Кромка - Василий Сахаров

— Благодарю.

— Пока не за что. Давай выпьем по пятьдесят капель. Не пьянства для, а ради сугрева и поддержания тонуса.

Он разлил по стопкам самогон, и мы выпили. После чего беседа продолжалась.

— Гляжу, у вас тут спокойно, — сказал я.

— Нас преображенцы берегут, справные вояки. Да и ведьмак со своими учениками помогает. Опять же горные племена с нами в дружбе. Так что если и приходит беда, то от реки, со стороны Ольгинска. Но прежде, чем враг до нас доберется, ему надо крепость взять и пару укрепрайонов сжечь. А это очень даже не просто.

— Понятно. А почему ваш анклав называется Преображенским?

— Так это от гвардейцев, которых император Александр Второй в наши края переселил. Одним махом семьсот человек с оружием, пушками и припасами на Кромку перешло. Думали форпост здесь построить. Но какой форпост, если люди могут только в одну сторону перемещаться? Со временем, преображенцев перестали поддерживать, и они основали город Александровск. Благо, рядом медные выработки есть и уголек, а дальше в горах серебро найти можно.

— И твоя семья с гвардейцами пришла?

— Нет. Мы, Самохваловы, еще до прихода преображенцев в этих краях обосновались. Так что я потомственный житель Кромки, уже в шестом поколении. Мои предки здесь все начинали. На пустом месте. Вот кому тяжко пришлось. А я уже привычный. Поэтому все получается. И болячек не боюсь, иммунитет к ним. И с вояками городскими ровно живу, кушать все хотят. И с горцами не ссорюсь, даже торгую порой, хотя я для них человек чужой. И большое нашествие пережил. И налеты бандитов. Много чего было, но я привычный.

— А ведьмак почему именно в этом анклаве живет?

— Он, как и моя семья, тут еще до преображенцев был.

— Как это? — я удивился. — Выходит, что ему больше ста лет?

— Если быть точным, сто девяносто восемь, — Самохвалов улыбнулся.

— Что‑то мне не верится.

— А это уже дело твое. Хочешь верь, а хочешь нет. Но это факт.

— И что, каждый год он берет учеников?

— Последние сто лет каждый год.

— И много желающих?

— Очень. Только берет он не всех. Далеко не всех. Из сотни только три — четыре человека становятся его учениками и единицы доходят до конца обучения.

— А почему так?

— Вадим Рысь суровый человек, хотя многие считают, что он далеко ушел от простых смертных и не может так называться. Поэтому его ученикам тяжко. Помню, мой дядя Дмитро, лучший охотник, какого я знал, отправился к ведьмаку. Я тогда совсем кроха был и завидовал ему. Хотел быть, как он, и очень радовался, когда узнал, что Дмитро стал учеником Вадима. А потом через полтора года дядю привезли обратно, с пробитой головой. До сих пор неизвестно, что произошло, но, поговаривают, что он не выдержал назначенное ведьмаком испытание, ошибся и погиб.

— А каков срок обучения?

Самохвалов пожал плечами:

— По — разному. Слышал, что Яросвет стал ведьмаком через три года, а Боромир через двенадцать.

— Интересно. А по возрасту учеников не отсеивают?

— Нет.

— Понятно.

— Раз понятно, давай еще выпьем, в этот раз за спасение моего младшего. Хоть и дурак наивный, едва голову из‑за девки не потерял, а родная кровиночка.

Хозяин снова разлил по стопкам самогон. Мы чокнулись и выпили. Крепкий алкоголь прокатился по пищеводу, согрел меня, и захотелось спать. Однако беседа важнее и, закусив, я продолжил расспросы:

— Кондратий Федорович…

— Ась? — Самохвалов вопросительно кивнул.

— Может, не мое дело, но хочу спросить. Что с Игнатом и Минькой сделаешь?

Он поморщился и слегка махнул рукой:

— Все уже сделано. Игната пристрелили, и он свиньям на корм пошел, а Миньке сухожилия подрезали, и завтра в город отвезут, на рынок.

Это было сказано с таким равнодушием, что мне стало не по себе. А когда я представил, что мясо, которым только что закусывал, недавно жрало человечину, к горлу подступила тошнота. И чтобы не опозориться, я закинул в рот капусту, прожевал и посмотрел на Кондратия. Он улыбался, наверное, понимал, что мне не по себе, и поинтересовался:

— Про свининку подумал?

— Да.

— Не боись. У меня на столе мясо чистое, на траве, на рыбе и зерне выкормленное.

— А «грязное» кому?

— Кому надо. Есть покупатели.

— Ясно.

Кондратий повел плечами:

— Ладно. Тебя сейчас отдыхать отведут. Если есть важные вопросы, спрашивай сразу, а то потом недосуг будет.

— Скажи, Кондратий Федорович, куда мне девок, что со мной пришли, пристроить? Совет нужен.

— Они твои рабыни?

— Нет. От каменецких сбежали. Воли хотели и едва не погибли. Я их пожалел и с собой взял.

— Так — так, — он поджал губы и нахмурился: — Плохо. Баба без документов и без мужика ничья. Она вещь, которую можно продать. Поэтому, если хочешь им добра, пограничнику скажи, что они твои рабыни.

— А потом что?

— Дашь вольную и оставишь у меня. Или в город отправь. Иного выхода нет. Хотя ты можешь и дальше вести их за собой.

— Нет. Они для меня обуза.

— Тогда делай, как я говорю. Уяснил?

— Вполне.

— Тогда ступай, гость дорогой. Завтра, может, еще пообщаемся.

Покинув стол, я подхватил рюкзак и карабин. После чего вышел во двор.

Все хозяйство Самохвалова перед глазами. Избы хозяина и его старших сыновей. Поварня. Бараки для работников и рядом сараи, в которых проживали рабы. Далее конюшня и коровник, а за ними свинарники. А вокруг огромного подворья высокая ограда из бревен и вышки, на которых дежурили часовые. Хорошо устроился Кондратий Федорович, надежно.

Неожиданно я услышал женский плач. Он доносился от хозпостроек и когда подошел угрюмый Валька, который должен был проводить меня в гостевую избу, я спросил его:

— Кто это плачет?

Парень насупился, слегка потемнел лицом и ответил:

— Мать Игната и Миньки плачет.

Вот так бывает. Кто‑то спасся, а кому‑то от этого плохо.

Валька проводил меня в избу, которая предназначалась для гостей. Девушки были здесь, чистые и одетые в простые, но добротные платья местных крестьянок. И первый вопрос, который мне задала Лиза, был легко предсказуем:

— Что с нами дальше будет?

Я устал и был под хмельком. Поэтому хотел только покоя, чтобы меня никто не дергал. Однако следовало ответить, и я сказал:

— Через пару дней получите свободу и делайте, что хотите.

— А ты чем займешься?

— Дальше пойду.

— Мы с тобой, — заявила Лиза.

— Ошалели? Я вам не муж и не родственник.

— Но ты же позаботился о нас.

«Почему так? — промелькнула мысль. — Делаешь доброе дело и люди, которым помог, пытаются сесть на шею? Неизвестно».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});