Богач, бедняк. Нищий, вор. - Ирвин Шоу

— Меня? — удивился Рудольф. — Никто не знает, что я здесь.

— Попросили мистера Джордаха.

— Да, я слушаю, — сказал он, беря трубку.

— Джордах? — Голос был хриплый и таинственный.

— Да.

— Это Эл. Я поставил за тебя на сегодняшний вечер пятьсот долларов. Хорошие ставки — семь к пяти.

— Одну минутку… — начал Рудольф, но на другом конце провода уже повесили трубку. — Очень странно… Какой-то Эл. Говорит, поставил за меня пятьсот долларов на сегодняшний вечер при ставках семь к пяти. Уж не играешь ли ты потихоньку на бегах, Гретхен?

— Я не знаю никакого Эла, и у меня нет пятисот долларов. К тому же спросили мистера Джордаха, а не мисс Джордах. — Гретхен печаталась под девичьей фамилией, и в телефонной книге ее телефон тоже числился под фамилией Джордах. — Наверное, перепутали номер.

— Маловероятно, — заметил Рудольф. — Сколько может быть Джордахов в Нью-Йорке? Ты когда-нибудь встречала других Джордахов?

Гретхен отрицательно покачала головой. Рудольф взял телефонную книгу и открыл ее на букву «Д».

— Джордах Т. Девяносто третья улица. — Он медленно закрыл справочник и положил его на стол. — Джордах Т. — Он повернулся к Гретхен: — Ты думаешь, это он?

— Надеюсь, нет, — ответила она.

— В чем дело, в конце концов? — спросил Джонни.

— У нас есть брат, Томас Джордах, — сказал Рудольф.

— Самый младший ребенок в семье. Тот еще ребенок! — криво усмехнулась Гретхен.

— Мы не виделись с ним десять лет, — сказал Рудольф.

— Джордахи на редкость дружная семья, — заметила Гретхен. После утомительного дня шампанское мгновенно подействовало на нее, и она легла на диван.

— А что он делает, этот ваш братец? — поинтересовался Джонни.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Рудольф.

— Если из него выросло то, что должно было вырасти, наверное, скрывается от полиции, — съязвила Гретхен.

— Я все-таки выясню. — Рудольф снова открыл справочник и набрал номер. Ему ответила женщина. Судя по голосу, молодая. — Добрый вечер, мэм, — вежливо и официально сказал Рудольф. — Могу я поговорить с мистером Томасом Джордахом?

— Нет, не можете, — отрезала женщина. У нее было высокое, почти визгливое сопрано. — А кто его просит? — В голосе звучало подозрение.

— Его друг, — ответил Рудольф. — Мистер Джордах дома?

— Он спит, — рассердилась женщина. — У него вечером матч. Ему некогда разговаривать по телефону. — И она бросила трубку.

Во время разговора Рудольф держал трубку далеко от уха, а женщина на другом конце провода говорила громко, так что Гретхен и Джонни все слышали.

— Похоже, это наш Томас, — сказала Гретхен.

Рудольф взял с кресла возле стола «Нью-Йорк таймс» и открыл на спортивной странице.

— Вот оно что, оказывается. — И он прочитал вслух: — «Гвоздь вечерней программы — поединок Томми Джордаха с Вирджилом Уолтерсом, средняя весовая категория, десять раундов, Саннисайд-гарденз». Я пойду.

— Зачем? — удивилась Гретхен.

— Как-никак он мой брат.

— Я прожила без него десять лет и проживу еще двадцать, — сказала Гретхен. Снова зазвонил телефон. Рудольф поспешно снял трубку, но это был Вилли.

— Привет, Руди. — Судя по шумному фону, он звонил из бара. — Нет, не зови ее. Просто передай, что, к сожалению, у меня сегодня деловой ужин и я приду поздно. Пусть не дожидается и ложится спать.

— Можешь не передавать, о чем он говорил, — улыбнулась Гретхен с дивана и повернулась к Джонни. — Как ты думаешь, не пора ли нам открыть вторую бутылку?

Пока они распивали вторую бутылку, Гретхен позвонила и вызвала приходящую няню, и они выяснили, где находится Саннисайд-гарденз, потом Гретхен причесалась и переоделась в темное шерстяное платье, хотя была не совсем уверена, что это comme il faut[6] для боксерского матча.

Когда они приехали в Саннисайд-гарденз, состязания уже начались. Билетер провел их к местам в третьем от ринга ряду. Гретхен заметила, что в зале очень мало женщин и нет ни одной в черном платье.

Она до этого ни разу не была на боксе и выключала телевизор, когда передавали репортажи с рингов. Сама мысль о том, что взрослые люди могут бессмысленно мордовать друг друга за деньги, казалась ей скотской. У людей, окружавших ее сейчас в зале, были лица, вполне подходящие для любителей подобных зрелищ. Гретхен была уверена, что никогда в жизни не видела столько уродов сразу.

Во втором поединке противник разбил боксеру бровь и оба мужчины вымазались в крови. При виде крови толпа взвыла, и от этого воя Гретхен чуть не вырвало. К моменту, когда объявили главный поединок, она сидела бледная, едва сдерживая тошноту. Сквозь слезы и застилавший глаза сигаретный дым она увидела, как на ринг ловко поднялся мужчина в красном халате, и узнал Томаса.

Удивительно, но Томас внешне почти не изменился. Разве что литые тренированные мышцы выдавали в нем бойца-профессионала. А лицо оставалось все тем же: чистым, привлекательным, мальчишеским. Пока рефери объявлял условия боя, Томас непрестанно улыбался, но Рудольф видел, как он раза два нервно облизнул губы.

Его противник, поджарый негр, был значительно выше Томаса, и руки у него были гораздо длиннее. Он переминался с ноги на ногу, будто отплясывал боевой танец, и кивал своему тренеру, нашептывавшему ему на ухо последние советы.

С застывшей на лице страдальческой гримасой Гретхен не сводила глаз с брата. За его мальчишеской улыбкой она угадывала скрытую злобу, желание причинить боль, предвкушение удовольствия от страданий другого — все то, что отталкивало ее от Томаса, когда они жили в Порт-Филипе. Конечно, думала она, этого и следовало ожидать. Именно так он и должен был кончить — зарабатывать на жизнь кулаками.

Оба были сильными, оба одинаково быстро двигались. Негр действовал менее агрессивно, но длинные руки помогали ему лучше защищаться. Томас постоянно наступал, наносил удар за ударом, заставляя негра пятиться, а загнав в угол и прижав к канатам, просто избивал.

«Убей черномазого!» — кричали из задних рядов всякий раз, когда Томас наносил подряд серию ударов. Гретхен морщилась — ей было стыдно находиться здесь, стыдно за всех, кто сидел в этом зале. Ах, Арнольд Симс, ты, что ковылял в больничном халате и говорил: «У вас красивые ноги, мисс Джордах», ах, Арнольд Симс, мечтавший о Корнуолле, прости меня за сегодняшний вечер!

Матч продлился не десять, а всего восемь раундов. У Томаса текла кровь из носа и была разбита бровь, но он не отступал и, неуклонно надвигаясь на противника, как бездушный, жестокий робот, выматывал негра. В восьмом раунде негр уже едва шевелил руками. Сильным ударом в лоб Томас бросил его на пол. Когда судья досчитал до восьми, негр, шатаясь, еле поднялся на ноги, и Томас — лицо в крови, но на губах улыбка — тотчас снова безжалостно бросился вперед и обрушил на негра град ударов. Гретхен показалось, что он успел ударить его в эти считанные секунды по меньшей мере раз пятьдесят. Негр свалился лицом вниз под оглушительный рев зала. Он попытался подняться, даже привстал на одно колено. Томас, чуть пригнувшись, ждал в углу, настороженный, окровавленный, неутомимый. Казалось, он хочет, чтобы противник поднялся, хочет продолжить бой, и Гретхен готова была поклясться, что в глазах Томаса мелькнуло разочарование, когда негр беспомощно рухнул на пол и рефери досчитал до конца.

Ее тошнило. Прижав ко рту платок, она с удивлением ощутила аромат духов, такой чуждый в Пропитанном зловонием зале. Съежившись и глядя в пол, она сидела не в силах поднять глаза. Ей было страшно, что она упадет в обморок и тем самым объявит всему миру о своем роковом родстве со зверем, одержавшим победу на ринге.

Рудольф на протяжении всего матча не произнес ни слова, и только губы у него порой неодобрительно кривились — грубая кровавая драка, ни стиля, ни красоты.

Боксеры покинули ринг. Негру, замотанному в полотенце и халат, помогли пролезть между канатами. Том ушел, улыбаясь и победоносно махая зрителям рукой. Окружавшие его люди одобрительно похлопывали его по спине.

Публика начала расходиться, но Гретхен и Рудольф продолжали молча сидеть, избегая смотреть друг на друга. Наконец, все еще боясь поднять глаза, Гретхен глухо сказала:

— Идем отсюда.

— Мы должны сходить к нему.

— Зачем?

— Мы пришли сюда, мы видели его на ринге, мы обязаны с ним встретиться, — твердо сказал Рудольф.

— Он не имеет к нам никакого отношения. — Она сама знала, что говорит неправду.

Томас, обмотанный вокруг пояса полотенцем, сидел на грязном топчане для массажа. Врач накладывал ему швы на разбитую бровь. Рядом стояло несколько мужчин — Рудольф узнал их: они окружали Томаса в его углу на ринге. Какая-то молодая женщина в плотно облегающем крутые бедра платье тихонько вздыхала каждый раз, как врач вонзал иголку в кожу. У нее были абсолютно черные волосы. На полных ногах — черные нейлоновые чулки. Выщипанные высокие брови — две тонкие, словно нарисованные карандашом ниточки — придавали лицу удивленное кукольное выражение. В комнате висел застоявшийся запах пота, массажной мази, сигарного дыма и мочи — дверь из раздевалки в уборную была открыта.