Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт

По мере того как мы приближались к мысу, стали появляться отрадные признаки жизни: старые следы шагов в снегу, длинная шелковая нить от метеорологического шара; но, подходя к скалам мыса и разбросанным близ него многочисленным, севшим на мель ледяным глыбам, мы больше ничего не видели.

К удивлению моему, крепкий лед простирался дальше мыса, и мы могли обогнуть мыс и зайти в Северную бухту. Тут мы увидели построенный на пригорке забор для защиты от ветра, а минуту спустя, обойдя небольшой угол, и весь дом. Он был цел и невредим; море, очевидно, его не тронуло. Я с облегчением вздохнул. Мы наблюдали за двумя работавшими поблизости конюшни фигурами – увидят ли нас? Минуты через две они увидели и побежали в дом сообщить о нашем прибытии. Три минуты спустя все девять обитателей (Симпсон, Нельсон, Дэй, Понтинг, Лэшли, Клиссольд, Хупер, Антон и Дмитрий[38]) с радостными криками выбежали к нам на лед. Они нас закидали вопросами а мы – их, но потребовалось не больше одной минуты для того, чтобы узнать важнейшие события из мирной жизни на станции со дня нашего ухода.

Такими событиями можно, пожалуй, назвать пропажу одной собаки и одной лошади. Лошадь эта имела подлую привычку нападать на подходивших к ней и передними и задними ногами. Но она была явно другой породы, чем остальные, – красивее и стройнее, с признаками арабской крови. Причину смерти оказалось невозможным установить, ни при жизни по симптомам болезни, ни потом, при вскрытии. Несмотря на лучший корм и на заботливейший уход, она стала постепенно хиреть и слабеть, так что, наконец, не могла стоять; ничего не оставалось, как прикончить ее. Антон уверяет, что она умерла просто из подлости, чтобы нам «насолить».

Это, конечно, серьезная потеря, но теперь я припоминаю, что и раньше сомневался, что эта лошадь будет нам полезна. Я предполагал, что она станет источником неприятностей из-за своего скверного характера и норовистости. Я предвидел, что с ней будет трудно, особенно в начале похода, в который tt бы взяли. Эти мысли немного утешили меня после неприятного известия о ее гибели. Собаку я оставил очень больной, так что известие о ее смерти не было для меня неожиданностью.

Других печальных происшествий не заключалось в маленьком запасе ожидавших меня новостей. Внутреннее устройство дома оказалось в высшей степени удовлетворительным, и рутина научных наблюдений шла своим неизменным чередом. После нашего примитивного житья на мысе Армитедж жизнь в этом теплом, сухом доме казалась нам верхом роскоши. Сам дом внутри казался нам дворцом: простор, чудное освещение, всякие удобства! Приятно было есть, как едят цивилизованные люди, принять ванну в первый раз после трех месяцев, приятно чувствовать на себе чистое, сухое белье и платье. Такие мимолетные часы полного физического благополучия (мимолетные потому, что привычка скоро притупляет чувство удовольствия) навсегда остаются в памяти каждого полярного путешественника по резкому контрасту с перенесенными лишениями.

Немного часов, или даже минут, пробыл я в доме, как меня уже потащили подробно осматривать все происшедшие в нем за мое отсутствие перемены, которыми вполне законно гордились их виновники.

Первым посетил я «метеорологический уголок» Симпсона. Тут глаз блуждал по множеству полок, уставленных большим количеством самозаписывающих инструментов, электрическими батареями и распределителями; в то же время ухо улавливало тиканье многих часов, тихое жужжание мотора, а иногда трепетную нотку электрического звонка. Но от всего получалось только смутное впечатление тонкой методичности, посредством которой наблюдаются и записываются ежедневные и ежечасные колебания наших климатических условий, и возможность заглянуть в сложную организацию образцовой метеорологической станции – единственной устроенной у полюса с таким совершенством.

Для того же, чтобы вполне уяснить себе цели, поставленные себе нашим метеорологом, и научную точность, с которой они преследовались им, мне потребовались дни, даже недели. Когда я до некоторой степени этого достиг, я написал краткий очерк его работы, который найдет себе место на следующих страницах [cм. главу X]. Первое мое впечатление было неясное; я только понял, что в «Симпсоновом уголке» можно одним взглядом установить, с какой силой дул и дует ветер, насколько колеблется в своих показаниях барометр, до какой степени холода опустился термометр; при большей любознательности можно было, далее, осведомиться относительно электрического напряжения в атмосфере и других не менее важных предметов. Возможность поживиться такими знаниями не выходя из дома была весьма заманчива, и способность изучать колебания бури, не подвергая себя ее ярости, доказывала немалую победу духа над плотью.

Физики проверяют свои инструменты и пишут свои книги на одном конце стола, образующего прямой угол с внешней стеной дома; другой его конец предоставлен Аткинсону, зоологу и специалисту по изучению паразитов, который должен писать спиной к темной камере. Так как Аткинсона еще нет, то его угол еще не оборудован, и мое внимание обратилось на темную камеру и ее владельца. Никогда фотографическое искусство не имело такого храма в полярных краях, да редко где и в других. Такая роскошная камера для проявления иегативов оправдывается единственно качеством исполняемой в ней работы, а в настоящем случае присутствием такого художника, как Понтинг.

Он спешил показать мне результаты своей работы за летние месяцы, а я, между тем, обводил взором опрятные полки с подбором камер и пр. – большую фарфоровую раковину с автоматически действующим краном, две ацетиленовые горелки с абажурами и все другие приспособления. Тут все поощряло к работе, обеспечивая наилучший успех; а фотографу честь и слава, ибо почти исключительно его руками исполнены все ухищрения, им придуманные. Тут ясно сказывается польза опытности, приобретаемой в путешествиях. Понтингу приходилось работать среди примитивных условий новой страны, вследствие чего из него вышел мастер на все руки, умеющий справляться со всякого рода орудиями и при всевозможных обстоятельствах. Так, когда на первой очереди были строительные работы, а рабочих рук не хватало, Понтинг получил только, так сказать, внешнюю скорлупу своей мастерской, с самым скудным сырым материалом для ее оборудования.

В самое короткое время появились полки и ванны, были повешены двери, сооружены оконные рамы, и все это, к удивлению присутствующих, было сделано с безукоризненным мастерством. Счастье, что можно было быстро выполнить такую работу, так как мимолетных часов краткого летнего времени нельзя было уделять ни на что, кроме непосредственно фотографирования. Понтинг, по нервности своего темперамента, не терпел потери времени; в хорошую погоду он почти не спал. Насколько позволяли обстоятельства, он старался не упустить случая для успешной работы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});