Порог греха - Юрий Францевич Курц

волнах текучего тепла, исходящего невесть откуда.

Внезапно обессиленные, они разжимали объятия, откидывались на постели и, немея от счастливого томления, засыпали. Потом просыпались, и неземная сила снова и снова несла их по краю жизни и смерти.

Окончательно Алесь очнулся от ночного забытья, когда солнце уже высоко поднялось над тайгой. Дэги лежала на спине рядом. С величайшей осторожностью и нежностью, словно к лепесткам диковинного цветка, Алесь поочерёдно прикоснулся губами к малиновым соскам её упругих, налитых здоровой силой грудей. Поцеловал плечи, розовые мочки ушей, голубую жилочку на шее.

Солнечные лучи пробивались сквозь листву деревьев, светлые тени плескались на прекрасном лице Дэги, озарённом улыбкой самозабвения и неги. Она блаженно жмурилась. Чуть трепетали её открытые для любви и ласки, слегка припухшие от ночных поцелуев губы. Алый огонь желаний возгорался в них. И Алесь прижался к ним своими губами, ощущая влажную зазывную прелесть. Ночь внеземной любви укротила бурю крови, и в их телах осталась только тихая нежность, которой они стремились поделиться друг с другом.

– Дэги, родная моя! Никогда в жизни мне ещё не было так хорошо. Поверь, никогда! Я даже предположить не мог, что можно испытывать такое счастье, – Алесь утопил лицо в её разбросанных по подушке волосах. – Если бы знать о такой встрече, у меня никогда бы не было ни одной женщины, я бы ждал тебя до этой самой ночи: полюбить и умереть!

– Дурачок, – она обняла его голову, – мне тоже было очень хорошо. А в том… Ну, что у тебя было, так ты не виноват. Ты жил, как все мужчины. Я всё понимаю. Не казнись.

– С тобою я понял одно: так и только так должны любить друг друга мужчина и женщина. Дэги, родная моя, нежная, несказанная. Ты – неземная женщина! Ангел мой! – Алесь снова прижался губами к её груди, и она ощутила на ней тёплую влагу, дивясь, как может разребячиться такой сильный, прошедший огонь и воду мужчина.

Алесь поднял голову.

– А может быть, это надо прежде выстрадать? А?

– Может быть, может быть, милый, – поспешила Дэги успокоить его. – Но это уже не важно: мы получаем своё, значит, выстрадали.

Она встала с постели. Перехватила лентой волосы на затылке.

– Сейчас принимаем ванну и готовим завтрак. Нет, нет, – остановила она порыв Алеся надеть трусы, – голышом.

– Да неловко как-то, – искренне смутился Алесь, оглядывая себя.

– Стесняться после такой-то ночи? – Дэги вздёрнула бровки. – Ходить на открытом воздухе нагим полезно для здоровья!

Они приняли ванну. На завтрак съели бутерброды с сыром и консервированной ветчиной и отправились бродить по острову.

В густом смешении здесь росли сосны, лиственницы, ели, кедры, берёзы и осины. Какие-то мелкие кустарники, названия которых, кроме даурского багульника, Алесь не знал.

Местами деревья составляли отдельные семейства одной породы, как будто были специально посажены кем-то в равноудалённых друг от друга квадратах. Среди больших и малых валунов на взлобках сплошным ярким ковром краснела брусника. На сырых замшелых еланьках гнездилась голубика. Попадались рядки смородины и малины. Грибы росли причудливыми кольцами, отдельно: боровики, грузди, волнушки, подберёзовики, подосиновики и рыжики. Ягодами они полакомились, а рыжиков набрали на жарёху в предусмотрительно прихваченный Дэги полиэтиленовый пакет.

Несколько раз они натыкались на стайки косуль, которые не убегали, а только оглядывали пришельцев и продолжали спокойно поедать растительность. Иногда с противным писком над ними кружились комары, мельтешили перед глазами мошки. С сердитым жужжанием пролетали мимо шмели и пауты. Никакая другая воздушная мелочь не задевала влюблённых.

В центре Буркачана Дэги показала Алесю круглую площадку величиной с хоккейное поле, выложенную из небольших каменных плит. Они были настолько плотно пригнаны друг к другу, что не замечалось стыков. «Камень духов, – пояснила Дэги, – здесь они собираются на совет». Небо отражалось в нём, как в зеркале.

В двух десятках метрах от площадки высилось семь вертикальных плит, из-под которых выбивались ручьи кристальной чистоты.

– Они лечебные. Видишь, – показывала Дэги, – на каждой плите – знак, поясняющий, при какой болезни надобно пить целебную воду. Вон, к примеру, нарисован глаз. Значит, ручей исцеляет зрение. Понятно? Из какого ручья ты бы хотел отведать лечебной благодати?

– Из всех! Для пробы. Если, конечно, можно.

– Жадина, – Дэги игриво шлёпнула Алеся по животу, – можно, можно. Это же не отрава.

Во вкусе воды Алесь не заметил никакой разницы.

– А ты чего ожидал? – удивилась Дэги. – Один ручей сладкий, другой горький, а третий солёный? Так, что ли?

Они вернулись к Камню духов. Походили по нему босыми ногами, ощущая приятное тепло, ровное при таком горячем солнце.

– Тут всё не так, как в обычной тайге, – сказал Алесь.

– Буркачан – великая тайна природы. После меня ты – единственный, кто знает о его существовании. Никому не говори об этом до тех пор, пока духи не позволят!

– А как я узнаю о высочайшем позволении?

– Не ёрничай! У духов много разных способов дать информацию.

– А если я открою тайну раньше положенного срока?

– Ты погибнешь, – как-то слишком просто и буднично прозвучала угроза в её устах, – а тот, кому откроешь тайну, лишится памяти.

По острову они бродили до закатного солнца: так быстро и незаметно для них промчался день! Счастливые, они вернулись в пещеру.

Каким же чудным, удивительным до благостных слёз стал окружающий мир. И это пугало Дэги. Вещим сердцем женщины она чуяла, что это ненадолго, и любовь её недолговечна. Что-то должно случиться. Но когда? Здесь? В Осикте? В Лесогорске? С нею? С Алесем? С обоими сразу? О, великий Кали, о величайший Хэвэки, дайте знак!

Они лежали на свеженарванной траве.

Дэги держала левую руку Алеся в своих ладонях, ласкала пальцы. На миг зарябило в глазах, словно тысячи мельчайших мотыльков промелькнули перед ними. На ладони Алеся высветился узор, который хироманты считают летописью человеческой судьбы. Вглядываясь в сплетения и лучики рисунка, Дэги заметила на линии жизни, там, где означивается узел семейных уз, чуть видный крестик. Она посмотрела на свою ладонь. Такой же крестик морщинился и на её линии. Дэги видела его и раньше, но не придавала значения, ибо уходящая к основанию пальцев черта предвещала жизнь хоть и не безмятежную, но долгую.

– Скажи честно, ты веришь в загробную жизнь?

Алесь звонко вздохнул.

– Да, но не в ту, о которой долдонят служители всех религий, где рай и ад.

– А в какую? – с чисто детским любопытством спросила Дэги.

– Я верю, что человек чувствует себя там счастливым и на своём месте. Он этого заслуживает после жизни в мире, истерзанном враждой народов, бесконечными войнами и мучительными