Кондотьер Богданов - Анатолий Дроздов

«Ну и сдохни, дурак!» – подумал Жидята, отъезжая.

Светало. Над Сборском небо из серого стало голубым, побледнели и исчезли звезды. «Пора!» – решил Адальберт и подозвал сотника.

– Где гнездо птицы?

– Вон! – указал Жидята. – Плетень и двое сторожей. Нас пока не видят. А вон там казарма наемников.

– Оставайся здесь! – приказал рыцарь. – Помни, что велено! – Он повернулся к глефе. – Арбалетчики – вперед! Как подскачем, спешиться и убить стражников, после чего держать под прицелом выезд из Сборска и казарму наемников. Сержанты топорами рубят плетень. Птицей займусь сам. Да хранит нас Дева Мария!

– Слава ей! – отозвались воины.

Глефа плавно потекла от опушки к городу. Сначала рысью, затем перешла в намет. Отряд преодолел половину пути, когда пронзительный звук разорвал тишину – стражник у гнезда трубил в рожок. Заметили!

– Вперед! – крикнул Адальберт звонким голосом.

Глефа и без того мчалась стремительно. В десятке шагов от гнезда арбалетчики остановили коней, соскочили наземь. Нагнулись и крючками, закрепленными на поясах, зацепили тетивы. Взвели оружие. Наемники у плетня пригнулись, держа алебарды на изготовку. Щитов у них не было, что мгновенно решило их участь. Щелкнули тетивы; уроженцы земли Швиц сначала ударились в плетень, затем рухнули на землю. Сержанты с топорами спешились и побежали к плетню. Несколько ударов и…

Случилось непонятное. Бежавший первым сержант внезапно выронил топор и рухнул лицом в землю. Следом второй, третий… Адальберт недоуменно глянул поверх плетня. Там маячило лицо, женское. Внезапно над плетнем что-то сверкнуло, хлопнуло – четвертый сержант схватился за грудь, закружился и осел. «Чародейка! – догадался Адальберт. – Бесовские чары…»

– Стреляйте в нее! – закричал рыцарь, протягивая руку. – Вон она!

Арбалетчики, успевшие занять позиции по сторонам, повернулись и почти разом спустили тетивы. Десяток арбалетных болтов пропели над плетнем – лицо чародейки исчезло.

– Вперед! – прокричал Адальберт, воодушевившись.

Не успели уцелевшие сержанты поднять топоры, как из-за плетня явилась маленькая фигурка. Женщина вытянула руки вперед, сверкнуло, хлопнуло – еще один сержант выронил топор. Остальные отшатнулись и побежали.

– Стой! – закричал Адальберт.

Он оглянулся. Арбалетчики, раскрыв рты, смотрели на происходящее.

– Натянуть тетивы! Стреляйте в нее!

Арбалетчики медлили. Адальберт прижал локтем древко копья и пришпорил коня. Остро отточенный наконечник метил прямо в бледное лицо чародейки. «Помоги мне, Пресвятая Дева! – взмолился рыцарь. – Отведи чары бесовские, дай волю твою во славу твою исполнить…» До плетня оставалось всего ничего, как в грудь рыцаря будто палицей хватили. Он выронил копье, но, собравшись с силами, потянулся к мечу. Новый удар выбил его из седла. «Во славу твою…» – хотел сказать Адальберт, но не успел. Он соскользнул с коня, врезался головой в землю, сломав при этом шею. Этой боли он уже не ощутил…

* * *

Сон не шел. Аня ворочалась на набитом сеном матрасе, вновь и вновь перебирая в памяти события дня. Его лицо, слова, жесты – все это раз за разом проходило перед глазами. Ее губы ощущали прикосновение его губ, ее плечи – силу его рук… Воспоминания были невыразимо приятны, ей не хотелось расставаться с ними ради сна. «Неужели? – думала она и тут же одергивала себя: – Не может быть! Кто я в сравнении с Клавой или княжной? Маленькая уродка! Может, и не уродка, конечно, но и не красавица. Кстати, на местном языке «урода» означает «красивая»…» Аню развеселила эта мысль, она хихикнула и вернулась к воспоминаниям.

Наконец разум ее истомился, Аня забылась и проснулась среди ночи. В девичьей было тихо. Неёла осталась в Плескове, Аня одна в комнате. Темноту рассеивал теплый огонек лампады. Некоторое время Аня смотрела на суровый лик Спаса на темной иконе, затем встала и подошла ближе. Вгляделась. Большие черные глаза Христа смотрели на нее строго, будто вопрошая: «Чего жаждет душа твоя?» Аня неумело перекрестилась и внезапно рухнула на колени.

– Господи! – выдохнула горячим шепотом. – Ты ведаешь все! Прости мне, что не верила в тебя и хулила имя твое. Меня так учили. Я не верила, а ты есть. Я попросила тебя вчера: «Помоги мне найти его и спасти!» – и ты мне помог. Я просила: «Пусть он останется жив и невредим!» – так и случилось. Прости меня, Господи, глупую! Помоги мне, Господи, еще раз! Пусть он… Ты сам знаешь, чего я хочу, Господи!

Аня встала и посмотрела на икону. Христос смотрел строго, будто говоря: «Ишь чего захотела! Не по Сеньке шапка!»

– Я его люблю! – возразила Аня. – Ни Клава, ни княжна, никто другой его так не полюбит. Никогда! Они красивые, избалованные, всегда найдут другого. Я не хочу даже искать! Думать об этом не желаю! Он для меня все! Дороже всех на свете! Дай мне его, Господи! Если не можешь навсегда, то хоть на короткое время! Год, полгода, даже неделю! Лишь бы с ним! Лишь бы он полюбил меня!

Христос на иконе смотрел задумчиво, словно взвешивая ее слова.

– Я на все готова! – заверила Аня. – Пусть меня ранят, пусть даже убьют, только хоть немножечко с ним! Совсем чуточку! Я его так люблю!.. – она всхлипнула. – Честное слово! Пожалуйста, Боженька!..

Глаза Спаса на иконе стали ласковые. Аня перекрестилась и вернулась в постель. Полежала немного и поняла: не уснет. Она встала и оделась, но не в платье. Натянув рубаху и порты, Аня подпоясалась ремнем с неизменной кобурой и вышла из комнаты. Она не знала, зачем туда идет, но чувствовала: надо! Сторож у ворот княжьего двора не спал и отворил ей калитку. Аня шла пустынной улицей сонного города, легко угадывая дорогу. Молодая луна в ясном небе высвечивала рытвины и колдобины, помогая ей сберечь ноги. Возле городских ворот горели факелы и стояли сонные стражники. Заметив ночную гостью, они встрепенулись, но, узнав, успокоились. Аня объяснила, что ей нужно. Стражи, не задавая вопросов, сняли засов и приотворили створку. У капонира пришлось сложней. Ее окликнули издалека, затем прокричали что-то властно и сурово. Аня не разобрала чужих слов, но поняла: велели стоять и не двигаться. Она крикнула в ответ: «Богдан!» Один из стражников, держа алебарду на изготовку, подошел ближе, узнал и отсалютовал оружием. Вдвоем они подошли к плетню, здесь ей отсалютовал второй стражник. Аня шмыгнула в проход. В капонире она стащила кожаное покрывало с кабины пилота (Андрей озаботился о покрывалах в первый же день) и забралась внутрь.

В пилотском сиденье ей стало тепло и уютно. Здесь совсем недавно сидел он, здесь была она, когда вела «По-2» ему на выручку. Ей тогда пришлось несладко: из-за высокого сиденья ноги почти не доставали педалей, управлять самолетом было неловко и трудно. Поэтому и «скозлила» при посадке. Но он все равно ее поцеловал…