Алчность - Эльфрида Елинек

Между тем есть настоятельная потребность во вмешательстве медицины, но вмешался совсем другой, который обнаружил её на перекрёстке дорог в машине, остановил, вскрыл и удалил, даже без местного обезболивания. Лишил её всех прав. Кто бы мог подумать. Нам нужно что-нибудь выписать. Поэтому мы рано или поздно идём к нотариусу. У людей, которые не сидят на месте, а действуют, неважно как и чем, есть первый выбор, и выбирают они того, кто им нравится. Он говорит правду, он приличный, спортивный, чистоплотный и деятельный и выгодно отличается от того, кто им не так нравится, хотя он тоже приличный, спортивный, чистоплотный и деятельный. Но по нему это, к сожалению, не видно. К счастью, выбирают только того, по кому всё видно, прежде всего — что он твёрдо стоит на ногах, но ещё твёрже сидит в своём «порше». Приличные и справные. И неутомимые. В чём их секрет? Не знаю, иначе бы разнесла. Может, мы хотим обмануться, потому что и сами всегда всех обманываем, — я хотела сказать: всегда, когда для этого предоставляется случай. Эта женщина, например, стерилизовалась, в чём она откровенно признаётся, хотя теперь у неё больше не может быть детей. Она не хочет иметь детей и никогда не хотела, потому что сама дитя и хочет быть для мужчины ребёнком. Другой ребёнок только помешал бы. Другая, Габи, почти ещё ребёнок, тоже только мешала. Что является доказательством. Чего? Кому? Неважно, кто бы он ни был, сейчас его обстреливают из хлопушек, он уже едет на карнавал в Виллах или смотрит его по телевизору и чувствует себя в этих краях в своей среде. У каждого своя среда обитания, некоторые живут в озере, нет, этого вы не можете сказать, тоже мне писательница, если кто-то спит в озере, это ещё не значит, что он там живёт. Вы же видели надувную лодку. Габи живёт в комнате мансарды с фотографиями на стенах, зверятами и фотомоделями, и то и другое опубликовано, а дальше всё зависит от того, кто их использует и куда внедряет. Главное — внедрить и использовать, чтобы чувствовать себя хорошо. Любая праздношатающаяся снежинка, пока летит, может сказать, что предвкушает мягкую посадку, но после этого сразу же тает. Не успев стать даже каплей в море.

Решающей деталью, которую никто не видит или видит каждый, но не обращает на неё внимания, была машина, которая в холодные сумерки прошедшей зимы, до того как пришла весна и стало не до сна, почти каждое утро стояла, припаркованная у самой автобусной остановки. За рулём с высокой степенью вероятности ждал мужчина, который уже полгода тайком подвозил Габи в районный город к её фирме, а иногда, если позволяло его рабочее время, привозил и обратно. Наверняка большую половину этих поездок, расстояние довольно короткое, девушка проделала с этим неизвестным, о других поездках, ночных, безумных от удовольствия, мы далее не хотим заводить речь, иначе мы заморочимся, пытаясь представить, как они там приставлялись и прикладывались. Габи, должно быть, обманывала мать и друга. Другие не обманывались на её счёт, но никогда не говорили об этом. Никто об этом не знал, будем придерживаться такой официальной версии. В одной из этих поездок — если подойти ближе, увидишь больше — у Габи, когда она, может быть, сильно достала мужчину, которого хотела лишь побаловать, в зобу дыханье спёрло. Так не годится. Хоть немножко-то надо дышать! Пришлось оказать на неё давление, потому что Габи, избалованная ласками, совсем распоясалась. Язык, гортань, сонная артерия, лёгкие привыкли выступать на публике. Если им в этом отказать из благих побуждений, чтобы оставить человека наедине с его дыханием, эти двое последних выдохнутся в своём честолюбии обеспечить работу тела. Они издеваются над остальным телом, кричат ему: без нас ты ничто и никто. Можешь попробовать, это не возбраняется, но ты рухнешь, дорогое тело, и поднять тебя можно будет лишь с трудом, или, если ты Бог воскресший, то обнаружится это, самое позднее, к тому времени, когда женщины отвалят камень и поднимут вопль. Но если ты Бог, то в нас ты не нуждаешься. Кислород отводится от мозга, и мозговые русла мелеют, условия окружающей среды в мыслительном биотопе радикально меняются. Кто думает, что богатые видами симбиозы от мысли и задуманного становятся стабильнее, тот в принципе прав, но не всегда. Максимизация числа мыслей в таком проекте, как этот, не обязательно должна быть целью стремления, если вас удивляет, что здесь, в этом местечке, вы находите так мало мыслей. Уж вам придётся поискать! Да и зачем их много. Важно какие, и важно ещё проанализировать мои мысли на предмет роли, какую они играют в моём мозгу, ибо моему мозгу всё быстро наскучивает и он давно уже хочет затеять что-нибудь новенькое. И ещё надо подумать, какие стратегии из тех, что заполнили мою мозговую камеру, должны выступить на первый план, чтобы они могли достойно заступить на моё место, а я, в свою очередь, могла прилично заступиться за живущих здесь или бывших живущих людей. Чем многообразнее телефильмы, которые я опорожняю в мою головёнку, тем больше число видов организмов, урожай которых я смогу потом снять с моего письменного стола и с банка. Я беру себе мёртвое и делаю из него жизнь. Потом я велю себе её искусно приготовить. Ну, может быть, придётся ещё и газеты дополнительно почитать. Спасибо, я с удовольствием, это всегда окупается. Здесь, например, я уже многие страницы списала оттуда, но пока ещё не увязала всё это. Я всегда удивляюсь, как доверчиво естество жизни раскрывается мне, но потом я тут же всё-таки захлопываю дверь. Это мелко нарезанная охота за фактами, вы только начните, вы больше ничего не найдёте, потому что я расчленю труп, и тогда у меня его сегодня больше не получишь, если ещё добавить высокоэффективный очиститель канализационных стоков «Пастор Панди», британский продукт. Теперь и следа не осталось, как от глазуньи из двух яиц перед этим. О боже, теперь мне на голову выпали туманные намёки одной из подруг Габи, которая день-два назад задумчиво смотрела в небо (такой хорошенькой, как Габи, она никогда не смотрелась и поэтому всегда распыляла вокруг себя какую-то муть из упаковки l’Oréal, чтобы её нельзя было толком рассмотреть), и она сказала что-то злопыхательское, что, например, никак не могло бы появиться в истории Марии. Эта девушка теперь тяжёлой поступью топает, благо путь свободен, по жизни подруги, мучаясь выбором, что бы взять из этой жизни, чтобы с большей пользой для себя: приятный, спокойный, верный мужчина, дети, собственный дом, отпуск, — и тогда она делает смутный намёк в направлении. которое пока ещё закрыто для нашего взгляда. Мы ничего не видим. Этот намёк вспомнится лишь потом, когда и другие на него укажут, как солнце, которое вечером светит назад, прежде чем окончательно опуститься к другой половине земного шара, где у людей уже земля под ногами горит и им уже не терпится наконец иметь солнце у себя над головой.

Чья же это машина — слушательницы водительских курсов? Коллеги по предприятию, пожалуйста, выйдите вперёд и говорите громко и отчётливо в этот микрофон, чтобы и наши служащие слышали. Ну, говорю я вам, это был световой эффект, когда Габи входила в бюро: казалось, она носит драгоценности из бриллиантов, казалось, она купается в солнце или напитана им. Хоть выжимай. Только матерью она ещё не была, а всем остальным уже — и принцессой карнавала, и принцессой праздника урожая, — правда, что из того? Я бы с удовольствием описала, что за блеск царил в пивной под музыку из радио, где постоянные посетители заглядывали в свои кружки, потускневшие от постоянного мытья и потому неспособные отдать назад ни одного лучика. В этом, наверное, кроется причина того, что люди за столами для постоянных клиентов обычно не имеют ни проблеска мысли о чём бы то ни было. Такая хорошенькая девушка, Габи, как будто она не из здешних. Она часто смеялась, разве что к концу уже не так. И на краю умывального стола в дамском туалете лежит продолговатая косметичка, в которой губная помада, контурный карандаш и тушь для ресниц, они делали её ещё красивее, Габи, и маленькое колечко с горным хрусталём, дружеский подарок друга, тоже вносило свой вклад; когда она тихо опускала голову, волосы красиво гладили плечи, и то немногое время, которое она получала от кого-нибудь в подарок, она праздно тратила на себя одну, как будто у всех людей есть столько же времени на себя и, соответственно, они могут взять его себе, что потом гарантированно видно по результату. Это написано на кассе в супермаркетах «Билла», где продают временную штукатурку: тени для век, питательные кремы, даже пластырь для чистки пор. Всё это должно иметь глубинный эффект, хотя большинство людей предпочитают мелководье и болтают, покупая себе бархатный обод для волос, о том, что они хотели бы посмотреть тот или иной мюзикл. Растения и животные зависят друг от друга, и какие тени для век подойдут к какому цвету лица, зависит, естественно, тоже от того и другого, и они при некотором старании могут наилучшим образом сработаться, если только им позволит природа, по возможности заручившись помощью косметики. И она это делает! Всегда. Извольте, входите и сделайте невидимыми мои неровности и прыщики! Неважно, чего они хотят, эти краски, мы пустим их на нашу кожу, в соответствии с рекомендациями, и мы спустим фосфаты в наши водоёмы, хотя нам это категорически не рекомендовалось. У Габи была тайна, ну что ж, у природы тоже свои тайны. Сегодня не разгуляешься с этим типом почвы, который находится на краю водоёмов. Завтра она погуляет с другим типом. Но с кем же загуляла Габи, если не со своим официальным другом из технического лицея? Никто не знает этого. Но ведь кто-то же есть. Никто не знает, сколько есть на земле форм существования воды, но многие хотели бы знать, поскольку виндсёрфинг, катание на моторных лодках, хождение под парусом и плавание — их хобби. И об этой молодой соседке из нашей среды никто ничего не знал подробнее? Ветер ужасно обращается с водой, сто метров — и там уж поджидает смерть, поглядывает на часы и позванивает своей косой. А где в это время Габи, об этом спрашивают себя другие, которые уже начали сильно нервничать. Их не так много. Друг и мать сидят друг против друга и соревнуются в банальности, лишь бы не возникло молчания. О чём им говорить между собой, кроме как о Габи? Мать тем временем думает только о своём друге в Германии, когда она сможет туда поехать и что он скажет. Они, мать и друг Габи, соревнуются также в солетти, которые всегда наготове. Это мне очень кстати, иначе пришлось бы выдумывать что-то другое. Друг впадает в задумчивость и молчит о том, как часто у него встаёт член при виде Габи, хотя он ещё не управился с едой, а порножурнальчик опорожнён ещё только наполовину; к сожалению, её сейчас нет. Наверное, сбежала, и дом как вымер. Царит пустота, которую молодой человек не может заполнить своими незрелыми мыслями. Едва он вошёл в дом, как его охватила странная робость, он просит природу сегодня вытравить из его мыслей вожделение к подруге, но толком не знает почему. Мысли ведь вольные. Он хочет сегодня думать о ней нежно, даже с претензией на духовные запросы, но духовные запросы ограничиваются посещением кино в районном городе, и некому предъявить претензии. Будет ли она ещё когда-нибудь держать его член у самого основания, как в прошлый раз, медленно поглаживая его вверх, до конца, где крепко зажимает его? Она говорит, ей страшно, она совсем не хочет смотреть, но он терпелив и может подождать, когда она снова сделает это, и снова, как он ей показал. Главное, она ведёт себя покорно и снова впускает его в себя и даже немножко шевелит бёдрами. Мечта, скажу я вам! Если бы вы и я вместе были домом, мы бы сейчас рухнули. Габи по своей природе не очень-то взрывная, но бутылка вина способна творить чудеса. Он недавно зашёл на минутку в её комнату, друг, открыл платяной шкаф, сам не зная зачем, понюхал её одежду, побрякал одним-двумя тоненькими золотыми браслетами на комоде, прислушался: ничего. Шкаф словно заснул. Всё прибрано. Кажется, вы что-то говорили о сути отсутствия? Нет? Скажите ей, что я её ищу! Как здесь тихо. Все две тысячи плюшевых зверят довольны, как всегда, своей красотой и тем, с какой любовью их выбирала хозяйка, каждого в отдельности, должно быть, собирала годами, вот почему у них такой самодовольный вид. Комнате пора кончать с темнотой по углам, а? Ведь всё же в порядке, а? Студент-техник открывает дверцы и других шкафов. Как будто Габи могла спрятаться и просидеть в шкафу двое суток. Водное хозяйство Земли продолжает усердно полоскать чашки, а люди, разбазаривающие воду, их вечно разворовывают — видимо, у них не хватает. Не все дома. О боже, это плохо, и, кроме того, это уже было. Извините, я часто сама за собой не поспеваю, во всяком случае многие ландшафты живут водой, вспомните об озёрах Каринтии и об озёрах соляных пещер, об этой сокровищнице, где надёжно окопались богатые, которые всегда выбирают свободу и на выборах голосуют за Партию свободы Австрии. По ним можно сверять часы. Мать тянется к сигарете, сегодня это уже пятнадцатая, они благотворно действуют на неё и успокоят, если Габи и дальше не отыщется. Бронхи матери дают о себе знать, но мы их не слушаем. Воды, из которой состоит человек, так много, что и после смерти его не надо класть в воду, — ни воду к воде, ни прах к праху. Я считаю, это излишне. Обследование грунтовых вод в лёгких матери показало бы: более чем достаточно, самое позднее через десять лет здесь можно будет разводить раков и бросать в овощное рагу по-лейпцигски, но мы тогда будем уже мёртвые, и нам не доведётся его отведать. Теперь мать плачет, и ей нужен новый носовой платок, потому что этот уже не впитывает и не сохраняет. Что уж говорить о земной почве, а тем более о моём жёстком диске, который я так хорошо отформатировала, буквально сровняв с землёй! От них можно бессовестно требовать всего, в простоте нашей.