«Если», 1992 № 03 - Джон Бранер

— Ты, конечно, останешься к обеду? Приглашенных мало, и все рано уйдут.

— Э… — Работы было непочатый край. И хоть когда-то надо же отоспаться. — Благодарю, госпожа. С удовольствием.

После третьего посещения Матасунты Пэдуэй говорил себе: «Вот настоящая женщина. Ослепительно красива, умна, с характером. Мужчине о такой только мечтать! Почему бы и нет?.. Я ей определенно нравлюсь, а с ее поддержкой для меня не будет ничего невозможного. Конечно, она не стесняется в средствах и, пожалуй, чересчур кровожадна — «миленькой» ее не назовешь. Но не ее в том вина, суровое время рождает суровых людей. Выйдет замуж — успокоится».

Другими словами, Пэдуэй был по уши влюблен — что часто случается с людьми осмотрительными и здравомыслящими.

Но как жениться на готской принцессе? Прокатить на автомобиле и для начала сцеловать всю губную помаду? Матасунта сирота — к родителям не подъедешь. В конце концов Пэдуэй решил затрагивать эту тему намеками и следить за ее реакцией.

— Матасунта, дорогая, — спросил он, — когда ты говорила о достойной паре… у тебя есть еще какие-нибудь требования к избраннику?

Она лучезарно улыбнулась ему, отчего пол под ногами Мартина слегка закачался.

— Кроме тех, что я перечислила, в общем-то, нет. Разумеется, он не должен быть много старше.

— Ты не против, если он будет одного с тобой роста?

— Лишь бы не был карликом.

— А ты не против крупного носа?

Принцесса чувственно рассмеялась.

— Мартинус, ты такой смешной!.. Знаешь, какая между нами разница? Я всегда добиваюсь своего прямо — в любви, в ненависти, в чем угодно.

— А я?

— А ты ходишь вокруг да около и неделю мучаешься сомнениями: настолько ли тебе это надо, чтобы рисковать… Только пойми меня правильно, — поспешно добавила Матасунта, — мне все в тебе нравится.

— Приятно слышать. Так относительно носа…

— Конечно, не против! Твой нос, по-моему, аристократичен и благороден. Не возражаю я и против маленьких рыжих бородок или вьющихся каштановых волос или любых других черт внешности удивительного молодого человека по имени Мартинус Падуанский. Тебя ведь это интересует?

Пэдуэй с облегчением вздохнул. Какая чудесная женщина — все понимает и идет ему навстречу!

— Честно говоря, да, принцесса.

— Не будь таким кошмарно почтительным, Мартинус. Сразу видно, что ты чужестранец — непременно употребляешь все правильные титулы и обращения.

Пэдуэй ухмыльнулся.

— Лучше подстраховаться… Ну, попробую без обиняков. Я… э-э, хотел спросить… раз ты не против… нельзя ли мне рассчитывать со временем на… э-э…

— Ты случайно не любовь имеешь в виду?

— Да! — выпалил Мартин.

— Может быть.

— Фу! — Мартин вытер вспотевший лоб.

— Только меня надо учить, — сказала Матасунта. — Я вела уединенную жизнь и плохо знаю мир.

— Я заглянул в свод законов, — торопливо произнес Пэдуэй. — Есть декрет, запрещающий браки между итальянцами и готами, однако про американцев там ничего не говорится. Так что…

Матасунта перебила его:

— Если ты сядешь поближе, дорогой Мартинус, мне будет лучше слышно.

Пэдуэй подошел и сел рядом с принцессой.

— Эдикты Теодориха…

— Я знаю закон, — промурлыкала Матасунта. — Наставления мне нужны иного рода.

Мартин наконец подавил свою тенденцию теоретизировать, когда дело касалось чувств.

— Первый урок, любовь моя, будет такой.

И поцеловал ее руку.

Веки принцессы были сомкнуты, рот приоткрыт, грудь судорожно вздымалась.

— Значит, американцы тоже практикуют искусство поцелуев?

Пэдуэй схватил ее в объятия и дал второй урок. Матасунта открыла глаза, моргнула и восхищенно покачала головой.

— Глупый вопрос, дорогой Мартинус, нам до американцев далеко!.. Какие мысли ты рождаешь в невинной девушке!

Она рассмеялась — заливисто и громко. Пэдуэй хрипловатым голосом подхватил ее смех.

— Ты сделала меня счастливым человеком, принцесса.

— Ты тоже сделал меня счастливой, мой принц. Я и мечтать не могла о таком мужчине! — Матасунта вновь упала в его объятия, потом выпрямилась, поправила прическу и деловито продолжила: — Но прежде нам надо решить немало важных вопросов. Например, Виттигис.

— Что — Виттигис? — Счастье Пэдуэя внезапно дало трещину.

— Его придется убить, разумеется.

— Убить?

— Не надо удивляться, дорогой. Я предупреждала, что не люблю останавливаться на полпути. И Теодохада, кстати, тоже.

— А его-то зачем?

Матасунта нахмурилась.

— Он убил мою мать, разве не так? К тому же ты когда-нибудь сам захочешь стать королем…

— Не захочу, — сказал Пэдуэй.

— Не захочешь стать королем?! Почему, Мартинус?

— Это не для меня, дорогая. Кроме того, я не принадлежу к Амалингам.

— Ты будешь моим мужем и, следовательно, членом семьи.

— Все же я…

— Достаточно, милый! Ты просто думаешь, что не хочешь. Со временем у тебя появятся другие желания. Ну и уж раз мы об этом заговорили, грех не вспомнить твою бывшую служанку, как там ее… кажется, Джулия?

— А что Дж… Откуда ты о ней знаешь?

— Неважно. Мы, женщины, все рано или поздно узнаем.

Маленький холодный комочек в желудке Пэдуэя вырос в ледяной ком.

— Но… Но…

— Как, Мартинус, ты не пойдешь ради своей нареченной даже на самую пустячную уступку? Не подумай, что я ревную к какой-то грязной девке. Однако если после нашей свадьбы она останется жить, это оскорбит мое достоинство. Я не настаиваю на болезненной смерти. Любой быстродействующий яд…

Лицо Пэдуэя стало совершенно безучастным — как у квартирного маклера при упоминании о тараканах. Его лоб взмок, в голове калейдоскопически кружились мысли. Теперь он понимал, что не любит Матасунту ни капли. Пусть эта свирепая белокурая Валькирия достанется какому-нибудь огромному громкоголосому готу! А ему больше по нраву девушки кроткие… И ни один страховой агент не застрахует жизнь Амалинга, учитывая кровавое прошлое семейства.

— Ну? — требовательно произнесла принцесса.

— Извини, задумался, — виновато ответил Пэдуэй, не зная, как выпутаться из этой ситуации. — Понимаешь, я вспомнил: у меня в Америке осталась жена.

— Хорош пустячок, — ледяным тоном произнесла Матасунта.

— Я очень давно ее не видел.

— Что ж, существует развод.

— Моя религия его запрещает. Мы, конгрегационалисты, верим, что в аду самое жаркое местечко отведено разведенным.

— Мартинус! — Глаза Матасунты гневно сверкнули. — Ты, кажется, трусишь. Более того, ты, кажется, хочешь дать задний ход. Ни один мужчина, так гнусно обошедшийся со мной, не проживет и…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});