Мужчины и женщина - Юлия Григорьевна Добровольская

с перламутровым чудом на коленях…

Элка прочла повесть и сказала, что в моих писательских способностях у неё сомнений нет. Ей понравился и сюжет, и манера изложения. Просит ещё. Вот набираю с бумаги один из своих рассказов, попутно редактируя. Заглянула в недописанный «роман» и поняла, что смогу продолжить и закончить, главное — восстановить, натянуть подсохшую пуповину, связывающую меня с героями.

Детям я, похоже, не нужна — едва отобедав, они удалились к Егору в комнату, и вот уже часа три я их не вижу и не слышу.

Андрей уехал куда-то. В восемь они с Егором отвезут Алису домой.

11.12.2005. Воскресенье.

Меня всё же уговорили присоединиться к мужской компании в традиционном воскресном походе в баню…

.

Не то чтобы меня пришлось уговаривать.

Вчера за ужином Егор ещё раз посетовал, что завтра меня не будет с ними, и Андрей сказал, что было бы моё желание, проблем нет — просто все вырядятся, как на пляж, в купальные костюмы — вот и вся недолга.

Баня оказалась собственностью клиники, в которой работал Герман. Парилки на любой вкус — сухая, паровая. Трапезная, бильярдная, небольшой плавательный бассейн с шезлонгами на бортах, и даже маленький аквапарк с падающими отвесно струями и бегущей по жёлобу водой. Ну, и, конечно, джакузи и кабина водного массажа всех видов.

Пока был «мужской заход», я с удовольствием поплавала и постояла под водопадом. Потом мы все вместе покатались на водной горке, и я отправилась в парную.

— Там для вас веник распаривается, — сказал Сергей.

Егор тут же озаботился, кто же меня парить будет.

Я ответила, что справлюсь сама.

Давно я не испытывала такого удовольствия! Веники не просто берёзовые, а сборные — там и дуб, и эвкалипт. Стены парной из цельного бруса — забываешь, что вошёл в городское здание, — и дух стоит настоящий, банный. Я скинула купальник и с наслаждением отхлестала себя, забравшись повыше, в самый жар.

Потягивая мой любимый сок, я наблюдала бильярдный поединок Андрея и Егора. Оба играли весьма неплохо, и мне показалось, что старший игрок вовсе не чувствует себя сильнее — удары парня были чёткими и результативными.

— Марина, — сказал мне Егор, когда я в очередной раз выразила своё восхищение его ударом, — вы можете болеть за кого хотите, не обязательно за меня!

Как же мне знаком этот порыв! Все движения его души устремлены на окружающих: никого ни в чём не ущемить, умиротворить всех и вся, разделить поровну всё, что у тебя есть, и никого не забыть! И чувствовать себя виноватым, если вдруг угораздит победить в каком-то поединке, состязании, игре…

Всё это само по себе замечательно, если бы только уметь уважать при этом себя и свои интересы! Понятно, что очень многих нужно учить не этому — им-то как раз необходимо объяснять, что кроме их драгоценной персоны есть и другие, те, кто ничем не хуже. А как защитить вот такие жертвенные натуры? Как исхитриться уравновесить самоотдачу самоуважением? Где, в конце концов, кончается жертвенность и начинается небрежение к себе?…

«Блаженны милостивые… чистые сердцем… миротворцы…» Нет, блаженства я от этих качеств в детстве не испытывала! Меня все, кому не лень, дурили, обводили вокруг пальца и подставляли, как сейчас говорят. А ещё дразнили… Ну, да, конечно — блаженной и дразнили!.. Пока я не нашла единственного выхода — ухода в свой собственный мир, с книгами, куклами, музыкой и историями, которые я уже тогда пыталась сочинять и в которых все любили друг друга. Принять правила и законы дворовой жизни я была не в состоянии не из-за упрямства или принципиальности, а в силу элементарной тупости: я никогда не могла сообразить, кого нынче определили в изгои, а кто в фаворе, с кем можно «водиться», а с кем не стоит…

Я обняла Егора и чмокнула в макушку.

— Хорошо, — сказала я, — я буду болеть за удар, а не за игрока. Можно?

Из парной выскочил Сергей и нырнул с борта в бассейн. За ним появился Герман и тоже по дуге ушёл в воду. Он настиг Сергея, завязалась потасовка. Я не могла отвести глаз…

Должна сказать, что, когда все мы оказались в пляжном полуголом виде, мне пришлось сдерживать себя, чтобы не любоваться откровенно каждым из мужчин и всеми вместе. Не только статью были они хороши — вид их смуглых от загара мускулистых тел, покрытых шерстью в нужных и не очень нужных местах, разбередил бы и снежную королеву…

Три грации в мужском воплощении… как бы это правильно сформулировать?… Впрочем, почему — три? Четыре! Правда, четвёртый, ещё не вполне оформившийся. Егор похож на точёную статуэтку. Но в его нежной фигуре просматриваются задатки будущего красивого мужчины — как просматриваются в маленьком щенке признаки чистой породы.

Разумеется, обычная одежда, в которой видишь человека, не в состоянии обмануть касательно его телосложения: достоинств не скроешь ничем, а недостатки возможно завуалировать лишь до определённой степени, как ни старайся. И я не раз отмечала, что все трое удивительно ладно, по-мужски сложены — хоть и каждый на свой манер.

Помню, когда я описала их Элке, она ответила, что это просто возмутительно: такая повышенная плотность красивых стройных мужиков на одну отдельно взятую компанию! А где же бычьи шейки, пивные брюшки, кривые ножки?!. И тут же добавила, что если бы я увидела родню её любимого Колюни по мужской линии, то испытала бы не меньший эстетический восторг — такие все красавцы! И не только телом и лицом!

Я ответила ей: а вспомни Танюшкиного сибиряка!

И мы ещё раз согласились с аксиомой: внешнее — отражение внутреннего. Что в тебе, то и снаружи, что ищешь, то и находишь, чему соответствуешь, то и притягиваешь, что излучаешь, то и получаешь.

Нашими установками были лишь идеалы, и никаких компромиссов ни по каким статьям — и себя под ними «чистили», и друг друга. И тем более, претендентов в возлюбленные мужья. Ну, а если кому-то выпадало что-то ущербное, так сами виноваты — не домечтали чего-то. А не домечтали — ибо не доросли. Или смелости не хватило.

Элка сколько романов «закрыла и отложила» — пока не поняла… пока не поверила, что все достоинства отдельно взятых мужчин могут сойтись в одном единственном. И сошлись.

Танюшка верно и терпеливо ждала своего суженного, нарисовав в душе его портрет и отвергая всё, что портрету этому хоть в чём-то не соответствовало. И дождалась.

Я когда-то по недоумию, по недопросвещённости, не нарисовала одну деталь