Шаманы гаражных массивов (СИ) - Ахметшин Дмитрий

   - Я теперь могу переваривать всё, что угодно, - сказал он. - Металл, пробку от шампанского, кусок стекла, кнопку от старого телевизора. Я вчера всё перепробовал. Фантики от конфет. Несъедобные вещи глотать не так просто, но потом привыкаешь. Немного побурлит в животе, и всё.

   - Да ты самый настоящий псих! - сказал кто-то.

   Дым рассеялся, обнажив копья взглядов. Егор чувствовал, как голову, лёгкую, легчайшую, как перо, уносит восходящим потоком воздуха. Будто надышался кислородом.

   - Пацаны, да он как Снуп Дог теперь!

   - Ни фига себе тема! Слыш, физик, а заряди нам кальян?

   Наконец он снова обрёл способность ясно мыслить. Увидел, как Олле приблизился с фланга, и заранее предугадал коронное движение его вытянутых лодочкой ладоней, тем не менее не успев сделать ничего, чтобы защититься. Олле сжал пальцами с двух сторон щёки Егора - конюх, желающий рассмотреть зубы лошади.

   - Что, Гримальди, кирпич проглотил? - насмешливо спросил он, а потом, приблизив своё лицо к лицу Егора так, что едва не коснулся носом, спросил, ухмыляясь и словно не замечая отвратительного запаха от которого все закрывались рукавами (одна девчонка даже изменила цвет лица на иссиня-зелёный): - И что тебе это даст, а? Думаешь, теперь супергерой, или что?

   Егор не смотрел на него и не торопился отвечать. Над его плечом он отыскал глазами двух человек: Матвея, картофелеобразное лицо которого излучало всё то же вежливое, обезличенное любопытство, и Настю, которая, поймав взгляд, отвернулась. На её лице было совсем не то, что Егор надеялся увидеть. Он увидел отвращение, густо замешанное на неловкости - будто она вдруг осознала, что между ними двумя есть нечто общее, и это ей не понравилось. Казалось, ещё немного, и это тесто поднимается на добрых дрожжах эмоций и приведёт к какой-нибудь глупой выходке. Ведь обращался-то он к ней. Но девушка просто повернулась и вышла в коридор, сопровождаемая свитой из подруг. С её уходом для Егора будто перестала светить какая-то лампочка. В основном остались мальчишки, чтобы понаблюдать за стремительным полётом в пропасть дымящегося выскочки.

   Олле клевал его, точно гигантский ворон.

   - Как был ничтожеством, так им и остаёшься. Терпеть не могу таких.

   Наконец-то свобода. Наконец-то звонок, сигнал к окончанию большой перемены. Егор рухнул на свой стул, а Матвей, зевнув, заметил:

   - Такой духан стоит, что невозможно будет заниматься. Нас всех должны отпустить. И это, пожалуй, твоё самое значительное за сегодня достижение.

   7.

   Следующие несколько дней Гримальдов провёл дома. Он подумал, не признаться ли во всём бабушке и не обратиться ли к врачу, но его останавливал страх перед медицинскими кабинетами и многочисленными исследованиями, которые наверняка придётся проходить. Соберутся целые консилиумы врачей... само это слово - консилиум - пугало его до чёртиков. Другое страшное слово - гастроскопия. Егор представил, как они запускают в его желудок один зонд за другим, и их в мгновение ока разъедает желудочный сок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

   Так что Егор проводил дни напролёт, листая журналы с комиксами, выпивая один пакет молока за другим; молоко приятно щекотало его изнутри, будто превращаясь там в легчайшую пену. Матвей не звонил, и уж тем более не звонила она.

   Глупец! На что ты надеялся? На красивую любовную историю в стиле "Собора Парижской Богоматери"? Запомни, ты не книжный герой: до самого захудалого из них, вышедшего из-под пера самого бездарного на свете писателя, тебе как до небес.

   А что если мне попробовать стать человеком, о котором написали бы книгу? - вдруг подумал Егор.

   Эта мысль, зародившись как что-то случайное, развивалась и поглощала всё больше свободного времени. По вечерам, когда на город опускалась тьма, ему слышалось, как лопается кожура семечек в мозолистых пальцах тех парней на лавочке. (Наверняка, по мнению Егора, кто-нибудь из них только что отнял у усталой женщины, возвращающейся с работы, кошелёк). Слышалось, как бурлит у них в горле и перекатывается по пищеводу пиво. Далёкие крики, отзвуки ссор в распахнутых окнах, нет-нет да звенящие в проводах, бередили его воображение. В голове разворачивались сцены убийств, жестокие, кровавые, но в первую очередь такие, которые он мог бы предотвратить. Егор представлял, как преступник теряет направление в тумане, выходящем из его ноздрей, и падает в открытый канализационный люк, а Егор исчезает, уводя рыдающую (и благодарную) жертву за руку.

   Полный таких мыслей он однажды вечером зашёл в комнату к бабушке.

   - Ба, а сшей мне костюм?

   Та оживилась и отложила геймпад, заставив краснолицего Марио замереть в прыжке.

   - Ты что это, баллотироваться куда собираешься?

   - Не тот костюм, - Егор сделал пасс, изобразив нечто абстрактное. - Костюм супергероя, который мог бы бороться с преступностью.

   Он уже думать забыл про врачей и тут же продемонстрировал ей свои способности.

   Не далее как вчера Егор заметил связь между содержимым желудка и способностью выдыхать самое настоящее пламя. Что бы ни попадало туда, сгорало почти моментально, пуская по пищеводу потоки жара. Егору казалось, что его пищевод покрывался чешуйками, слизистая застывала и превращалась в негорючую смолу, язык немел, будто ошпаренный чаем, а зубы становились бесчувственными, словно огнеупорные камешки. Следовало беречь только губы, и Егор поначалу здорово их обжёг. Горючий газ, копившийся в пищеводе, соединялся с воздухом, выходящим из лёгких, и получившаяся смесь буквально выстреливала изо рта столбом пламени. Сегодня пламя было синим, что, возможно, так или иначе было связано с оплёткой проводов, которые Егор задумчиво жевал весь день, обнаружив их в коробке с припоем на балконе среди всякого хлама.

   Егор не мог сказать, какое лицо у него было, когда он дышал огнём, как и не мог сказать произвёл бы он большее впечатление на одноклассников, если бы помог кому-нибудь из них (да хоть заносчивому Олле) прикурить сигарету, однако бабушка шарахнулась от него, будто от чумы. Через короткое время, разгоняя руками смог, она появилась с тряпками и принялась накрывать мебель, технику и собственную одежду, разложенную на кровати и на спинке стула, в нелепой попытке защитить всё это от копоти.