Простые удовольствия (СИ) - Француз Михаил

Эрл в отчаянии.

Лекс всё это выслушал и решительно поднялся из-за стола. Через минуту мы втроём уже гнали на Лексовой машине к нему на завод.

Машины… не люблю машины! Я чувствую себя в них очень неуютно и дискомфортно. Как они вообще кому-то могут нравиться? Хотя… вот Лекс явно получает удовольствие от быстрой езды. И прошлый случай, тот самый, на мосту, в результате которого мы познакомились, никак не повлиял на его стиль вождения.

А вот я… в машине, в любой машине, я чувствую себя словно опять на срочке из «прошлой» жизни бегущим снова в ОЗК, противогазе, броне и разгрузке с оружием. Тесно, нечем дышать, быстро не побежишь, всё мешается, жмёт, давит, цепляется, заедает… а вокруг ещё целый взвод таких же страдальцев, которые толкаются, цепляются, падают, врезаются, ни хрена не видят в своих запотевших стёклах газиков… брр!!! Ну что такое двести миль в час для того, кто легко преодолевает «звуковой барьер»? Мучение! А уж управление и манёвренность вовсе кошмар! За рулём ведь мои способности применить очень проблематично: чуть посильней, по-резче рулём дернешь – оторвёшь его, резко по тормозам ударишь – пол пробьёшь вместе с педалью и всем, что там есть, до самого асфальта… Не люблю машины!!

Однако, заканчивается всё. Закончился и наш путь до завода. Повезло ещё, что Эрла прямо в дороге трясти не начало – это бы вовсе было эпичным фэйлом.

На сам завод нас пропустили безо всяких проблем и вопросов – ещё бы они своего гендиректора не пропустили! Дальше был путь вниз, сначала на первый уровень, на второй… а вот с третьим вышла заминка: в том месте, куда нас привёл Дженкинс, никакого лифта не было. Только подсобка без окон и с тускленькой лампочкой.

Сказать, что Эрл расстроился, ничего не сказать. Его затрясло. Наблюдать за этим было на самом деле жутко. Тем более жутко, что сделать для него мы с Лексом ничего не могли: попробуй сунуться к такой «мясорубке»!

Пока Лекс смотрел и ужасался, на Эрла, я отвернулся к подсобке, вздохнул тяжело и принялся «просвечиать» её своим «зрением». Что ж, Дженкинс не соврал – лифт там действительно присутствовал. Прямо за дальней стеной подсобки.

Я сходил в соседнее подсобное помещение, где до этого видел инструменты, позаимствовал там кувалду, вернулся и принялся за демонтаж скрывающей лифт стены.

Понятно, что голыми руками у меня получилось бы быстрее, но светить перед Эрлом своими способностями не хотелось, поэтому: кувалда.

Минут за пять справился.

Дальше Дженкинс, справившийся, наконец, со своим припадком, нажал нужную комбинацию клавиш, и лифт с нами двинулся вниз…

Вот только внизу… было пусто. Огромное помещение, но совершенно пустое. Не считая нескольких пустых двухсотлитровых бочек.

- Что ж, отрицательный результат – тоже результат, - пожал плечами я.

- Не такой уж отрицательный, - вздохнул Лекс и почесал в затылке. – Вот он, «третий уровень», которого нет в чертежах и планах, – он опёрся о перила мостка, на который мы взошли, что бы лучше рассмотреть помещение. – Прямое доказательство очередной незаконной деятельности отца.

– «Прямое доказательство»? – усмехнулся я в ответ. – Как бы не так, Лекс. Это доказательство для тебя, может для меня, но для любой комиссии или суда – это просто большой пустой ангар. А то, что его нет в чертежах завода – такой себе минус. Причём «минус» именно тебе, как непосредственно отвечающему за завод лицу. Зам-м-мучаешься доказывать, что не знал о нём. А ещё отвечать на дурацкие вопросы: «чем ты тут таким занимался?», «уж не склад ли контрофакта тут был?». И это ещё в лучшем случае.

– Да о чём вы тут вообще говорите?!! – взорвался эмоциональный Эрл, который и так уже был на взводе. – Ничего же нет!! Нет этой зелёной жидкости – нет лекарства!!! – от нервных переживаний его снова начал бить припадок. Вот только теперь он не лежал на пустом бетонном полу, а стоял с нами на мостике на высоте метров десяти над полом. И от его тряски задрожала конструкция моста. Задрожала, заскрипела, зашаталась.

Я вошёл в «контроль», оторвал кусок «перил» этого мостка и бросил этим куском точно в голову Дженкинса таким образом, что увесистая трубка ударила точно его в подбородок с достаточной силой, чтобы лишить мужчину сознания. Чистый нокаут. У Эрла обмякли руки, подкосились ноги, и он безвольным кулём осел на пол.

– Пойдём отсюда, Лекс, – сказал я. – Всё, что было нужно, мы уже увидели и узнали. Теперь Эрлу пора в больницу.

– И что же мы узнали? – уточнил Лютер, уже спеша вернуться на более надёжную опору, чем расшатанный припадочным негром мостик над «бездной».

– Что твой отец на протяжении, как минимум, двух лет занимается исследованием влияния метеоритов на органику. Насколько успешным, оценить сложно. Но побочный эффект – вот он, во всей красе. Отравление метеоритным веществом.

– На основании чего ты решил, что отец исследовал именно метеориты? – уточнил Лекс, подлезая под плечо Дженкинса, готовясь поднять его.

– На основании того, что в Метропольском сейфе Лайнела было несколько тонн обогащённого метеоритного вещества в слитках. Заметь, не просто камни, а уже именно чистое вещество, каким-то способом переработанное в слитки для последующего использования.

– Ты не говорил об этом, – нахмурился Лекс.

– К слову не пришлось, – отозвался я, тоже подлезая под плечо Дженкинса, только с противоположной стороны. От нахождения рядом с Эрлом было больно, накатывала слабость, но всё же несколько меньше, чем от Ланиного кулона, так что терпеть было можно. И я терпел. – Не удивлюсь, что именно на этом заводе и занимались «обогащением» метеорита. От того и убыточность завода удобрений в сельскохозяйственном штате, где спрос на его продукцию высок, как нигде. Советую тебе как следует покопаться и поискать. Возможно, появится интересный предмет для разговора с отцом.

– Возможно, ты и прав, – задумался Лютер-младший. – Но, если этот завод настолько «интересный» объект, то для чего отец направил меня именно сюда?

– Давай прикинем сроки: Эрл пострадал около двух месяцев назад. Сколько ты в Смоллвиле?

– Чуть больше полутора месяцев.

– Как раз две недели положим на вывоз оборудования с «третьего» и подобных ему уровней. Получается, тебя сюда прислали для «подчистки концов».

– Поясни, – попросил Лекс, с которым мы достаточно неспешно тащили по коридору от лифта Дженкинса.

– Небольшой убыточный завод в глуши. Провинившийся мажор-наследник. Его «ссылают» на этот завод «подальше с отчих глаз». Сын достаточно «ерепенистый» для того, что бы непременно попытаться доказать отцу свою самостоятельность и состоятельность, но недостаточно опытный, что бы как следует «рыть» подноготную завода. Что будет дальше?

– И что же?

– Семейный скандал, очередной «урок» и демонстративное закрытие завода, достаточно шумное, чтобы никто даже и не пытался рассмотреть в нём какую-то иную подоплёку, кроме «семейных разборок Лютеров». А между тем, с закрытым и остановленным заводом можно сделать что угодно: от полного демонтажа, до полного же переоборудования. Будет зависеть только от того, насколько успешно идут исследования твоего отца.

– Черт, Кларк, твои рассуждения просто втаптывают мою самооценку в грунт! – воскликнул Лекс. – Но я не могу подобрать ни малейшего довода, который бы смог их опровергнуть или поставить под сомнение! Ты считаешь, что всё только ради «шумового прикрытия» этого завода?

– Я считаю, что твой отец – хороший шахматист. А значит, он из каждого действия пытается извлечь максимум возможностей. Так что сложно сказать, какая именно задача для него в этом действии приоритетней: урок для тебя или реорганизация завода. Что к чему пришлось кстати: твой урок к ситуации с заводом, или ситуация с заводом идеально подошла для преподания тебе урока? Вполне возможно, что тут решаются и ещё какие-то задачи, о которых мы даже не догадываемся: это бизнес, Лекс. А твой отец – бизнесмен. Очень хороший, преуспевающий бизнесмен.

- С этим трудно спорить, - вздохнул он. – И что, по-твоему, стоит теперь предпринимать мне?