Невеста Франкенштейна - Хилари Бэйли

— Опасные игры, — заметил Дадлей Хаит. Казалось, он произнес это случайно, как предсказание, ибо был по натуре добросердечным и простоватым помещиком и его больше занимали окружающие угодья, нежели те странные дела, что творятся в столице.

— Ну и как, — спросила Корделия, — рассказал ли он о своей встрече с мисс Клементи? Что из всего этого вышло?

Я отошел от окна и подсел к расположившейся у камина компании. Мне не очень-то хотелось говорить на эту тему. Здесь была Флора — она хмурила бровки над своими стежками, — а я не из тех, кто считает своей обязанностью готовить детей к трудностям жизни с раннего возраста. Я уже решил для себя, что не поеду в Лондон, а вместо этого напишу Уиллеру письмо. И вот теперь я начал понимать, как велик соблазн поехать. Так, наверное, чувствует себя человек, в крови которого начинает бродить какая-то болезнь. Однако я ответил всего лишь следующее:

— Результат нельзя назвать положительным. Уиллер не хочет предпринимать дальнейших попыток восстановить голос мисс Клементи. — И больше, несмотря на множество последовавших за этим любопытных вопросов, я не сказал ничего.

В тот же вечер я написал Уиллеру письмо, в котором советовал более не посещать Марию. Я обещал зайти к нему, когда в следующий раз приеду в Лондон.

Дождь лил и на следующий день, и весь день после него. Однако утро, наступившее вслед за этим, было ясным и свежим. Вечером предстоял бал у соседей, которого даже я ждал с нетерпением. Я поднялся рано и собирался пройтись до угольных разработок, чтобы переговорить с управляющим, как вдруг во дворик, где я, стоя у конюшни, ждал, пока оседлают мою лошадь, вышла служанка с письмом в руке. С упавшим сердцем узнал я витиеватый, цветистый почерк на конверте, подписанном голубыми чернилами. Я изо всех сил противился поездке в Лондон. Какие еще ужасы хочет передать мне Уиллер, преодолевая расстояние, которое пролегло между нами? Всякая надежда на то, что новости могут быть хоть в какой-то степени обнадеживающими, пропала, как только я прочел первые строки письма.

«Мистер Гуделл! Надеюсь, что вы уже получили мое предыдущее письмо, в котором я сообщал вам, что боюсь продолжать опыты с Марией Клементи. Я также упоминал в письме, что заранее предупреждал мистера Мортимера, насколько это опасно. Но, увы! Вместо того чтобы прислушаться к моему совету, он полностью его проигнорировал и стал предпринимать действия, которые меня очень сильно встревожили. События разворачиваются очень быстро. Мне необходим ваш совет в этом деле, а возможно, и практическая помощь.

Мистер Мортимер и его приятель — тот самый молодой человек, о котором я вам уже писал (оказалось, что это мистер Джон Нотткатт, племянник герцога Нордшилдского, вольнодумца с размахом, как многие считают), — вместе разработали этот план. Они организовали сеанс гипноза с мисс Клементи, который должен будет пройти 4 марта в Королевском обществе перед приглашенными в качестве гостей знаменитостями, среди которых будут видные ученые и прочие уважаемые люди. Я вновь и вновь повторял им, что не отважусь возобновить сеансы с мисс Клементи, если меня не обеспечат надежной поддержкой. И вы можете представить теперь, с каким ужасом жду я предстоящее испытание, которое пройдет, причем без всякой охраны, на глазах у огромной аудитории.

Мистер Гуделл, вы можете, конечно, сказать: «Но что здесь такого, Уиллер, — откажитесь!» Однако взгляните на меня с тем добрым участием, которое вам так свойственно. Я человек, который не располагает никакими иными доходами, кроме тех, которые зарабатываю собственными силами. Я завишу от благосклонности других людей. Мистер Нотткатт является старшим сыном брата герцога. У самого герцога плохо со здоровьем. В случае отказа я рискую навлечь на себя гнев будущего главы одного из самых могущественных семейств в стране (а мистер Нотткатт, будем говорить начистоту, не из тех, кто с легкостью прощает обиды). Я живу благодаря расположению подобных ему людей и боюсь их обижать. Более чем когда-либо я нуждаюсь сейчас в совете и поддержке такого джентльмена, как вы, у которого есть возможность поговорить с Нотткаттом на равных или же, говоря напрямик, противостоять ему в случае неудачи.

Поверьте, мистер Гуделл, я не хотел тревожить вас так скоро, сразу после предыдущего своего письма, особенно сообщениями о событиях столь малоприятных, однако я опасаюсь за состояние мисс Клементи, а также и за себя самого, ибо даже и предположить не могу, к чему приведет план, разработанный Мортимером и мистером Нотткаттом».

Свет дня померк для меня, когда я закончил читать письмо. Я выехал через поля к угольным разработкам в весьма мрачном расположении духа. Я смотрел на окружавших меня мужчин, женщин и их детей и на их нелегкий труд. Эти грустного вида люди в своей почерневшей от работы одежде произвели на меня еще более угнетающее впечатление.

Я бы очень обрадовался, если б в письме Уиллера была хоть какая-то зацепка, которая позволила бы мне отмахнуться от соблазна поехать в Лондон. Но полученные мной известия, напротив, не давали мне права оставаться более в стороне. Ведь это я нес ответственность за результат эксперимента, это была моя идея попытаться заставить Марию заговорить.

Оба этих типа, вызывавших у меня неприязнь, — Габриэль Мортимер и его странный компаньон Джон Нотткатт _ предлагают выставить Марию на всеобщее обозрение — так выставляют уродца перед праздной толпой. Мортимер, очевидно, решил, что это прибавит ей — и ему! — славы. Нотткатт, как я полагаю, был движим простым любопытством: так мальчишка тыкает палочкой в муравейник, чтобы посмотреть, как начнут разбегаться насекомые. Уиллер же зарабатывает себе немалый капитал, общаясь с сильными мира сего, и подвергать риску свое благосостояние, он, конечно же, не желает. Получается, что Мария Клементи со всех сторон окружена негодяями и трусами.

Я на неделю избавил себя от того лихорадочного возбуждения, ужаса и таинственности, которые окружали Виктора Франкенштейна, теперь же меня неотступно тянули назад. От этого никуда не уйти. Если я собираюсь ехать завтра, то необходимо поставить в курс дела семью и сообщить об этом Корделии. Именно это я и сделал. Мне пришлось заверить их, что поездка моя займет всего лишь несколько дней, а потом я сразу же вернусь. Лица у всех вытянулись. Все выразили сожаление по поводу того, что я вынужден вновь ехать в Лондон. В глаза Корделии я не мог смотреть. В течение дня она почти не разговаривала со мной.

Вечером, когда я одевался на бал, Корделия вошла в мою спальню и без лишних церемоний села на постель, глядя, как я натягиваю фрак. Она сказала:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});