Из морга в дурдом и обратно - Андрей Шляхов

— Небольшое женское общество не будет тебя раздражать? — спросил Игорь.

— Оно будет раздражать тебя, — ответил Данилов.

— Почему?

— Потому что я красив, немного брутален, меланхоличен, и у меня нелады в личной жизни. Такие мужчины безумно нравятся женщинам — вспомни хотя бы Печорина…

— Обойдемся без дуэли, — перебил Данилова Игорь.

Так Владимир избежал знакомства с очередной пассией друга. Он перевидал их много и разных — границы предпочтений Полянского раздвигались чуть ли не до бесконечности. Лишь одно объединяло этих юных и не очень дам: все они были замечательно глупы. Умных женщин Полянский не любил и побаивался. А еще он не любил молчуний, и все его избранницы были записными тараторками. Общение с ними неизбежно вызывало у Данилова сильнейший приступ головной боли.

Полянский на правах давнего и единственного друга (Данилов вообще считал, что настоящих друзей не может быть много) заслуживал того, чтобы быть полностью посвященным в хитросплетения отношений Владимира и Елены. К тому же Игорь время от времени давал неплохие советы, он умел абстрагироваться от эмоций и предпочтений, смотреть на ситуацию со стороны, и он никогда не путал причины и следствия. Данилову был нужен не столько советчик, сколько беспристрастный судья, способный дать ответ на вопрос: как правильно поступить.

— Знаешь, что я тебе скажу, Вовка… — заговорил Игорь, явно собираясь сказать нечто неприятное. — Тебе бы крышу вернуть на место. Такое впечатление, что она у тебя малость съехала…

«Сговорились они, что ли?» — раздраженно подумал

Данилов, припоминая совет Елены о психоаналитике.

Он подавил раздражение и спокойно, с деланным равнодушием, поинтересовался:

— Откуда такое впечатление?

— От общения с тобой.

— А конкретнее?

— Давай сначала выпьем за нас, — предложил хитрец Полянский, наполняя рюмки, — за то, чтобы никакие слова не могли омрачить нашу дружбу, которой я искренне дорожу. Поверь, я искренне благодарен судьбе за то, что она свела нас.

Можно ли было после таких слов на что-то обижаться? Данилов улыбнулся, мысленно отметив коварство Полянского, и поднял свою рюмку. Мужчины звонко чокнулись, лихо опрокинули и, не сговариваясь, интеллигентно закусили оливкой. Можно было безбоязненно продолжать разговор, чем Полянский и воспользовался, и за какие-то четверть часа наговорил Данилову кучу гнусностей — справедливых и обоснованных.

— Так вот, — Игорь вздохнул, словно подчеркивая, как трудно ему критиковать друга. — Перво-наперво я хочу спросить — ты никогда не умел правильно общаться с женщинами или просто разучился?

— Будем считать, что не умел, — ответил Данилов.

— Поход в театр, как задумка для восстановления рассыпающихся отношений, был хорош, но что помешало тебе назавтра явиться домой с букетом, бутылкой вина и каким-нибудь веселым подарком? Так истратился на культурный досуг, что на букет уже не хватило бы? Сказал бы — я б тебе одолжил.

— Ты считаешь, что после того, как меня…

— Оскорбили? — подсказал Полянский. — Больно ранили? Или попросту обидели?

Данилов решил промолчать, не желая уводить разговор в сторону.

— И не надо было вообще лезть с обвинениями и претензиями, — продолжил Полянский. — С их помощью любовь не удержать. Ты прости меня за то, что я сейчас говорю банальности, но ничего другого я сказать тебе не могу.

Ты забыл постулаты. Неужели нельзя было разок-другой сходить к психоаналитику, если уж тебя об этом попросили.

Рассказал бы ему, что впервые по-настоящему влюбился в учительницу истории, а он бы тебе объяснил, что здесь и кроется причина твоей нелюбви к историческим романам…

— У нас был учитель истории, Илья Самсонович, старый и вредный.

— Ну это я так, к примеру. Сходил бы к психоаналитику, каждый день говорил бы Елене только хорошее, напирая на любовь и понимание… Это так легко!

— Может и легко, но невозможно, — Данилов не любил подчиняться. — И не по-мужски.

— А скандалить — это по-мужски! — удивился Полянский. — Знаешь, в чем твоя главная ошибка? Ты не понимаешь, что все у вас было хорошо до тех пор, пока вы играли в свою игру по общим правилам. Как только каждый начал играть по своим — все разладилось, верно?

— Верно, — признал Данилов.

— Так и начинайте снова играть по общим! Почему ты хочешь, чтобы Елена играла по твоим?

— Игорь, твоя схоластика заводит в такие логические дебри… — Данилов взял бутылку и разлил водку по рюмкам. — Давай выпьем, что ли, для прояснения.

— Давай, — согласился Полянский.

На этот раз закусили основательнее — традиционным новогодним салатом оливье.

— Надо напомнить Елене, что жизнь с тобой — это праздник. Радость, а не унылое выяснение отношений.

И ничего, если какие-то шаги придется предпринять дважды или трижды, победа любит настойчивых.

— Иногда эта настойчивость превращается в слабость, — возразил Данилов. — Ты меня хорошо знаешь — я не люблю унижаться.

— Лишний раз сказать о любви любимой женщине — это унижение? Ну, Владимир Александрович, у вас и понятия…

— У меня, друг мой, принципы, через которые я не могу переступить, — возразил Данилов. — И, поверь, иногда сам об этом сожалею. Но поделать ничего не могу.

— Вот смотри — начали мы с тобой разговор вроде бы как нормально, но быстро зашли в тупик! — оживился Полянский. — Ты ушел в глухую оборону. Сказал, приличия ради, что сожалеешь, но тут же подчеркнул, что ничего не можешь сделать — принципы, мол, сильнее тебя. Все, дальше можно не продолжать. Неужели тебя устраивает подобное положение?

— Нет, но не все зависит от меня…

— Не все, но многое. Как минимум — пятьдесят процентов, если не все восемьдесят.

— Почему вдруг восемьдесят?

— Потому что, как мне кажется, Елена умнее тебя, — честно ответил Полянский. — И менее упряма.

— Спасибо, я передам ей твои слова, — съязвил Данилов. — Она непременно обрадуется.

— Буду счастлив, — в тон ему ответил Игорь. — Так что же у нас получается — ты хочешь, но не можешь, так ведь?

— Ну, примерно…

— И со сменой профессии было нечто похожее — подсознание вдруг овладело твоим сознанием, да настолько, что ты начал панически бояться совершить ошибку.

— Нет, не так, — покачал головой Данилов. — Я просто осознал меру своей ответственности и понял, что не готов…

— Но суть-то я уловил верно? Согласись!

— Соглашусь…

— Ну вот мы и разобрались в ситуации, — Полянский удовлетворенно откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по деревянным подлокотникам. — Можно огласить вывод?

— Валяй, — разрешил Данилов, — оглашай.

— Если человек понимает, что поступает неправильно, невыгодно для себя самого, но не может заставить себя поступать правильно, то без посторонней помощи ему не обойтись. Тебе конечно же знакомо понятие пограничных психических расстройств?

Данилову оно было знакомо. Таким в некоторой степени жаргонным определением психиатры называют нерезко выраженные аномалии, отличающиеся от собственно психической патологии, для которой характерны значительные отклонения от нормы. На кафедре психиатрии всем студентам усердно внушалось, что пограничные расстройства ни в коем случае нельзя понимать как начальную или промежуточную стадию большой патологии.

— Могу даже назвать тебе их характерные признаки, — ответил Данилов.

— Давай, — улыбнулся Полянский. — Если назовешь хотя бы пять, то угощу тебя особым кофе, которого ты до сих пор не пил!

— Я слышал про одно извращение, — Данилов притворно посуровел. — Вроде есть какая-то тропическая зверюга, которой скармливают зерна кофе, дожидается, пока она выдаст их полупереваренными, потом отмывают, поджаривают и так далее. Если твой особый кофе из этой серии…

— Нет, ну что ты! Обычный вьетнамский кофе, только очень ароматный. Одна из наших доцентов привезла из командировки.

— Тогда ладно. Загибай пальцы. Во-первых, это преобладание невротического расстройства над психическим. Во-вторых, запускающая роль внешних факторов.

В-третьих, взаимосвязь болезненных проявлений с личностными особенностями пациента…

— Ты на какой кафедре в ординаторах? — пошутил Полянский.

— Не отвлекай, злодей. В-четвертых, сохранение у пациентов критического отношения к своему состоянию.

И наконец, в-пятых, при пограничных расстройствах не наблюдается как нарастающего слабоумия, так и изменений личности, характерных, к примеру, для шизофрении. Ну что, доволен? Иди варить свой ароматный кофе и постарайся, чтобы я остался доволен.

— А ты постарайся осмыслить все сказанное, — выбираясь из кресла, сказал Полянский.

— Неужели ты все-таки думаешь…

— Данилов! — посуровел Полянский. — Ты не ребенок, а я не твой заботливый папаша. Не вижу смысла подводить тебя за руку к очевидным выводам, точно так же, как не вижу смысла продолжать дальше деловые разговоры. Сейчас вернусь с кофе, и будем смотреть «Карнавальную ночь». Новый год, в конце концов!