Подобный богу (= Убить зло) - Рекс Стаут

Порочность не видна, она ощущается. Она непреодолима, передается, как заразная болезнь. Упаси нас от греха.

Это, конечно, зависит от того, что ты понимаешь под грехом. Она непристойна. Ты всегда принимаешь душ...

Дозволять грех. Вот оно! Она порочна, и ты получаешь от этого удовольствие. Нет. Ты испытываешь отвращение, тошноту, ненависть. Горькую и жгучую ненависть. Но ты берег воспоминание о ней в течение двадцати лет. Она успела было стать призраком, а потом снова вернулась. Ты ненавидел ее призрак? Ты ненавидел себя. На это нет ответа. Ты ненормальный. Иди и позвони ей, ты можешь это спокойно сделать. Скажи ей, что сегодня ненавидишь себя больше обычного, поэтому пойдешь к ней и поведешь ее на шоу...

Иногда ты заходил к ней сразу после работы и вел ее обедать, но чаще всего перед этим в одиночестве обедал в клубе. Но из-за ее ненасытной страсти к театру вечерами тебе оставалось только сидеть и читать, пока не наступала весна и вы могли отправиться за город, потому что в мире не существовало предмета, о котором она могла бы рассуждать. Ты пытался разговорить ее тысячи раз - она просто не разговаривала. Говорила ли она с кем-нибудь вообще, например с Грейс? Нет, если ты заходил к ней и заставал там Грейс, ты приглашал ее пойти с вами на обед, и за все время еды Миллисент едва произносила двадцать слов. Раза два, когда Грейс возвращалась вместе с вами после обеда и ты удалялся в свое кресло с книгой, ты слышал их голоса в течение часа, который они проводили в спальне, - высокий голос Грейс, ее приятную и бесконечную болтовню ни о чем и через длинные интервалы серьезный тонкий голос Миллисент: "Это должно быть очень мило".

Казалось, она боялась слов. Если бы она могла, даже не отвечала бы на вопросы. Как в тот день, когда ты спросил ее про Дика. Это было весной, приблизительно в середине мая. Эрма вернулась из Флориды и говорила о поездке на лето в Шотландию, она хотела, чтобы ты поехал вместе с ней. Вы с ней обедали с Фултоном и его четвертой женой у них на крыше, и, соблазнившись свежим весенним воздухом, она предложила пройтись пешком и отправила Дорста ждать вас на Пятьдесят девятой.

Когда вы переходили авеню у Пятьдесят седьмой, движение застало вас в центре мостовой, и ты стоял у самой кромки медленно движущегося потока автомобилей, небрежно скользя по ним глазами, как вдруг твой взгляд замер, увидев всего в десяти футах сидящих в такси Миллисент и Дика. Они смотрели в другую сторону и не видели тебя, Эрма тоже их не заметила.

- Долго нам еще идти? - сказала Эрма. - Я ужасно устала. К черту эту физкультуру. Поедем в Шотландию и будем разъезжать там на пони - мы слишком старые, чтобы ходить пешком.

Ты не испытал никакого особого волнения, только любопытство. Было непостижимо, чтобы Дик - и ведь он был женат на Мэри Элейр Керью Беллоуз! Он и раньше проделывал подобные номера; когда дело доходило до женщин, он проявлял широту взглядов и фатализм.

Это было здорово! О, это было восхитительно! Вот тебе и невзрачная потаскушка!

На следующий день была суббота, и Дик не приходил.

Вечером ты рано поехал на Восемьдесят пятую, еще до обеда, и после того, как просмотрел вечернюю газету, воспользовался случаем и небрежно сказал, глядя на нее:

- Ты виделась с Диком в офисе?

У нее ничего не дрогнуло в лице.

- Дик? Ты имеешь в виду мистера Карра?

- Нет, я говорю о Моби Дике. Я имею в виду Дика Уиттингтона, трижды бывшего мэром Лондона.

Она спокойно смотрела на тебя и молчала.

- Да, я имею в виду Дика Карра. Ты его видела?

- А как же, помнишь, мы видели его в театре, в тот вечер?

- Нет, это было не со мной. Вероятно, ты была с мистером Пефтом, или мистером Рокфеллером, или мистером Бэрримором.

Она усмехнулась:

- Сейчас я вспомнила, со мной была Грейс. Она решила, что он очень интересный.

- Ну а после этого ты с ним виделась? Хотя какой смысл спрашивать? Мне просто интересно, как ты все это устраиваешь. Вчера вечером я видел тебя с Диком в такси на Пятой авеню.

Она взяла со стола книгу и хотела усесться с ней в кресло, но вместо этого положила ее на место и продолжала стоять. Ее движения были неторопливыми и методичными, но для нее это было безумным возбуждением.

- Полагаю, вы направлялись сюда? - усмехнулся ты, стараясь не волноваться.

Она неподвижно стояла, как делала часто, опустив руки вдоль тела, слегка приподняв голову, неподвижная, как серое облако в безветренный день.

- Жаль, что ты нас увидел, - сказала она. - Я не хотела, чтобы ты знал, пока все не будет закончено.

- В самом деле! - Ты отложил газету и уставился на нее. - В самом деле?!

- Думаю, он даст мне много денег, - продолжала она. - Я виделась с ним всего два раза, и мы не делали ничего такого, что тебе не понравилось бы. Даже если бы я этого захотела, он не стал бы. Он так и сказал. Он давал мне денег много времени назад, когда я знала тебя.

Он просто жалел меня, и он так богат...

- Я думал, тебя не интересуют деньги.

- Я этого не говорила. Я сказала, что не хочу денег от тебя. А от него я возьму все, что можно. Кажется, он собирается дать мне сто тысяч долларов. Он говорит, что тогда я смогу жить на проценты.

- И куда же вы вчера ехали?

- Мы пообедали с ним в ресторане, обсуждая это дело, а потом он отвез меня домой. Сюда он даже не поднимался.

- В каком ресторане вы обедали?

- Да я не обратила внимания. Он привез меня туда на машине.

- Где вы встретились?

- На углу Бродвея и Фултон-стрит.

Она отвернулась и уселась; она закончила объясняться. Ты посмотрел на нее, и очередной вопрос замер у тебя на губах; когда у нее вот так поджимались губы, а ее взгляд резко уходил от твоего, с таким же успехом ты мог допрашивать и березу. Кровь бросилась было тебе в голову, но ты подавил раздражение. Ты встал, засунул руки в карманы и стал расхаживать по комнате.

- Не верю ни единому твоему слову, - сказал ты.

Она не отвечала, она читала, но после долгой паузы, видя, что ты не собираешься снова говорить, она сказала:

- Все это правда. Я не стала бы тебе лгать насчет мистера Карра.

До этого, когда мы случайно упоминали о нем, она всегда называла его Диком.

И больше ты от нее ничего не добился. В ту же ночь, направляясь домой пешком, ты лениво размышлял над поразительным фактом, что, в то время как тебя нисколько не потрясло ее признание, что Дик делил с тобой ее услуги, тебя невыразимо унижала мысль о его намерении сделать ей роскошный подарок, который сделает ее финансово независимой. Ба, подумал ты, здесь нет никакой опасности, вспомни ее сказку об алиментах ее мужа. Кроме того, при всем своем великодушии и щедрости Дик не был дураком. Следовательно, альтернатива... Ладно, какая разница, Дик или мистер Гоуэн, Дик или мистер Мартин... какая разница... Но под этими размышлениями скрывалось глубокое и сильное возмущение.

Больше она об этом не упоминала. Время от времени ты говорил:

- Когда получишь сто тысяч долларов, дай мне знать, мы закатим кутеж.

Но она ни разу не ответила мне или говорила: "Я их еще не получила", как будто речь шла о вещах, отданных в прачечную. Раз или два ты был близок к тому, чтобы спросить об этом у Дика, но слова застревали у тебя в горле. Если это было правдой, он так бы и сказал - и что тогда? А если это была одна из ее выдумок, это было бы неловко и вызвало бы затруднения. Но ты отчаянно хотел знать...

Ты знал, что Дик был здесь, в квартире? Нет, даже сейчас не знаешь этого наверняка, хотя какое-то время так думал, в тот вечер, когда обнаружил надпись на статуе. Это было в конце июня, как раз перед отъездом Эрмы в Шотландию. Ты приехал сюда до обеда и провел в квартире около двух часов, прежде чем заметил это. Ты подошел к полке взять книгу. На грубой неотполированной поверхности мраморного пьедестала была надпись, сделанная большими черными расползающимися буквами: "Храбрый Билл". Вероятно, ты выдал свое удивление каким-то возгласом, потому что, обернувшись к Миллисент, увидел, что она смотрит на тебя. Ты был в ярости, все твои подозрения сразу снова всколыхнулись, но ты старался владеть голосом.

- Кто это сделал? - спросил ты, указывая на статую.

- Я, сегодня утром, просто мне пришло это в голову, - ответила она.

- Это ложь. Я хочу знать, кто это сделал?

Без малейшего возмущения в голосе, но произнося слова чуть медленнее и четче, чем обычно, она сказала:

- Нет смысла говорить мне каждый раз, что я лгу, - и снова углубилась в чтение.

Ты подошел к ней:

- Ладно, значит, это сделала ты. Зачем?

Она подняла на тебя взгляд, но ничего не ответила. Ты стоял, глядя на нее, затем снова пошел взглянуть на надпись, неровными буквами изображенную на камне, после чего пожал плечами, направился в ванную и вышел оттуда с полотенцем. Когда ты наклонился над статуей и стал стирать одну за другой буквы, стоя спиной к Миллисент, сзади раздался ее голос, совершенно ровный и спокойный:

- Это одна из девушек, которые живут ниже этажом и учатся живописи, дала мне карандаш. Она сказала, что это художественный карандаш. Наверное, поэтому я и подумала написать это, хотела попробовать его на чем-нибудь.