Маг 12 - Иннокентий Белов

с ротами все время пытаются разбить неуловимых финнов и несут серьезные потери. Пленных и раненых финны обязательно демонстративно вырезают. Поэтому войска немного озверели и тоже не церемонятся с противником, захваченных с оружием в руках вешают на деревьях.

Однако, не эта небольшая заварушка для двух сотен тысяч наших воинов подстерегает империю впереди.

Есть реальная возможность снова влезть в войну. То есть, она опять возможна.

К концу пятнадцатого года кайзер внезапно позвонил Николаю Второму и очень настойчиво с ним переговорил. Посыльный от императора поднял меня через охрану уже из кровати с известием, что император ждет меня прямо сейчас во дворце.

— Милая, я на пару часов к государю! Ты спи и ни о чем не переживай, пост охраны внизу останется при тебе.

Этот километр я прошел очень быстро, держа пистолет в руке и в сопровождении наряда офицеров.

Давно уже на меня не покушались враждебные силы, но, сейчас я не чувствую никакого внимания к своей персоне.

Меня сразу же проводили в кабинет императора, где он ждет меня с сильно встревоженным лицом.

— Что случилось, государь? Какие-то плохие новости? — спрашиваю я после приветствия.

— Звонил два часа назад кайзер. Он очень настойчиво требует у России уступить Польшу. Угрожает началом войны с нами, если мы не подвинемся в территориях. Я не собираюсь уступать крайне наглым требованиям и готов объявить частичную мобилизацию.

Ну, мне хорошо понятно, что любая мобилизация бросит нас в объятия неотвратимой войны. Немцы воюют всего год, совсем еще не устали, солдат и пушек у них еще много. Если они возьмут паузу на Западном фронте, то, российской армии однозначно не сдобровать.

А они ее обязательно тогда возьмут и потрепанные союзники точно не станут нам помогать ответным наступлением.

Не те уже отношения и времена тоже не те.

Можно было бы относительно безболезненно вступить в войну году так в восемнадцатом или еще лучше в девятнадцатом, если германская империя вместе с австрийской столько протянут. Но, выступать против уже научившихся здорово воевать по-новому германцев — это для нас смерти подобно! Наши генералы ничему не научились и до сих пор думают, что конная атака сплошной лавой по фронту на пулеметы — это лучшее изобретение человечества.

Так я думаю и усиленно теперь соображаю, что предложить императору.

— А, это понятный поступок от кайзера, государь, — на самом деле я что-то такого и ожидал, — Значит, кайзер сам лезет в нашу ловушку! Это прекрасно! Впрочем, этого я и ждал от немцев! Рано или поздно!

— Какая еще ловушка? Отдать наши законные земли! Это невозможно! — похоже, император тогда невнимательно отнесся к моим словам или уже все позабыл.

— Мы бросили своих союзников на Балканах! Теперь еще поделиться с наглым кузеном частью Российской империи? — гневается государь.

На меня уже гневается, своего велико мудрого советника. А чего на меня так кричать? Я только спасаю его задницу.

— Кайзеру и его правительству с генералами просто необходимо продемонстрировать немецкому народу какие-то успехи в войне. Захват Бельгии и куска Франции вдоль границы ни на что такое не тянут, так как уже больше года фронт на Западе никуда не двигается. Как говорится — на Западном фронте без перемен! — веселюсь я, понимая, что придется опустить градус встревоженности императора.

— Пора, государь, начинать реализовывать нашу с вами весьма интересную задумку — операцию под кодовым названием «Золотое руно».

— Это то, о чем я догадываюсь? — немного успокаивается Николай Второй.

— Да, государь. Мы выступаем в роли прекрасной империи, которая дает определиться населяющим ее народам со своей судьбой. Не всем, конечно, а пока только полякам, раз они этого очень сильно хотят. А Германия хочет их прижать к себе изо всех сил.

— Но, кайзер требует еще всю Прибалтику! — снова впадает в уныние император.

— Ну, нужно требовать побольше, чтобы дали хоть что-то. Закон бизнеса, ваше Императорское Величество! Ничего, согласится и на одну Польшу сначала. Пока будет ее захватывать, потом ломать сопротивление только что ставших свободными поляков. За это время потенциал германца здорово истреплется войной на Западном фронте. Тем более, мы дорого не запросим!

— Вы предлагаете ее продать, Сергей?

— Что вы, государь? Это невозможно для настоящей империи — продавать земли! Да и нет особо настоящих денег у немцев сейчас, здорово они поиздержались, хотя бы того же золота. Марки ихние скоро никому будут не нужны, государь, — я смотрю с интересом, как он морщится на мою простую речь, — Конечно, возьмем настоящим золотом, промышленной продукцией, станками и немного боевыми кораблями. Продадим им не землю Польши, а государственные железные дороги, наши крепости и склады, в общем, всю военную инфраструктуру. Которая точно принадлежит нам, а не полякам.

— Кайзер и его советники не согласятся на это, они требуют просто уступить им всю Польшу!

— А мы их заманим в этот договор очень хорошими условиями. Оценим наше имущество по нормальной стоимости и возьмем сразу, например, всего-то одну десятую часть. А остальное они должны будут отдать России после окончания войны за счет репараций с Франции и Англии. Сами понимаете, государь, на таких условия германцы сразу согласятся и воевать не станут. Воевать с Россией — это очень дорого, они это уже хорошо знают, когда все первоначальные планы захвата Франции пошли под хвост Шлиффену и Мольтке. Дадут нам совсем немного твердой валюты с коварным расчетом, что после своей победы ничего нам все равно не заплатят. Еще и Прибалтику с Украиной заберут по праву сильного победителя. Договор будет секретный, так что они своему немецкому народу преподнесут все случившееся, как свою чистую победу над Россией.

— А в чем же наша выгода? Как мы с вами сможем вывернуться после такого позора? — император понимает, что за такую раздачу земель с него спросят и народ, и военные, и вся остальная элита.

Так спросят, что от государя императора и его советника лукавого останется только мокрое место.

— Мы, конечно, государь, не станем земли казенные раздавать сами лично. Зато, объявим исстрадавшемуся по свободе польскому народу про референдум самоопределения. Это можно устроить всего-то за месяц, подготовиться к такому указу совместно с думской фракцией польского коло. Еще пара месяцев на его организацию и мы лицезреем бешеную радость польского народа, берущего отныне свою судьбу в свои руки. На участки придет сто процентов допущенных к голосованию и все они проголосуют за полное отделение от Российской империи. На самом деле, как они так сфабрикуют итоговые результаты — нам вообще наплевать. Будут они знать про нависшую над их головами Германию или нет, полякам на это тоже наплевать, от свободного референдума они никогда не откажутся.

— Тогда мы официально отпустим Польшу в свободное плавание, а свое имущество продадим Германии? — догадывается император.

— Да, именно, что продадим на совсем льготных условиях. Получим деньги хоть какие-то за то, что немцы и так у нас отберут силой в случае войны. Еще сохраним отношения с ними внешне нормальные. Ну, как нормальные, они нас уважать, конечно, не будут, но и в войну не полезут, когда можно за малый ценник решить все вопросы сразу же. Оценим свои крепости и прочее добро, к примеру, примерно в миллиард золотых рублей. Получим сто миллионов и начнем выводить войска по договору с поляками. Потом немцы предъявят договор о покупке российского добра полякам и потребуют, чтобы их допустили к управлению своим новым имуществом. Поляки их пошлют подальше и все, Германия без труда оккупирует Польшу, отмутузит военной силой с удовольствием все семь отделившихся губерний. И у них какие-то права есть по закону, и у нас руки чистые. И, главное, репутация свободолюбивого государства, а не какой-то там тюрьмы народов.

— И в Германии — национальный подъем, все идут дальше воевать без разговоров, — подхватывает император, — Да, это должно сработать определенно. Германия на нашу часть Польши зубы давно точит.

— В общем, я предлагаю кайзеру передать прямо в руки нашу часть Польши через несколько месяцев, но, технически уже свободной и независимой от Российской империи страной. Чем скорее — тем лучше. Свои войска, склады и прочее добро можно вывозить уже сейчас. Личный состав и технику вывезем, всякие крепостные орудия придется оставить, наверно, — подводит итог