один день.

— Не вини себя, Алеша, — сказала мать, когда они остались дома вдвоем после похорон. Он посмотрел на нее: седые волосы, постаревшее лицо. — Не надо себя ни в чем винить, — повторила она спокойно, и Алексей впервые подумал о том, что мать его, оказывается, сильная женщина.

Стальной стержень, выросший внутри, обмяк на мгновение, как будто расплавившись под напором этой силы, этой горячей любви — в сотни тысяч градусов, разве способен хоть какой-то сплав выдержать такое? Прижался к матери, спрятал лицо у нее на груди, почувствовав себя снова на короткое мгновение маленьким ребенком.

Только на короткое мгновение. Потом все стало прежним — расправился опять стальной стержень внутри, стал, закалившись, еще более твердым. Время шло — через неделю он уже устроился на стройку разнорабочим, пережил первый рубеж — девять дней, и уже на следующий нашел еще одну работу со свободным графиком. Теперь работать приходилось за двоих, и жить… Еще и жить, подумал он тогда тоскливо и вдруг, оглядевшись по сторонам, заметил, что в квартире чего-то не хватает.

«Конечно, не хватает, — тут же подсказал грустный голос, — не хватает и будет теперь не хватать всегда, и не привыкнешь, наверное, к этому…» И все же какое-то сомнение не давало покоя, продолжало подавать настойчивые сигналы о том, что вокруг него что-то не так. И дело не в том, что раньше в квартире их было трое, а теперь осталось двое. Трое… «Четверо же нас было, — подумал он вдруг, — четверо, а теперь двое осталось…» И спросил у матери, поняв наконец:

— Мама, а где у нас кошка-то?

— Кошка? — переспросила мать. — Так я ее соседке отдала, чтоб под ногами не путалась. Не до кошки было.

— Так ты ее навсегда, что ли?

— Да я не знаю, Леш. Я и забыла про нее совсем, про кошку-то…

Он пожал плечами — на самом деле пускай остается у соседки. Попрощался, ушел на работу. Вечером вернулся, открыл дверь ключами, вошел и увидел ее — кошку, сидящую возле кухонной двери. Следом за ней появилась Анна Сергеевна:

— Вот забрала обратно. Знаешь, с ней как-то веселее. И спокойнее. Она все-таки не чужая нам, привыкла уже… И я к ней привыкла.

Алексей снова пожал плечами — в принципе ему было все равно. Кошка, сидящая возле кухонной двери, в душе никаких эмоций не вызывала. Кошка — она и есть кошка, нечего здесь голову ломать, пусть живет себе, если считает мама, что она им не чужая. С кухни доносился манящий аромат грибного супа — после восьмичасовой смены на стройке это был на самом деле аромат рая. Думать ни о чем, кроме супа, он просто не мог.

Уже потом, опустошив вторую тарелку, перемыв всю посуду и надраив, как водится, раковину до блеска, он вдруг увидел небо за окном, россыпь колючих звезд, мохнатые тени деревьев, застывших в безветренной неподвижности, — увидел и подумал о том, что этот день какой-то не такой. Все, кажется, было привычным — утро, работа, дорога домой, вечер, грибной суп, раковина. Из традиционной схемы выпадала только одна кошка, но дело было не в ней, он знал, что не в ней, он и думать про нее забыл сразу после того, как она исчезла из поля зрения. Только вот когда же он последний раз смотрел в окно и видел звезды? Смотрел, наверное, каждый день, только звезд почему-то не замечал.

— Спать пойдешь, Алеша? — услышал он за спиной голос матери и отвернулся наконец от окна.

— Да, спать, наверное.

— Пойду постелю тебе…

— Не надо, мама. Подожди, не надо пока. Я, может быть, почитаю немного. Завтра суббота, вставать рано не надо. Я, наверное, почитаю… А ты что делать собираешься?

— Я? Да не знаю даже… Там новости по телевизору. Говорят, американцы луноход запустить собираются…

— Мам, — он улыбнулся, почти рассмеялся, — какая ты у меня современная!

— Вот такая, — улыбнулась она в ответ.

— Ладно, привет там от меня передай… Американцам.

Он опустился на диван, мельком лишь взглянув на книжную полку. Там все было в порядке, потому что он уже и забыл, когда в последний раз брал в руки книгу. Забыл, как это бывает, когда из букв, как из череды дней, складывается чужая, вымышленная жизнь, которая на один или два вечера становится чуть-чуть твоей. Алексей поймал себя на том, что то и дело поворачивается к окну. Он вздохнул, смирившись, — видно, так уж было предначертано судьбой, что весь этот вечер ему суждено пялиться в окно.

Время при этом, как ни странно, летело совершенно незаметно. Из-за стены послышалась знакомая музыка — новости на первом канале закончились. Тихо открылась дверь, — Алексей обернулся и увидел кошку, которая робко вошла и уселась на краешке паласа. «Тоже, что ли, новости смотрела?» — с усмешкой подумал он, представив, как кошка, увидев рекламу, традиционно сменившую блок новостей, лениво спрыгивает с кресла и уходит из комнаты. Через некоторое время послышалось:

— Ах вот ты где, Гелла.

Вошла Анна Сергеевна. Алексей обернулся, приподнялся с дивана.

— Да ты лежи, лежи, сынок. — Она подняла кошку с пола и взяла на руки. — Ты ведь почитать хотел?

— Не знаю, что-то ничего выбрать не смог по душе.

— А чем же занимался?

— Да так. Лежал на диване, в окно смотрел.

— Целый час в окно смотрел? — Анна Сергеевна подошла, опустилась напротив в старое кресло с деревянными подлокотниками.

— Ну да, в окно…

Алексей почему-то испытал странное чувство, похожее на стыд, как будто мать застала его за каким-то неприличным занятием почище рукоблудства. Ну и что в этом особенного — стоял себе у окна в самом деле. И почему это она смотрит на него так странно, как будто почувствовала этот его глупый стыд, а главное, поняла его причину, так и не разгаданную самим Алексеем.

— Мам, ты чего так смотришь?

— Я, Алеша… Я у тебя спросить кое-что хотела. Давно уже, да все что-то никак не решалась. Можно, я у тебя спрошу?

— Ну спроси, — ответил он, заранее уже почти догадавшись, о чем она сейчас спросит, и вмиг осознав, почему этот вечер казался ему каким-то странным, особенным, «не таким». Вот оно — настало, пришло наконец. Наивно было бы полагать, что от всего этого можно будет скрыться навсегда, что оно не вернется, что ты сам сильнее. Да нет же, ни черта не сильнее, ведь все равно, рано или поздно, должно было…