Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Браво! — воскликнули из коридора мистер Тапмен и мистер Снодграсс при виде ходячей аллегории.

— Браво! — раздался в коридоре голос мистера Пиквика.

— Ура! Да здравствует Потт! — орала толпа.

Под эти приветственные возгласы мистер Потт сел в коляску, улыбаясь с видом благосклонного достоинства, явно свидетельствовавшим о том, что он сознает свою мощь и умеет ею пользоваться.

Затем вышла из дома миссис Потт, которая была бы очень похожа на Аполлона, если бы на ней не было платья; ее сопровождал мистер Уинкль, который в своем светло-красном фраке мог бы быть безошибочно принят за спортсмена, если бы у него не было столь же разительного сходства с почтмейстером. Последним шествовал мистер Пиквик, которого мальчишки приветствовали столь же бурно, предполагая, быть может, что его панталоны в обтяжку и гетры относятся к средневековым реликвиям.

Наконец, оба экипажа покатили к владениям миссис Лио Хантер. Мистер Уэллер (который должен был прислуживать за завтраком) помещался на козлах того экипажа, в котором находился его хозяин.

Все до единого — мужчины, женщины, мальчики, девочки и младенцы, собравшиеся поглазеть на гостей в маскарадных костюмах, — завизжали от восторга, когда мистер Пиквик торжественно проследовал в сад под руку с разбойником и трубадуром. А какие раздались ликующие возгласы, когда мистер Тапмен стал водружать на голову конусообразную шляпу, дабы в полном блеске появиться в саду!

Приготовления были сделаны в самом восхитительном стиле, они вполне оправдывали пророческие слова Потта о роскоши восточной сказочной страны и явно опровергали злостные замечания пресмыкающегося «Независимого». Сад размером не меньше акра с четвертью — был переполнен приглашенными. Никто никогда еще не видывал такою изобилия красоты, элегантности и литературных талантов! Здесь была молодая леди в костюме султанши, «делавшая» поэзию в «Итенсуиллской газете»; она опиралась на руку молодого джентльмена, который «делал» критику и, как подобает, нарядился в фельдмаршальскую форму — только без фельдмаршальских сапог. Здесь был сонм гениев, и каждый рассудительный человек почел бы за честь встретиться с ними. Мало того, здесь было с полдюжины львов[52] из Лондона — писателей, настоящих писателей, которые написали целые книги и затем напечатали, а здесь вы могли их созерцать; они прогуливались, как простые смертные, улыбались и болтали, да, болтали порядочный вздор, несомненно с благим намерением быть понятыми окружающей их вульгарной толпой. Кроме того, здесь был музыкальный ансамбль в картонных шляпах: четыре певца из неведомой страны, одетых в свои национальные костюмы, да дюжина наемных лакеев в своих национальных костюмах — и к тому же очень грязных. И, главное, здесь была миссис Хантер, одетая Минервой, принимавшая гостей и сиявшая от гордости и удовольствия при виде такого изысканного общества.

— Мистер Пиквик, сударыня, — доложил слуга, когда этот джентльмен приблизился к руководившей торжеством богине, держа шляпу в руке и в сопровождении разбойника и трубадура по бокам.

— Как! Где?! — вскакивая с места, вскричала миссис Лио Хантер с притворным восторгом и изумлением.

— Здесь, — сказал мистер Пиквик.

— Неужели я имею счастье лицезреть самого мистера Пиквика! — воскликнула миссис Лио Хантер.

— Он самый, сударыня, — с низким поклоном ответил мистер Пиквик. — Разрешите мне представить автору «Издыхающей лягушки» моих друзей — мистер Тапмен, мистер Уинкль, мистер Снодграсс.

Очень немногие, кроме тех, кто испытал это на себе, знают, как трудно кланяться в зеленых бархатных штанишках, узкой куртке и высокой шапке, или в голубых атласных буфах и белом шелковом трико, или в коротких вельветовых штанах и сапогах с отворотами, когда все эти принадлежности туалета сшиты не по мерке и нимало не приспособлены друг к другу и к фигуре, которую облекают. Никто еще не видывал таких судорог, от которых скрючился мистер Тапмен, старавшийся держаться свободно и грациозно, и таких замысловатых поз, какие принимали его костюмированные друзья.

— Мистер Пиквик, — сказала миссис Лио Хантер, — вы должны дать мне слово, что не будете отходить от меня в течение всего дня. Здесь сотни людей, которых я во что бы то ни стало должна вам представить.

— Вы очень любезны, сударыня, — отвечал мистер Пиквик.

— Во-первых, вот мои девчурки, я о них почти забыла, — продолжала Минерва, небрежно указывая на двух великовозрастных девиц, одну лет двадцати, другую года на два старше, одетых в детские платьица — для того ли чтобы им казаться юными, или для того, чтобы их мамаша казалась моложе, этого пункта мистер Пиквик нам не разъясняет.

— Они премиленькие, — заметил мистер Пиквик, когда представленные ему малютки удалились.

— Они очень похожи на свою маму, сэр, — величественно изрек мистер Потт.

— Ах вы проказник! — воскликнула миссис Лио Хантер, игриво хлопнув редактора веером по руке. (Минерва была с веером!)

— Ну, конечно, дорогая моя миссис Хантер, — сказал мистер Потт, состоявший в Логовище на ролях присяжного трубача. — Вы прекрасно знаете, что в прошлом году, когда ваш портрет появился на выставке Королевской академии, все спрашивали, чей это портрет — ваш или вашей младшей дочери; вы так похожи друг на друга, что различить вас немыслимо.

— Хорошо, пусть будет так, но зачем это повторять при чужих? — сказала миссис Лио Хантер, еще раз ударив веером дремлющего льва «Итенсуиллской газеты».

— Граф, граф! — вдруг взвизгнула она, обращаясь к проходившему мимо субъекту в иностранном мундире и с огромными баками.

— А? Ви меня зовете? — оглянулся граф.

— Я хочу познакомить двух поистине умных людей, — сказала миссис Лио Хантер. — Мистер Пиквик, позвольте вас представить графу Сморлторку!

Затем она быстро шепнула мистеру Пиквику:

— Знатный иностранец… собирает материалы для большой работы об Англии… Гм!.. Граф Сморлторк, мистер Пиквик.

Мистер Пиквик с подобающим почтением приветствовал столь великого человека, а граф вытащил записную книжку.

— Как ви сказали, миссис Хант? — осведомился он, милостиво улыбаясь восхищенной миссис Лио Хантер. — Пиг-Виг или Биг-Виг?.. Так зовете ви… адвокаты… Понимаю, именно Биг-Виг… Большой парик[53]. — И граф собирался занести мистера Пиквика в свою книжечку как джентльмена из тех что носят длинные мантии и фамилия которого произошла от его профессиональных занятий, но тут вмешалась миссис Лио Хантер.

— Нет, нет, граф, — сказала она. — Пиквик.

— А, понимаю, — ответил граф. — Пик — имя, Вике — фамилия. Хорошо, очень хорошо, — Пик Вике. Как поживаете, Вике?

— Благодарю вас, прекрасно, — с обычной своей любезностью отвечал мистер. Пиквик. — Давно ли вы в Англии?

— Давно… очень давно… больше две недели.

— И долго еще пробудете здесь?

— Одна неделя.

— Вам придется поработать, — с улыбкой заметил мистер Пиквик, — чтобы собрать за это время все нужные материалы. — Э, они собрались, — объявил граф.

— Вот как! — удивился мистер Пиквик.

— Здесь! — добавил граф, многозначительно хлопнув себя по лбу. — Дома большая книга… полная от заметок… музыка, живопись, наука, поэзия, политик — все.

— Слово «политика», сэр, — сказал мистер Пиквик, — заключает в себе целую науку немалого значения…

— А! — воскликнул граф, снова извлекая книжечку. — Очень хорошо… прекрасные слова начать главу. Глава сорок семь: Политик. Слово «политик» выключает собой…

И в книжечку графа Сморлторка было занесено замечание мистера Пиквика с теми вариациями, какие подсказывала пылкая фантазия графа или недостаточное знание языка.

— Граф! — начала миссис Лио Хантер.

— Миссис Хант? — отозвался граф.

— Вот это мистер Снодграсс, друг мистера Пиквика и поэт.

— Постой! — воскликнул граф, снова хватаясь за книжечку. — Раздел — поэзия… глава: Друзья от литература… фамилия — Сноуграс. Очень хорошо. Был представленный Сноуграс… великий поэт, друг Пика Цикса… через миссис Хант, который написал второе сладкое стихотворение. Как его имя? Лягушка… Изнывающий лягушка… хорошо, очень хорошо.

И граф спрятал записную книжку и удалился с поклонами и приветствиями, очень довольный тем, что ему удалось пополнить запас сведений столь важным и ценным материалом.

— Чудесный человек — граф Сморлторк! — сказала миссис Лио Хантер.

— Трезвый философ, — добавил мистер Потт.

— Ум ясный и проницательный, — продолжал мистер Снодграсс.

Хор гостей подхватил хвалебную песнь в честь графа Сморлторка и, глубокомысленно покачивая головами, провозгласил:

— Оч-чень!

Так как восхищение, вызванное графом Сморлторком, было весьма велико, то и чествовали бы его, быть может, до конца празднества, если бы четыре певца из неведомой страны не выстроились для живописности перед маленькой яблоней и не начали петь свои национальные песни, которые, по-видимому, особых трудностей для исполнения не представляли, ибо весь секрет их как будто заключался в том, что три певца из неведомой страны должны были стонать, а четвертый — ныть. По окончании этого интересного концерта, вызвавшего громкие аплодисменты всего общества, какой-то подросток начал пролезать между перекладинами стула, прыгал через него и проползал под ним, катался с ним по земле и проделывал решительно, все, только, не сидел на нем, затем сделал галстук из собственных ног и обвязал его вокруг шеи, после чего демонстрировал, с какою легкостью можно придать человеческому существу сходство с раздувшейся жабой, — все эти подвиги вызвали восторг и изумление собравшихся зрителей.