Время Мечтаний - Барбара Вуд

Адам взбежал по ступенькам веранды, но в домике никого не оказалось. Он бросился на кухню: на плите стояла кастрюля, и в ней что-то варилось и булькало, но повара-китайца нигде не было видно. Адам побежал к лазарету, крича на бегу:

– Помогите, помогите!

У дверей завешенных одеялом, он остановился. Резкий запах карболки резал глаза и бил в нос. Адам развернулся и пустился бежать со двора, потом по аллее к главной дороге.

Хью радовался, что дом уже близко. Он устал, как никогда. Рядом сидела молчаливая Сара. Он встретил ее по дороге. Она рассказала, что ходила в миссию повидаться со Старой Дирири, но ей сказали, что она умерла от тифа.

– Сочувствую, Сара, – сказал он, сознавая глубину ее горя. – Мне очень жаль Дирири.

– Она была старая, – ответила Сара и больше не сказала ничего, потому что говорить о мертвых было табу. Сара знала, что смерть Дирири останется в ней навсегда и что всегда она будет думать об этом. И еще о том, что вместе со старой женщиной умерли все ее секреты, ее магия, песни и мудрость предков.

– Эй, а это кто там впереди? – сказал Хью. – Да это же Адам!

Он остановил повозку и соскочил на землю.

– Адам, ты как здесь оказался? Что случилось?

– Джоанна! Джоанне плохо! – кричал Адам. – Она там, у реки! Она упала с лошади! И она не просыпается!

Хью съехал с дороги и, как мог быстро, поехал напрямик по полям. У кромки леса он выскочил из повозки и остаток пути бежал бегом.

– Джоанна! – звал он. – Джоанна!

Потом он увидел мирно пасущуюся лошадь, и, когда подбежал к Джоанне, она уже сидела, потирая голову.

– Господи, Джоанна, – только и сказал он, падая рядом на колени.

– Меня сбросила лошадь.

– Господи, Джоанна, – снова повторил он, а затем обнял ее и, целуя, крепко прижал к себе.

Она тоже обняла его крепко и поцеловала его с таким же жаром, как и он ее.

Он заглянул ей в лицо и увидел слезы.

– Дэвид умер, Хью, – сказала она. – Это все так ужасно.

Он помог ей подняться, и они долго стояли, прижавшись друг к другу.

Потом к ним подошел Адам.

– Джоанна, как ты? Я так испугался. Ты не хотела просыпаться, как мама. Но теперь все хорошо, да? Я привел помощь, верно?

– Верно, Адам, – ответила Джоанна. Она вдруг почувствовала прилив бодрости, слабость и усталость ушли. В объятиях Хью она ощущала только его силу, и ей хотелось, чтобы он никогда ее не отпускал. – Да, Адам, ты все сделал правильно, – подтвердила она.

11

Сара собрала свои амулеты отнесла их снова к реке. Ее магия действовала: тиф ушел. И хотя многие в районе умерли, Джоанна, Хью и Адам остались живы. Все говорили, что болезнь завез в Западную Викторию мистер Шапиро, но Сара считала, что песня-отрава тоже была к этому причастна. Она верила в это, потому что ее пение, как видно, отвело зло. Теперь ритуальные предметы следовало предать земле, потому что они обладали силой. У каждого была своя жизнь, и к ним следовало проявлять должное уважение. Раскапывая мягкую глину на берегу пруда, она пела заключительную песню. Это была песня любви.

Сара видела, как растет взаимная любовь Хью и Джоанны и любовь их к маленькому мальчику, начавшему понемногу оправляться от глубокой душевной раны. Но Хью предстояла женитьба, и Джоанна собиралась уехать. Однако Сара считала, что Джоанна должна остаться. Здесь ее место, сюда она пришла, следуя за своей песенной линией. Песня Сары имела большую силу. Она переняла ее у матери очень давно, до того, как та ушла в пустыню и не вернулась. Сара теперь хотела этой песней соединить Хью и Джоанну.

Тщательно, чтобы никто не смог найти, она зарыла все атрибуты магии и, когда выпрямилась, завершив работу, увидела среди деревьев старика. В руках он держал бумеранг, какие приходили покупать в миссию богатые люди, чтобы повесить на стены в своих домах. На какой-то миг старик показался Саре призраком. Иезекииль ходил в брюках и рубахе, выданных ему в миссии, но голову его охватывал поддерживающий волосы волосяной шнурок, а на обнаженных руках виднелись ритуальные шрамы, оставшиеся с давних времен. Он направился к ней, дождавшись, когда она завершит обряд и ритуал позволит приблизиться к ней. Сара почтительно встала. Они стояли и смотрели друг на друга в кружеве тени окружавших поляну деревьев.

– Старший Отец, – обратилась к старику Сара, – здесь сильная магия. Магия хранительницы песен и магия песни-отравы. Между ними идет борьба. Мне нужна ваша помощь.

Он перевел взгляд на бумеранг, который держал в руках. Это был не «возвращающийся», а «убивающий» бумеранг. Когда-то давно он сам его вырезал, и на нем хранились магические знаки его юности. И теперь, глядя на бумеранг, Иезекииль пытался понять, в чем мог быть смысл его глубоких и продолжительных раздумий в последние несколько недель. Ему еще не приходилось столько размышлять. Как и обещал Саре, он все это время ждал и наблюдал, но для него ничего не прояснилось. Былая простота ушла. В прежнее время все происходило по предписанным законам. Закон устанавливал, когда теща могла обращаться к зятю; закон указывал, что матери, когда сын проходил обряд посвящения, следовало говорить с ним на особом языке; закон определял, где и кому надлежало сидеть у костра, чья обязанность приносить воду. В ту пору до прихода белых людей все знали законы и чтили их, во всем был порядок, потрясений избегали. Теперь законы нарушались, о порядке стали забывать, и старики, такие, как Иезекииль, не знали, что обо всем этом думать и как это понимать.

В нем боролись противоречивые чувства к белой женщине из «Меринды». Он наблюдал за ней, опасался ее, и в то же время она приводила его в замешательство и поражала. Старик думал теперь о том, что говорила о ней Сара. Он был свидетелем того, как Джоанна творила чудеса, спасая людей от болезни, а также оберегая себя, Адама и Хью. Этого человека Иезекииль уважал и считал своим другом.

– Почему ты поешь песню любви? – спросил он.

– Чтобы Джоанна осталась. Сегодня утром она уехала. Хью должен вернуть ее.

Когда Сара продолжила пение, Иезекииль хмыкнул и посмотрел на небо. Пение песен любви относилось к женской магии; он не разбирался в этом. Возможно, она могла подействовать. Он ненадолго задумался, а потом решительно направился через лес к главной дороге. Пение пением. Может быть, песни любви и имели свою силу, но старики знали, что иногда участие человека только укрепляло магию.

Хью с Полин ходили по кладбищу, оставляя цветы у надгробий со знакомыми именами: Билл Ловелл, Дэвид Рамзи и еще многих и многих других под фамилией Камерон, Макклинток и Данн. Полин остановилась у могильного камня с надписью: «Малыш Гамильтон – 22 января 1872 года». Луизу тиф пощадил, но переживания вызвали преждевременные роды. Оставляя цветы у маленькой могилки, Полин гадала, успела ли Луиза узнать у доктора Рамзи секрет предохранения от беременности. В отличие от большинства женщин, Полин пришла на кладбище не в трауре. На ней было серое платье с черной отделкой из уважения к скорби остальных. Эпидемия обошла их с Фрэнком стороной. Однако тиф не прошел для Фрэнка без следа: пропала мисс Дирборн. Фрэнк потратил на ее поиски не один день, но так и не нашел, решив в итоге, что она, должно быть, умерла от тифа. Теперь он вернулся в Мельбурн и занялся газетой в надежде, что время, работа и расстояние помогут ему отгородиться от болезненных воспоминаний.