Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) - Пелам Вудхаус

Я выпучился на него. Он явно бредил. А бредящий б-т не самое лучшее соседство, когда ты только что перекусил для подкрепления сил.

– Отец Мейбл в Сингапуре, – объяснил я.

– Вовсе нет, – сказал б-т. – Он вчера вернулся, и Мейбл отправила его за вами, чтобы привезти вас сюда в автомобиле. А вы уже уехали до его прихода?

История на этом кончается, Корки. Едва прыщавый баронет договорил, как я, можно сказать, сошел со сцены. К Онслоу-сквер я больше не приближался и на пушечный выстрел. Никто не посмеет сказать, что мне не хватает смелости, но моей смелости оказалось недостаточно, чтобы прокрасться снова в семейный круг и восстановить знакомство с этим жутким типусом. Без сомнения, есть люди, которым я с веселым смехом растолковал бы, что это была шутка, но тот мимолетный взгляд на старикана, когда он с ревом свешивался из окна, точно определил, что его к ним причислить никак нельзя. И я сошел со сцены, Корки, старый конь. А месяца два спустя прочел в газетах, что Мейбл вышла за б-та.

Укридж испустил еще один вздох и воздвигся с дивана. Мир за окном был голубовато-серым в преддверии зари, и даже припоздавшие птички усердствовали среди червячков.

– Ты можешь скроить из этого рассказ, Корки, – сказал Укридж.

– Пожалуй, – сказал я.

– Вся прибыль, разумеется, делится строго пополам.

– Разумеется.

Укридж печально призадумался:

– Конечно, воздать этой трагедии должное, поведать ее надлежащим образом, передав тончайшие ее нюансы, по плечу только писателю покрупнее. Тут требуется кто-нибудь вроде Томаса Гарди, или Киплинга, или что-то в этом роде.

– Лучше разреши попробовать мне.

– Ладно, – сказал Укридж. – И о заголовке. Я бы назвал рассказ «Его погибшая любовь» или еще как-нибудь в том же духе. А можно испробовать что-нибудь более напряженное и выразительное, скажем, «Судьба» или «Рок».

– Заголовок я придумаю, – сказал я.

© Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2011.

День лютика

– Малышок, – сказал Укридж, – мне необходим капитал, старый конь, необходим срочно и безотлагательно.

Он повертел свой лоснящийся шелковый цилиндр, глядя на него с недоумением, и вернул его на голову. Мы случайно повстречались у восточного конца Пиккадилли, и сногсшибательная элегантность его костюма сказала мне, что между ним и его тетей Джулией со времени нашей последней встречи, видимо, произошло одно из тех периодических примирений, которые красной нитью проходят через его бурную и непохвальную карьеру. Все, кто знаком со Стэнли Фиверстоунхо Укриджем, этим многострадальным субъектом, естественно, знают, что он доводится племянником мисс Джулии Укридж, богатой и популярной романистке, и что время от времени, когда она заставляет себя простить его и не поминать старое, он некоторое время влачит жизнь в позолоченном рабстве в ее уимблдонском особняке.

– Да, Корки, мой мальчик, мне требуется малая толика капитала.

– А?

– И требуется быстро. Нет присловия точнее, чем «не рискнешь – не наживешь». Но как начать рисковать, если прежде не нажить для затравки десяток-другой фунтов?

– А! – сказал я неопределенно.

– Возьми, к примеру, меня, – продолжал Укридж, егозя внушительным, изящно оперчаточенным пальцем с внутренней стороны белоснежного воротничка, слишком уж льнущего к его шее. – У меня имеется абсолютно верная пара на пятнадцатое в Кемптон-Парке, и даже самый скромный вклад принесет мне несколько сотен фунтов. Букмеки, разрази их гром, требуют наличные вперед, и в каком же я положении? Без капитала предприимчивость задыхается, не родившись.

– А у своей тетки ты первоначальный вклад раздобыть не можешь?

– Ни пенса. Она ведь из тех женщин, которые вообще не выкашливают, и все тут. Ее дополнительные доходы тратятся на пополнение коллекции заплесневелых табакерок. Когда я гляжу на эти табакерки и представляю, что любая из них, если распорядиться ею разумно, сразу же поставила бы мои стопы на путь к богатству, только врожденная честность не позволяет мне ее стырить.

– То есть они хранятся под замком, так?

– Это горько, малышок. Нестерпимо горько, жестоко и иронично. Она покупает мне костюмы. Она покупает мне шляпы. Она покупает мне штиблеты. Она покупает мне гетры к ним. И более того: настаивает, чтобы я носил этот чертов хлам. А результат? Мало того что мне в них дьявольски неудобно, но к тому же мой экстерьер производит абсолютно облыжное впечатление на случайно встреченных типчиков, которым я, быть может, должен какую-нибудь мелочишку. Если я разгуливаю в таком виде, будто мне принадлежит Монетный двор, не так-то просто убедить их, что у меня нет возможности тут же вернуть им их мерзкий фунт, четырнадцать шиллингов и одиннадцать пенсов, или сколько их там. Говорю тебе, малышок, это так меня угнетает, что нервный срыв уже не за горами. С каждым днем возрастает необходимость выбраться из Уимблдона и начать независимую жизнь. Но тут без наличности не обойтись. И вот почему я озираюсь по сторонам и спрашиваю себя: «Как мне раздобыть немного капитала?»

Я счел благоразумным заметить, что и сам нахожусь в крайне стесненных обстоятельствах. Укридж выслушал эту информацию с грустной, снисходительной улыбкой.

– Я и не думал тебя куснуть, старый конь, – сказал он. – То, что мне требуется сейчас, далеко превосходит все, что ты мог бы выкашлянуть. Пять фунтов по меньшей мере. Ну во всяком случае, три. Разумеется, если на прощание ты предложил бы мне пару шиллингов или полкроны в качестве небольшого временного…

Он умолк на полуслове, и на его лице появилось выражение человека, увидевшего, что дорога перед ним кишит змеями. Он поглядел вдоль улицы, потом повернулся на сто восемьдесят градусов и торопливо зашагал по Черч-Плейс.

– Кто-то из твоих кредиторов? – осведомился я.

– Девица с флажками, – коротко объяснил Укридж. В его голосе появилась брюзгливая нота. – Нынешняя манера, малышок, допускать, чтобы девицы с лотками флажков и коробками для благотворительных сборов наводняли столицу, смахивает на чуму. Если не День Розы, так День Маргаритки, а не День Маргаритки, так День Гвоздики. И хотя в данном случае бдительность позволила нам спастись без…

В этот момент нас остановила ослепительной улыбкой вторая девица с флажками, появившись с Джермин-стрит, и мы жертвовали, пока не истощились. Что до Укриджа, истощение произошло практически сразу же.

– Вот так! – сказал он страдальчески. – Шесть пенсов здесь, шиллинг там. А на прошлой пятнице меня подоили на два пенса прямо перед моей дверью! Как человек может нажить несметное богатство, если его ресурсы вот так постоянно истощают? И на что она собирает?

– Я не заметил.

– И я. Вот так всегда. И возможно, мы вложили свою лепту в дело, которое крайне не одобряем. Да, кстати, Корки, моя тетка во вторник предоставила сад и прочее под благотворительный базар в пользу местной Лиги Трезвости. Я настоятельно прошу тебя отказаться от любых приглашений и подъехать.

– Спасибо, нет. У меня нет никакого желания вновь встретиться с твоей теткой.

– Ты с ней не встретишься. Она будет в отъезде. Лекционное турне на севере.

– Да не хочу я посещать никакие базары. Мне это не по карману.

– Не бойся, малышок. Никаких расходов от тебя не потребуется. Весь день ты проведешь со мной внутри дома. Моя тетка, хотя не сумела увернуться и не пустить этих типусов в свой сад, очень боится, как бы в такой суматохе кто-нибудь не пробрался в дом и не слямзил ее табакерки. А потому я оставлен там сторожем со строжайшим приказом носа наружу не высовывать, пока они не разойдутся все до последнего. И очень разумная предосторожность. Личности, чьи страсти воспламенены неумеренным потреблением лимонада, ни перед чем не остановятся. Ты разделишь мое бдение. Выкурим трубочку-другую в кабинете, поболтаем о том о сем, и не исключено, что, поразмыслив вместе, мы составим план, как раздобыть малую толику капитала.

– Ну, если так…

– Я на тебя рассчитываю. А теперь, если я не хочу опоздать, мне пора. Завтракаю с моей теткой в «Принце».

Он прожег свирепым глазом девицу с флажками, которая как раз остановила еще одного пешехода, и удалился.

«Вересковая вилла» в Уимблдоне, резиденция мисс Джулии Укридж, была в числе особняков, стоящих далеко от улицы в уединении обширных участков. В любой другой день это место дышало бы спокойствием, исполненным благородного достоинства, но когда я приехал туда во вторник, то очутился в фокусе кипучего и необычного оживления. Над воротами висели большие плакаты, оповещавшие о базаре, и в эти ворота лился людской поток. Откуда-то из глубины сада неслась дребезжащая музыка вертящейся карусели. Я добавил себя к потоку и уже свернул к парадной двери, когда над моим ухом прозвенел серебристый голосок и я увидел сбоку от себя прелестную девушку.

– Купите лютик?

– Прошу прощения?

– Купите лютик?