Роза Марена - Стивен Кинг

Но правда заключалась в том, что она верила в это, видела, и эта мысль не вызывала страха, а приводила ее в возбуждение. Она пожалела, что не спросила об этом у Билла. Ей хотелось бы знать, видит ли он то же самое, что видит она… или ей кажется, что она видит.

В субботу, пообещала она себе. Может быть, спрошу его в субботу.

Она начала раздеваться, и к тому времени как оказалась в крошечной ванной, чистя зубы, забыла о Розе Марене, женщине на холме. Забыла она и о Нормане, и об Анне, и о Пам, и о субботнем вечере с «Индиго Герлс». Она думала об ужине с Биллом Стэйнером, перебирая его в памяти минута за минутой, секунда за секундой.

8

Она лежала в постели, погружаясь в сон и слушая стрекот кузнечиков, доносившийся из Брайант-парка.

Засыпая, она перебрала воспоминания — без боли и как будто отстраненно — о 1985-м и ее дочери, Кэролайн. Для Нормана, разумеется, не было никакой Кэролайн. Тот факт, когда он согласился с робким предложением Рози, что Кэролайн — хорошее имя для девочки, ничего не менял. Для Нормана она была лишь личинкой, которая рано сдохла. Если это была личинка-девочка с какой-то бредовой мысленной тропинки, по которой шлялась его жена, — что с того? Выражаясь словами Нормана, наплевать и забыть.

1985-й тот еще был год. Просто адский. Она потеряла неродившегося ребенка, Норман едва не потерял работу (она догадывалась, что ему может даже грозить арест). Она слегла в больницу со сломанным ребром, которое расщепилось и едва не проткнуло ей легкое. Кроме того, Норман выместил на ней злобу, изнасиловав ручкой теннисной ракетки. Это был год, когда ее рассудок, до тех пор на удивление стабильный, начал понемногу мутнеть. Среди всех остальных неприятностей она почти не замечала, что полчаса, проведенные на Стуле Пуха, порой пробегали как пять минут. Бывали дни, когда она восемь или девять раз принимала душ между уходом Нормана на работу и его возвращением, снимая утомление и смывая с себя грязь после уборки.

Должно быть, она забеременела в январе, поскольку тогда она начала испытывать дурноту по утрам, а первая задержка случилась в феврале. Скандал, повлекший за собой письменный выговор Норману, который он был обречен хранить в своем деле до самой пенсии, разразился в марте.

«Как его звали, — спросила она себя, все еще плавая где-то между сном и реальностью. — Как звали того человека, из-за которого начались все неприятности?» Она не могла вспомнить, но он точно был негром… Выражаясь языком Нормана, черномазым ублюдком. Потом Рози вспомнила.

— Бендер, — пробормотала она в темноте, вслушиваясь в отдаленный стрекот кузнечиков. — Ричи Бендер. Вот как его звали.

1985-й — адский год. Адская жизнь. А теперь у нее была другая жизнь. Эта комната. Эта кровать. И стрекот кузнечиков.

Рози закрыла глаза и погрузилась в сон.

9

Теперь, уже менее чем в трех милях от своей жены, Норман лежал в постели в номере отеля, окунувшись в темноту и прислушиваясь к ровному гулу уличного движения по Лэйкфронт-авеню девятью этажами ниже. Зубы и челюсть у него все еще ныли, но боль уже отошла и ослабла, подавленная аспирином и виски.

Засыпая, он тоже поймал себя на мыслях о Ричи Бендере. Сами того не подозревая, Норман и Рози словно обменялись короткими телепатическими посланиями.

— Ричи, — пробормотал он и прикрыл локтем закрытые глаза, хотя в комнате было темно. — Ричи Бендер, поганая блевотина. Гребаный говнюк.

Это была суббота — первая суббота в марте 1985-го. Девять лет назад. В тот день около одиннадцати утра какой-то недоносок зашел в магазинчик «Пэйлесс» на углу 60-й авеню и Саранак-стрит, всадил две пули в голову кассира, ограбил кассу и спокойненько вышел. Когда Норман со своим напарником допрашивали кассира в соседнем пункте приема посуды, к ним приблизился еще один недоносок в трикотажной кофте «Буффало Сейбрс».

— Я знаю этого черномазого, — заявил он.

— Какого такого черномазого, братишка? — спросил Норман.

— Ниггера, который грабанул этот «Пэйлесс», — ответил недоносок. — Я торчал прямо там, возле почтового ящика, когда он выходил. Звать его Ричи Бендер. Он плохой ниггер. Торгует порошком прямо в своей конуре, в мотеле, вон там. — Он небрежно махнул в направлении железнодорожного вокзала.

— Что за мотель? — спросил Харлей Биссингтон. Харлей был напарником Нормана в тот несчастливый день.

— Мотель «Рэйл-роуд», — пояснил недоносок.

— Полагаю, тебе, конечно, неизвестно, в каком он номере? — спросил Харлей. — Или твои сведения о вышеназванном негодяе включают в себя и этот пункт, мой темнокожий друг?

Харлей разговаривал так почти всегда. Порой это развлекало Нормана. Но чаще вызывало желание ухватить его за воротник и заставить подавиться своей жвачкой.

Их темнокожему другу было известно — конечно, а как же иначе. Он сам бывал там два или три раза в неделю — а может, пять или шесть, если с наличностью было неплохо. Покупал дозу у этого плохого ниггера, Ричи Бендера. Их темнокожий друг, а заодно и все его темнокожие дружки-недоноски бывали у Ричи Бендера. Наверное, парень заимел сейчас зуб на Ричи, но Норману и Харлею было на это наплевать. Все, чего они хотели, — это узнать, где ошивается стрелок, чтобы взять его за задницу, приволочь в окружной участок и развязаться с этим делом до вечернего коктейля.

Недоносок в трикотажной кофте не мог вспомнить номер комнаты Бендера, но тем не менее сумел объяснить, где она находится: второй этаж, главный корпус, как раз между автоматом кока-колы и ящиками с газетами.

Норман и Харлей подкатили к мотелю «Рэйл-роуд» — одной из лучших пивнушек в городе — и постучались в дверь между автоматом кока-колы и ящиками с газетами. Дверь открыла блядовитого вида девка, явно под кайфом, в прозрачном красном платье, позволявшем как следует разглядеть ее лифчик и трусики, наширявшаяся за всю Америку. Взгляд двоих легавых сразу зафиксировал три пустых пузырька от порошка на крышке телевизора. Когда Норман спросил ее, где Ричи Бендер, она сделала неверный ход, начав смеяться над ним.

— Не знаю никаких Кричи Бляндеров, — заявила она. — А вы, парни, поворачивайтесь и забирайте отсюда свои вонючие задницы.

До сих пор все было довольно ясно, но дальше показания слегка расходились. Норман и Харлей утверждали, что мисс Уэнди Ярроу (известная в кухне Дэниэльсов той весной и летом как «блядовитого вида наркоманка») вытащила из сумочки пилку для ногтей и дважды порезала ею Нормана Дэниэльса. Конечно, у него остались длинные глубокие порезы на лбу и на тыльной стороне правой руки, но мисс Ярроу утверждала, что Норман сам порезал себе руку, а его напарник изобразил ему пару царапин над бровями. По ее словам, они сделали это после того, как запихнули ее обратно в 12-й номер мотеля «Рэйл-роуд», сломали ей нос и четыре пальца, раздробили кости левой ступни, топая по ней ботинками (она говорила, что по очереди), выдрали несколько прядей волос и неоднократно били в живот. Она сообщила также белым воротничкам из департамента внутренних дел, что тот, который пониже, изнасиловал ее. А широкоплечий тоже пытался изнасиловать, но поначалу у него никак не вставал. Он несколько раз укусил ее в грудь и в лицо и тогда сумел возбудиться, но… спустил на ногу, не успев запихнуть. Потом он бил еще. Болтал, что хочет поговорить с ней по душам, но разговаривал в основном кулачищами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});