Как мы пережили войну. Народные истории - Коллектив авторов

Дело близилось к победе, к нам на улицу пришли электрики и повесили на уличные столбы такие большие граммофоны. Мы спрашиваем: «Что это такое?» – а те, у кого был радиоприемник, уже знали, что война кончится вот-вот-вот.

Долгожданный День Победы как праздновали: мы, дети, радовались, нам давали на мороженое! И мы бежали на проспект, там музыка везде играла, гуляли девушки и солдаты с орденами, а соседи собирались, у кого что было, то несли, и выпивали рюмочку за День Победы, и танцевали под гармошку. У нас жил гармонист один на улице, один-единственный, он играл – все были в восторге! Этот день забыть – наверное, никогда я не забуду, пока глазки мои смотрят. Уж умру, тогда и забуду.

И даже вот когда война кончилась, никогда не вспоминали ее мы. Если бы я знала, что столько я проживу, аж до 80 лет, я бы многое могла у отца спросить. Но никогда не спрашивали про эту войну, ведь у них всю молодость, а у нас все детство отобрала она.

Хоть сейчас и трудно это вспоминать, но вспоминать это надо. Потому что, если мы сейчас вспоминать войну не будем, наши внуки и правнуки ничего не будут знать про нее. Мы все пожилого возраста, а нас не очень много осталось, и поэтому надо рассказывать молодежи, а молодежь уже своим детям и своим внукам расскажет.

Столяров Денис Валерьевич

Страх придает силы

(рассказ моего деда)

Я очень хочу поблагодарить вас за предоставленную возможность передать вам рассказ моего деда.

Мой дед написал его в 1990 году. Это воспоминания о его военном детстве в городе Керчь.

К сожалению, весь рассказ не вошел, но я постаралась показать самое интересное и горькое… Конечно, это далеко не все, что написано моим дедом.

Валя с Митридатской

(отрывки из рассказа о военной Керчи)

Я, Валентин Петрович Яворщенко[3] сын Петра Ивановича и матери Любови Антоновны Ковбаса. Родился 17 июля 1927 года. Отец[4] – модельщик, работал на заводе им. Войкова в г. Керчь Крымской области. Мать – тоже рабочая. Так вот вы теперь знаете, где я родился, – г. Керчь Крымской области, улица Красноармейская, дом № 15…

…а в 1941 году началась война. Я не помню, в каком месяце первый раз налетели немецкие самолеты, но это произошло днем, я хорошо помню. Я пошел в магазин за хлебом. Был тихий и хороший летний день. Возле магазина – очередь за хлебом. В магазин пускали по 10 человек. Магазин находился на улице Ленина – центральная улица и ровная, как стрела, и деревья не такие разросшиеся, как сейчас, а молодые. Мы, то есть стоявшие на улице возле магазина, услышали стрельбу. Тут нас всех впустили в магазин. Там было тихо и пахло хлебом. Я взял хлеб и подошел к двери и тут увидел, как низко летит самолет… Он строчил по бежавшим людям, хотя хорошо видел, что это дети и женщины. Самолет пролетел, а я побежал домой, хотя где-то стреляли и рвались бомбы. Видел я в этот день раненых и убитых на этой улице. Прибежав домой, я побоялся остаться дома один, так как мать и отец были на работе. Вышел во двор. Там были люди и мои товарищи по двору. Мы увидели наш самолет. Обыкновенный У-2, то есть кукурузник. И этот самолет стал преследовать немецкий бомбардировщик, который бомбил город. Мы залезли на крышу дома, чтобы увидеть, чем это все кончится. А кончилось это тем, что немец загорелся и рухнул за городом…

…В квартире у нас царил беспорядок. В одной комнате отошла часть стены. Там висело радио, я успел снять его, камни упали на мою кровать…

Самолеты улетели, тревогу отменили. Но город был неспокоен, в той стороне, где находились морской порт и железнодорожный вокзал, что-то взрывалось и горело.

Пришла мать с работы и сказала, что горит морской порт и вагоны. Камни мы с матерью с кровати убрали в сторону, а мусор вынесли. Вернулся отец, он сказал, что пришли суда из Одессы, груженные боеприпасами, и там было питание и обмундирование, и все это горело, рвались снаряды… Вот так первый раз бомбили город Керчь. Потом уже стали бомбить город с немецкой пунктуальностью.

Не помню точно, когда немцы первый раз заняли город, это случилось летом. Мы с улицы Красноармейской ушли на Митридат, где жила моя бабушка. Немцы заняли город, но гору Митридат еще нет. Там были наши солдаты – моряки. И они обстреливали улицы города, которые просматривались с Митридата. Но что они могли сделать? Ничего! Их оставалось человек десять, а может, и меньше, хотя у них и были пулеметы…

Город заняли немцы полностью. Мои родители вернулись на квартиру, на улице Красноармейской. Отец сидел дома, да и мать редко куда ходила. Я был опять со своими друзьями…

Зима 1941–42 гг. стояла очень холодная, надо было топить. Раза два я ходил на завод Войкова за углем. Уголь был замерзший, приходилось ковырять его руками и в мешок нагребать, хотя он был и кусками. Руки замерзали до того, что пальцы не гнулись. Мы их отогревали ртом и опять отрывали куски угля. Так за два хождения за углем у меня руки так назамерзались, что стали пухнуть, хотя я первое время и не замечал этого. Пальцы стали в два раза толще.

У нас во дворе жила семья евреев: старики – дед с бабкой, дочь взрослая и ее дочка, немного младше меня. Немцы приказали, чтоб все евреи нашили на рукава себе звезды шестиконечные. Старики это сделали, а мать и дочь нет. Они стали прятаться или днем ходить по городу, а вечером, когда начинался комендантский час, мать с дочерью подходили к нашему окну и стучали. Отец мой выходил во двор, открывал калитку, и они заходили, а калитку опять закрывали. А рано утром они опять уходили. Этих стариков и еще многих людей и детей расстреляли в Багровом противотанковом рву. Там был и один наш товарищ по улице. Мы радовались за него, когда он остался живой, хотя во рву остались его родители, а он вылез из-под трупов и пешком пришел в город и оказался среди нас. Мы ему помогали как могли.

Кончался 1941 год, начинался 42-й. До начала Рождества по новому стилю оставался один день. И вот мы увидели, что из Сенного переулка выезжают немецкие подводы по пять и более, а возвращаются одни. И так всю ночь. И не стало патрулей. А утром мы поняли, что город оставлен немцами и нет никакой власти.

Наступила весна и тепло. А с ним немцы начали опять бомбить город. На нашей улице нельзя было больше жить, везде были военные. Мы с матерью ушли на улицу Верхне-Митридатскую, в квартиру ее сестры. Отец не пошел, а остался в нашей квартире, сказав, что будет, то будет, а вы живите там. Так вот мы и жили на две квартиры. Немцы все же хотели и старались захватить город. Фронт проходил не так уж далеко от Керчи. Но на Митридате не так бомбили, как в городе. И вот в один летний день мать сказала, чтобы я передал отцу пусть придет, есть дело. Отца я встретил на углу улицы Красноармейской и Ленина. Он стоял с каким-то мужчиной. Я сказал отцу, что его зовет мать. Но тут же завыли сирены, и опять начался налет самолетов. Отец отослал меня назад к матери, я и побежал. Прошло некоторое время, дали отбой. Я помню, мать во дворе что-то стирала, она тогда работала в больнице. Во двор заходит женщина и здоровается с матерью, а мать спрашивает: «Что, идти на работу?» А женщина ей отвечает, что нет. «Так зачем же ты пришла с работы? – спрашивает мать. – Что случилось?» Женщина мнется, а потом говорит, что на улице Красноармейской во двор дома № 15 упала бомба. Я сразу побежал туда. Подбежав, я увидел, что возле нашей двери лежит отец весь в мелких осколках. Бомба была осколочная и очень мала, потому что воронка со штыковую лопату. На груди у отца сидела его любимая собака по кличке Кукла и никого к нему не подпускала. Через некоторое время пришла мать с бабкой и с двумя моими тетками. Взяли одеяло, положили отца на него и понесли домой, то есть на Верхне-Митридатскую. Там есть старое кладбище и церковь рядом. Какой-то мужчина взялся выкопать могилу за какие-то вещи, которые мать ему отдала. И там отца и похоронили… Я стал тогда сильно курить, от отца осталось много махорки…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});